Кобзарь, стр. 67
Кос-Арал, 1848
«И сонные волны, и мутное небо…»
* * *
И сонные волны, и мутное небо,
На берегу в далекой мгле
Камыш, как бы навеселе,
Без ветра гнется. Боже! Где бы
Узнать, придется ль долго мне
В моей незапертой тюрьме
Над никудышным этим морем
Тоской томиться, мыкать горе?
Молчит засохшая трава,
Лишь гнется, будто бы жива,
Не хочет правду мне открыть…
А больше некого спросить.
Кос-Арал, 1848
«И вырос я в краю чужом…»
* * *
И вырос я в краю чужом,
И на чужбине доживаю,
И в одиночестве своем
Я не могу назвать, не знаю
На свете лучшего, чем Днепр
И чем родная Украина…
Но хорошо лишь, где нас нет, —
Я вижу. В тяжкую годину
Недавно как-то довелось
Заехать мне на Украину,
В то благодатное село,
Где мать качала, пеленала
Меня, младенца, и в ночи
На свечку богу добывала,
Поклоны тяжко кладучи,
Перед иконою молила,
Чтоб доля добрая любила
Ее ребенка… Счастье, мама,
Что ты так рано спать легла,
А то бы бога прокляла
За мой удел.
Ах, как же страшно
Все в благодатном том селе.
Земли чернее, по земле
Блуждают люди; оголились
Сады зеленые; в пыли
Погнили хаты, покосились;
Пруды травою заросли.
Село как будто погорело,
Как будто люди одурели, —
Без слов на барщину идут
И за собой детей ведут!
И я заплакал, и назад
Поехал снова на чужбину.
И не одно лишь то село, —
Везде на славной Украине
Крутое панство запрягло
Людей в ярмо… И гибнут, гибнут
В неволе рыцарей сыны!
А прогоревшие паны
Ростовщикам — друзьям хорошим —
Несут последние штаны…
И очень тяжко, страх как тяжко
В пустыне этой пропадать!
Еще трудней на Украине
Все видеть, плакать и молчать!
Пока не видишь, как ужасно
То зло, все кажется прекрасно
На Украине с давних пор,
И старый Днепр меж тихих гор,
Как будто в молоке младенец,
Красуется, любуется
На всю Украину.
А над ним в садах зеленых
Широкие села,
А в веселых этих селах
Жизнь людей веселых.
Так оно бы, может, сталось,
Если б не осталось
Панского следа в Украине!
Кос-Арал, 1848
«Не для людей и не для славы…»
* * *
Не для людей и не для славы
Свои стихи, что так кудрявы,
Я сочиняю, — для себя
Пишу их, братия моя!
Я пишу стихи в неволе,
Тоску забывая;
Будто с дальней Украины
Слова прилетают
И ложатся на бумагу,
Плачут и смеются,
Будто дети, и радуют
Забытую душу,
Несчастную. Хорошо мне,
Хорошо мне с ними,
Как отцу в богатой хате
С детками своими.
И доволен я и весел,
Бога умоляю,
Не забыл бы моих деток
В чужедальном крае.
Пускай домой слетаются
Легонькие дети
И расскажут, как им тяжко
Было жить на свете.
И в семье веселой тихо
Детей приласкают,
И старою головою
Отец покачает,
Мать промолвит:
«Лучше б детям
Не родиться было».
А девушка подумает:
«Я их полюбила».
Кос-Арал, 1848
Петербург (?), 1858
«На кургане возле рощи…»
* * *
На кургане возле рощи,
Где вольная воля,
Будто борются друг с другом
Две раины в поле.
Ветра нет, но гнутся обе,
Будто ветер дует.
Это сестры-чародейки
Меж собой враждуют.
Они обе полюбили
Одного Ивана.
Как водится, были обе
Казаку желанны.
То одну он звал любимой,
То другую милой…
Но однажды над рощею
Солнце заходило, —
И сошлись в овраге трое.
«Это не годится!
Издеваешься над нами!..»
Пошли чаровницы,
Чтобы отравить Ивана,
За злою травою.
Нашли траву, варить стали
Зелье колдовское.
Заплакали, зарыдали,
Да дело такое:
Надо варить! Наварили;
Хлопца отравили,
На кургане возле рощи
В поле схоронили.
И довольны? Нет, не больно:
Все они ходили
На курган тот утром рано
Плакать над Иваном.
Да и сами отравились
Проклятым дурманом.
А всевышний для примера,
Карая их злобу,
Превратил сестер в деревья;
И дерева оба
В чистом поле, на кургане,
Над Иваном этим
И без ветра склоняются,
И клонит их ветер.