Кобзарь, стр. 96
Петербург, 15 января 1860
«Ой ты, темная дуброва…»
* * *
Ой ты, темная дуброва!
У тебя обновы
Трижды в год…
Богаты, видно
Сундуки отцовы.
Разукрасит тебя старый
Зеленым покровом, —
А сам глядит, любуется
Своею дубровой…
Насмотревшись на милую
Дочку молодую,
Возьмет ее, закутает
В ризу золотую
И укроет дорогою
Белой пеленою, —
Да и ляжет, утомившись
Заботой такою.
15 января 1860, СПб.
ПОДРАЖАНИЕ СЕРБСКОМУ
Сваты въехали во двор,
И жених — за ними.
Договариваться в хату
Пошли с отцом сваты.
Я тогда у молодого
Хлопца-чернобровца
Беру коня, и ни слова!
Отвожу к колодцу.
Конь заезженный: копыта
Стерты и побиты;
А узорное седельце
Ничем не покрыто.
«Ты скажи, скажи мне, коник,
Куда вы так мчались?»
«К чернобровке мы какой-то
Всю ночку скакали».
«Станешь пить ли, коник, воду
Нашего колодца?
Чернобровке молодицей
Стать нынче придется ль?»
4 мая 1860, СПб.
МОЛИТВА
Царям, всесветным шинкарям,
Дукаты, талеры, рубли
И путы лютые пошли!
Рабочим головам, рукам
Средь обокраденной земли
Свою ты силу ниспошли.
Мне ж, сыну горестной земли,
Подай любовь, сердечный рай
И больше благ мне не давай!
24 мая 1860, СПб.
* * *
Царей, кровавых шинкарей,
Ты в цепи крепкие закуй,
В глубоком склепе замуруй!
Рабочим людям, всеблагий,
Сынам ограбленной земли
Свою ты силу ниспошли!
А чистых сердцем — возле них
Поставь ты ангелов своих,
Чтоб чистоту их соблюли!
Мне ж, господи, любовь подай
К заветам праведным земли
И друга верного пошли!
25 мая Петербург, 1860
* * *
Злоначинающих сдержи,
Ты их в оковы не закуй,
В глубокий склеп не замуруй!
А доброзиждущим рукам
И укажи и помоги,
Святую силу ниспошли!
А чистых сердцем? Возле них
Постави ангелов своих
И чистоту их соблюди.
А всем нам, детям сей земли,
Единомыслие подай
И братолюбие пошли.
27 мая Петербург, 1860
«В былые дни, во время оно…»
* * *
В былые дни, во время оно,
Помпилий Нума, римский царь,
Тишайший, кроткий государь,
Уставши сочинять законы,
Пошел однажды в лес гулять,
Чтоб там, для отдыха поспавши,
Додумать, как бы заковать
Всех римлян в цепи.
И, нарвавши
Лозы зеленой по пути,
Из прутьев петлю стал плести
На чью-то шею. Вдруг нежданно
Он видит, что в тени платана
Спит девушка среди цветов…
Дриады стройные лесов
Померкли пред ее красою,
Перед богинею такою!
Пред ней Эгерия в тоске
Повисла в петле на суке.
Но на цветы взирает Нума
И на девицу, мудр и тих,
А в голове одна лишь дума:
«Как подданных сковать своих?»
28 мая 1860, С.-Петербург
«Ненасытным очам…»
* * *
Ненасытным очам,
Тем царям-божествам
Корабли и плуги,
Все богатства земли,
И хвалы, и псалмы —
Этим мелким божкам!
Работящим умам,
Работящим рукам —
Целину поднимать,
Думать, сеять, не ждать,
Что посеяно — жать
Работящим рукам.
Кротким сердцем простым
Миролюбцам святым, —
Царь небес и земли, —
Долголетье живым,
А усопшим твоим
Рай небесный пошли.
Все на свете — не нам,
Все богам, все царям!
Корабли и плуги,
Все богатства земли,
Друг мой милый… А нам…
Нам любовь меж людьми.
31 мая 1860, СПб.
ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ
В Путивле-граде утром рано
Поет и плачет Ярославна,
Поет кукушкою, скорбя,
И скорбью мучает себя.
Молвит: «Полечу зегзицею,
Сизой чайкою-вдовицею
Я вдоль по Дону полечу,
Рукав бобровый омочу
В Каяле. И на теле белом,
На теле княжьем омертвелом
Я кровь сухую оботру,
Глубокие омою раны…»
И стонет-плачет Ярославна
В Путивле рано на валу:
«Ты ветер, ветер мой, ветрило!
Ты, господин мой легкокрылый!
Зачем крылом могучим ты
На войско наше с высоты,
На войско князя неустанно
Бросаешь злые стрелы хана?
Не мало ль неба, и земли,
И моря синего? На море
Качай насады-корабли.
А ты прелютый… Горе! Горе!
Мое веселье ты украл,
В степи ковыльной разбросал».
Тоскует, стонет, плачет рано
В Путивле-граде Ярославна
И молвит: «Сильный и седой,
Широкий Днепр! Своей волной
Пробил еси крутые скалы,
Катясь по землям половецким,
Носил еси на байдаках
На половцев, на Кобяка —
Носил дружину Святославлю!..
О мой Славутич достославный!
Мое ты ладо принеси,
Чтоб я постель ему постлала
И в море слез не посылала, —
Слезами моря не долить».
И плачет-плачет Ярославна
В Путивле, на воротах града…
Святое солнышко взошло.
И молвит; «Солнце пресвятое
На землю радость принесло
Земле и людям. Надо мною
Одной досель не рассвело.
Ты, господин мой, сжег долины,
Спалил еси траву степей,
Спалил и князя и дружину,
Теперь вдову его убей!
Ты, солнце! Не свети, не грей, —
Мой князь погиб… я тоже сгину!»