Индия. На плечах Великого Хималая, стр. 23

На центральной улице было несколько дхаб, удовлетворяющих вышеописанным условиям. И мы не стали выбирать, а зашли в ту, внутри которой красовался рекламный щит следующего содержания:

«I AM A BUSINESSMAN RESTAURANT IS MY TEMPLE CUSTOMER IS MY GOD THIS IS MY WAY OF THINKING», где с удовольствием приняли участие в священнодействии путём поедания тали и пития чая.

Синяя птица

Утром вышли на прогулку по посёлку и окрестностям. Первая и главная достопримечательность — храм Ганги, находившийся прямо под окнами нашего отеля: невысокий, но при этом довольно изящный. Он был белого цвета, лишь по краю крыши и фундаменту тянулась малиновая обрамляющая полоса. Четыре угловых придела завершались башенками, по высоте чуть ниже главного купола, на площадь выходили большие ворота со ступенями. Как выяснилось, он был построен в начале XVIII века и реставрирован правителем Джайпура в XX.

Мы прошли к храму мимо скульптурной композиции, состоящей из Шивы, под ногами которого лежал его бык Нанду и стоял трезубец, царя Бхагиратхи и Ганги. Шиву я опознал сразу — по трезубцу и леопардовой шкуре на бёдрах, а вот насчёт того, что по правую руку от него был Бхагиратха, а чуть ниже — Ганга, не уверен.

Вторая достопримечательность — валун Бхагиратха Шила, на котором Бхагиратха молил Шиву принять воды реки себе на голову.

Третья — водопад Гаурикунд, по гималайским меркам не слишком большой, но удивительно красивый, в его струях висела радуга, а в углублениях гладких камней, под которыми летела вода, стояли малиновые и зелёные лужи.

Четвёртая — потрясающий хвойный лес, высокие деревья, прозрачный подлесок: и всё это в долине, зажатой между крутых склонов и причудливо прорезанной столь глубоким ущельем, что внизу уже полутьма, в которой грохочет белая и мощная река. В Гималаях есть по крайней мере два места, где я чувствую себя дома. Это Ганготри и Наггар — ему будет посвящено несколько последующих глав.

Мы дошли до притока, вдоль которого начиналась тропа на озеро Кедратал. На его берегу находился палаточный лагерь индийских туристов и маленькая электростанция, обеспечивающая посёлок энергией. В данный момент станция была «на профилактике» и никого ничем не снабжала. Надо сказать, что рассчитывать на постоянное электроснабжение в Ганготри нельзя и стоит ловить электричество, пока оно есть. Мы поймали его всего на несколько часов.

На обратном пути возле одной из лавочек, где Сева что-то высматривал, сжимая в руках деньги, к нему подошёл весьма шустрый баба. Он взял банку кока-колы, затем посмотрел на Севу. «Ты меня угостишь?» — спросил баба. Это было так неожиданно, что Сева согласился. В итоге ничего не купив себе, угостил бабу отнюдь не дешёвым в этих местах напитком.

Наши барышни, как говорится, «прикололись по вяленой тыкве». Это одна из типичных сладостей, которую можно купить повсюду (около десяти рупий за сто граммов).

Я же, вдруг услышав от двух проходящих мимо людей русскую речь, разговорился с ними. И далее наш разговор продолжился за чашкой чая в одной из дхаб. Ребят звали Роман и Женя, первый — типичный для Индии путешественник с немецким гражданством и русским прошлым, второй — из Киева, с дредами и хиповым видом, столь же типичный для Индии саньясин. Они рассказали, что живут в палатке на берегу Ганги чуть выше посёлка, что недавно поднимались к озеру Кедратал, но наверху пошёл сильный снег и пришлось вернуться обратно, что в Ганготри мы и они не единственные русские, около восьми человек находятся здесь уже не первый день. Они рассказали нам о дхабе, где очень вкусно и дёшево готовят, и мы договорились вечером там встретиться. Поговорили и об Учителях. Женя — саньясин Пилота Бабы и часто сопровождает его во время поездок по Украине и России. Обычно я стараюсь придерживаться совета Ра Хари — «Если вам случится жить в Индии, то старайтесь меньше общаться с русскими духовными искателями», но в данном случае общение с Женей совершенно не напрягало. Он показался мне очень светлым человеком. Если у Пилота Бабы такие ученики, то какой же он сам?

А у нас появился свой баба. Поначалу, при разборе должностей, Сергей Носов приобрёл статус «научного руководителя экспедиции по непосредственному… и так далее», но после пения бхажан и самовольного посещения ледяной пещеры он сильно изменился. Его слова стали весомее, а поступки твёрже. Если кто-то из нас случайно нарушал местные традиции, например брал чапати левой рукой, Носов делал ему строгое замечание, и кому-то сразу становилось стыдно. А гуляя по живописному сосновому лесу на берегу Ганги, Носов глубокомысленно произнёс: «Бог — это не бог». Правда — потом он быстро развил это учение, и следующая фраза, которую мы от него услышали, была такова: «Не бог — это бог». И в этом не было никакого противоречия.

А потом мы увидели синюю птицу. Когда её крылья были сложены, оперение казалось чёрным, но стоило ей их расправить, как возникал глубокий синий цвет. Она пролетела под нами по ущелью Ганги и села на одну из отполированных водой природных ступеней. Рядом с ней лежала пустая холщовая сумка и угли от костра. И не говорите мне, что это просто синяя сойка, а не птица счастья.

Кафе, которое нам порекомендовали Женя и Роман, оказалось действительно уютным. В нём сидела довольно большая компания русских и японцев. Удивительно, что представители этих двух столь разных наций здесь тесно общались. И я подумал, что фраза Киплинга в её расхожем понимании — «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут» — здесь не работает.

На самом деле всем, вырвавшим эту фразу из контекста прекрасного стихотворения, следовало бы знать его целиком. А смысл баллады скорее противоположен общему пониманию фразы. Она об уважении к чужому мужеству, о дружбе. Вот это четверостишие целиком:

«Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at Gods great Judgment Seat;
But there is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth,
When two strong men stand face to face, tho’ they come from the ends of the earth!»

Электричества так и не дали, мы ужинали на террасе в свете керосиновых ламп и свечей. Было в этом что-то от древней мистерии.

On the road to Rishikesh *)

Рано утром покинули Ганготри в компании с Кэтрин, Келли и саньясином из Германии Рамой, который собирался оставить нас в Уттаркаши. Мы беседовали о путешествиях, а Сева писал стихи. Вот одно из его стихотворений, написанных в джипе.

О чём думают камни на дне бегущей реки?
Или валун, по пояс поднявшийся — поперёк?
В зелёные, медленные, прохладные ткани
Одевается Ганга-река, когда спускается с гор,
И мне вместе с ней уже ни о чём не хочется думать.

Водитель был молодым и гнал, мы останавливались лишь для того, чтобы перекусить и разобраться с машиной, повредившей нам задний бампер, — джип, идущий следом, всё время нас поджимал (хотя куда уж быстрее), и стоило нашему водителю притормозить, как тот въехал в нас, но несильно. Почему-то большинство водителей джипов либо совсем молодые люди, либо за сорок. Я подумал, что на таких дорогах происходит некий отбор — тот, кто лихачит, не доживает до среднего возраста.

В обед решили покурить, и Сева вдруг обнаружил, что всё оставил на окне. Носов Баба его не осудил, зато я — очень. На рынке в Утгаркаши снова купили фруктово-ягодный набор: арбуз, бананы, манго. Так что вечером в Ришикеше устроили фруктовый пир вместе с американками, одна из них, Келли, оказалась фотографом, живописцем и художником по керамике, а Кэтрин — искусствоведом и преподавателем колледжа. Обе постоянно путешествуют, но вместе поехали в Индию впервые. Кэтрин обычно брала с собой дочь, и, когда дочь была маленькой, ей это нравилось. Но теперь дочке уже шестнадцать, и она решила жить по-другому: без бесконечных дорог, ночёвок в дешёвых отелях и ашрамах и прочих радостей искателей истины.

вернуться

3

Первая строка из песни «Битлз» «Child of Nature».