Голос, стр. 44
16
В подъезде дома, где жила Тесса Роббинс, сидела консьержка, пахло старой восковой мастикой, а широкие мраморные ступени покрывала красная ковровая дорожка. Покой, нега и легкий налет скуки. В двух шагах от улицы Оберкампф. Брюс поднялся на пятый этаж на лифте. Он позвонил, услышал шаги, встал точно напротив дверного глазка, свет в котором на некоторое время исчез. В распахнутой двери появилась Тесса Роббинс в роскошном черно-сером халате. Затянутые в «конский хвост» волосы позволяли лучше, чем когда-либо, рассмотреть ее слегка асимметричное лицо. Она была почти не накрашена и казалась усталой. Тем не менее она встретила его лукавой улыбкой, совершенно не отличавшейся от тех, которые иногда дарила ему в годы совместной жизни.
— Могу я зайти на пять минут?
— Конечно, Александр.
Она посторонилась, давая ему проход, закрыла дверь, потом поцеловала его в щеку.
— Ты гулял под дождем?
— Да, с нашим общим другом.
Она пожала плечами, не выразив особого интереса, и повела его за собой по коридору, завешанному натюрмортами, заставленному комодами XVIII века и бюстами маркиз. Салон был меблирован скорее в американском стиле, с широкими кожаными диванами и баром, занимавшим целую стену. Широкое окно выходило на Сену, мост Альма и купола Гран-пале. Она предложила ему сесть, потом принесла полотенце. Сама села на другом конце того же дивана и смотрела, как он промокает волосы. Она сказала:
— Ты все такой же красивый. Даже когда мокрый и пахнешь, как старый пес.
— И ты тоже.
— Что случилось? Надеюсь, ничего серьезного?
— Ты знакома с Аленом Саньяком.
— Ты не спрашиваешь, значит, я не должна отвечать.
— Этот тип сотрудничает с нами по делу Вокса.
— Да, я знаю.
— Ты это знаешь?
— Да, я встретилась с ним, потому что он хотел получить от меня сведения о тебе. Он опасался, что ты примешь слишком близко к сердцу роль координатора этого расследования.
— Что ты ему сказала?
— Безобидную неправду. Что ты любил бывать за городом, ловить тунца. Да вообще все, что мне приходило в голову. — Брюс поднял брови. Она продолжала: — Мне не хотелось говорить с ним о тебе. Мне не хотелось произвести на него плохое впечатление. Нужно было найти компромисс.
— Почему ты с ним спишь?
— Первый раз это случилось, потому что он ужасно этого хотел.
— Ну, такое можно сказать о почтальоне.
— Ален Саньяк появился в тот момент, когда я перечитывала бурную биографию Клауса Кински.
— Это могли быть и «Приключения Пифа». Что за чушь!
— В конце века мне стало скучно, Александр. В семидесятые все казалось таким возбуждающим.
— В те годы ты была слишком молода.
— Я из молодых, да ранних.
— Ну а во второй раз?
— Какой второй раз?
— Саньяк.
— Знаешь, секс без любви доставляет мне больше удовольствия.
— Да, иногда этим вещам совсем не обязательно совпадать.
Она снова улыбнулась ему и пожала плечами. После этого закурила. Он посмотрел, как она зажигает сигарету, вспомнил и другие ее жесты, такие же плавные. Ему захотелось провести рукой по ее шелковистым волосам и погладить ее по подбородку. Но, сказав себе, что вполне достаточно знать, что в мире существует такое очарование, он встал.
— Береги себя, Тесса. И не открывай дверь, кому попало.
— У меня надежный инстинкт.
— Даже Фреду Геджу.
— Фред носит свое отчаяние с той же гордостью, как другие— очки «Рэй Бэн». Это придает ему стиль.
— Я думаю, что он от него балдеет.
— Ну, такое с нами со всеми случалось. Извини, я себя виноватой не считаю.
— А с Саньяком, это будет продолжаться?
— Еще не знаю. Мне нравятся его разговоры. Ален— очень умный извращенец.
— Его разговоры?
— Он мне рассказывал много захватывающего о власти Глагола. О силе мантр в самой древней индийской религии. Самое великое из литургических восклицаний — это Ом! Все ведические молитвы начинаются и кончаются этим слогом. Он родился по меньшей мере за шестнадцать столетий до Иисуса Христа, ты знал?
— Нет.
— Ом! Это таинственный возглас, придающий энергию религиозным церемониям. Это абсолютный звук. Еще Саньяк сказал, что это первородный Глагол, чьи отголоски звучат в бесконечности.
— По-моему, он это где-то украл, а если я могу тебе дать совет, то оставалась бы ты лучше со своим американцем. Может быть, он не такой блестящий рассказчик, как Саньяк, но было бы обидно лишиться такого вида из окна.
— Я предпочла бы приобрести точку зрения на существование.
— Одна точка зрения у тебя уже есть. Немного старомодная, но может помочь.
— Как я люблю, когда ты пускаешься в философию.
— А я люблю, когда ты живешь своим умом,
— Ты думаешь, мы когда-нибудь еще увидимся, Александр?
— Судя по всему, скоро род человеческий эволюционирует. Следующий этап— это бессмертный робот. Он появится, как только мы научимся перекачивать наши души в машины. Вот тогда я тебе и позвоню.
— Как забавно, Саньяк мне тоже рассказывал что-то в таком роде.
— Хороший прием, чтобы завлечь девчонку.
— Честно говоря, меня это не завлекло. Кому будут нужны женщины в новом мире? Ведь детей-то не будет.
Она уже не улыбалась, на лице появилось выражение ожидания. Он подошел, с закрытыми глазами поцеловал ее в лоб и сказал, что ему пора уходить.
Алекс Брюс проехал мост Конкорд и повернул на набережную Анатоля Франса. Он мне рассказывал много захватывающего о власти Глагола. Может быть, именно так Вокс соблазнял своих жертв. С помощью власти слов. Он мог быть великолепным собеседником с внешностью, не вызывающей никаких подозрений, ищущим голос, который раздразнил бы его извращенное желание. Чтобы усыпить бдительность, он будил интерес. Интерес к истории, ко всем этим историям, правдивым или вымышленным. Брюс подумал, что и Фред Гедж соблазнил Тессу таким же образом. Своими речами он заставил ее мечтать. Но он не продержался тысячу и одну ночь. Он получил отставку, как только ей наскучили телевизионные и журналистские анекдоты.
Брюс включил радио, нашел какую-то станцию. Он сразу же узнал группу «Morcheeba» и с радостью вслушивался в ее звучание. Года три назад, когда они расстались с Тессой, он, привлеченный нежностью черных голосов, купил диск «Полное спокойствие» и в последнее время часто слушал его.