Кобзарь, стр. 54

Орская крепость, 1847

Нижний Новгород, 1858, февраль 24

N. N

Солнце заходит, горы чернеют,
Пташечка молкнет, поле немеет,
Отдых находят люди под кровом.
А я гляжу… и думами снова
Мчусь на Украину, в садик вишневый;
Мчусь к ней мечтами, в мечтах витаю,
И будто сердцем я отдыхаю.
Чернеет поле, и лес, и горы,
Звезда блеснула в синем просторе.
Звездочка! свет мой! — и слезы каплют.
Взошла ль уже ты на Украине?
Карие очи ищут, нашли ли
Звездочку в небе? Или забыли?
Если забыли, дай бог, чтоб спали,
Про мою долю и не слыхали.

Орская крепость, 1847

N. N

Тогда мне лет тринадцать было,
За выгоном я пас ягнят.
И то ли солнце так светило,
А может, просто был я рад
Невесть чему. Все походило
На рай небесный…
Уже давно на полдник звали,
А я в бурьяне, в тишине,
Молился богу, и едва ли
Хоть раз еще на свете мне
Так сладко, радостно молилось,
Так сердце весело цвело,
Казалось, небо, и село,
И даже стадо веселилось,
И солнце грело — не пекло!
Да не долго солнце в небе
Ласковое было:
Поднялось, побагровело,
Рай мой опалило.
Осмотрелся, как спросонок:
Село почернело,
Божье небо голубое
И то потемнело.
На ягнят я оглянулся —
Не мои ягнята!
Оглянулся я на хату —
Нет у меня хаты!
Ничего господь мне не дал!..
Горький и убогий,
Я заплакал!.. А девушка
Рядом у дороги
Посконь дергала, родная.
Она услыхала,
Увидала, что я плачу,
Пришла, приласкала,
Слезы вытерла ребенку
И поцеловала.
И снова солнце засияло,
И словно все на свете стало
Моим… дуброва, поле, сад!..
И мы шутя, смеясь погнали
На водопой чужих ягнят.
Пустяк! А вспомню, и сегодня
Тоска наполнит грудь мою, —
Ведь не пришлось в таком раю
Мне жить по милости господней.
Пахал бы я родное поле,
Не слыл юродивым, своей
Не знал бы горемычной доли,
Не проклял бога и людей!..

Орская крепость, 1847

«He греет солнце на чужбине…»

* * *
He греет солнце на чужбине,
А дома слишком уж пекло.
Мне было очень тяжело
И там — на славной Украине:
Любви и ласки я не знал,
Я сам от многих отдалился,
Блуждал тихонечко, молился,
Панов-злодеев проклинал.
Передо мною проходили
Глухие, давние лета:
Тогда повесили Христа,
Его бы и теперь казнили!
Теперь мне счастья нет нигде,
А может, счастья и не будет
И на Украине нашей, люди,
Как на чужбине! Как везде!
Но мне хотелось бы другого:
Чтоб люди сделать не могли
Мне гроб из дерева чужого…
Чтобы хоть горсточку земли
Ко мне из-за Днепра святого
Святые ветры принесли,
И это все. Вот так-то, люди,
Хотелось бы… Да что гадать…
Зачем же бога утруждать,
Когда по-нашему не будет!

Орская крепость, 1847

СОН

Горы мои высокие!
Вы не так высоки,
Как прекрасны, голубые
В дымке, издалека —
С переяславских просторов,
С Выблого кургана,
Вы виднеетесь, как тучи,
За Днепром туманным.
Иду я тихо над рекою,
Любуюсь — вот передо мною,
Как будто призраки всплывают,
Из тучи тихо выступают
Обрыв высокий, лес, овраг;
И хатки белые мелькают,
Как дети в жмурки на лугах
В рубашках беленьких играют;
А понизу седой казак,
Наш Днепр, среди лугов сверкает.
А дальше, дальше за Днепром,
Часовней малою маяча,
На горке церковка казачья
Стоит с покривленным крестом.
Все стоит и ожидает
Запорожца с Луга…
Днепр широкий окликает,
Жалуется другу.
И тускнеют окна храма,
Как мертвец упрямо
Даль степную озирает
Из могильной ямы.
Обновленья ждешь в печали?
Не дождешься славы!
Твои люди ограблены,
А панам лукавым
Нету дела до великой
До казацкой славы!..
И Трахтемиров под горою
Свои хатенки вдоль реки
Раскинул горестной рукою,
Как нищий пьяненький куски.
Монастырище — вон, когда-то
Казачье старое село.
А так ли было, так ли шло?…
Все отдано царям проклятым:
И Запорожье, и село,
И монастырь, и все богатства:
Все осквернили, разнесли!..
А вы, вы, горы, не спасли!!
Дай бог вовек не любоваться
На вас, проклятые!.. Нет, нет…
Не вам проклятье!.. Окаянным
Магнатам, гетманам поганым!..
Простите же, простите мне,
Высокие и голубые,
На свете самые святые!
Простите! Богу помолюсь…
Я так, я так ее люблю,
Украину, мой край убогий,
Что прокляну святого бога
И душу за нее сгублю!
Над Трахтемировом, высоко,
На круче, будто сирота,
Что ищет гибели в глубоком
Днепровском омуте, вот так
Белеет хата из-за тына…
Видна из хаты Украина
И гетманщина вся кругом.
Старик столетний возле хаты
Сидит, а солнышко к закату
Уже склонилось над Днепром.
Сидит старик, и зреют думы,
И слезы капают. «Ай-ай! —
Промолвил старый. — Недоумы!
Испакостили божий рай!.. Гетманщина!!»
И старое Сердце загрустило…
Может, чем-то тяжким-тяжким
Вылиться просилось?
И не вылилось…
«Блуждал я по свету немало,
Носил и свитку и жупан.
На что уж худо за Уралом
Киргизам бедным, но и там,
Ей-же-богу, жить привольней,
Чем нам на Украине.
Может, потому — киргизы
Всё не христиане?
Зла принес Христос немало,
А переиначил
Людей божьих? Ведь катились
Глупые казачьи
Наши головы за правду,
За веру Христову,
Упивались и своею
И чужою кровью!..
Разве лучше стали? Где там!
Куда хуже стали.
Без ножа и аутодафе
Людей заковали
И терзают… Ой, ой, паны,
Паны христиане!..»
Затих мой старый, убит тоскою,
Поник седою буй-головою.
Под вечер солнце лес золотило
И Днепр и степи золотом крыло;
Собор Мазепы в лучах сияет,
Курган Богданов вдали мерцает;
Где путь на Киев, там сиротливо
К холмам Трех Братьев склонились ивы,
Трубайло с Альтой между речною
Слились осокой, как брат с сестрою,
И все-то, все-то радует очи,
А сердце плачет, взглянуть не хочет!
Солнце светлое простилось
С черною землею;
Выступает ясный месяц
С сестрою-звездою;
Веселея и яснея,
Тучи расступились.
А старик на небо глянул,
Слезы покатились…
«Я хвалю тебя, мой боже,
Господи великий!
Что не дал ты мне погибнуть,
Небесный владыко!
Что вложил ты в сердце силу
Пересилить горе
И привел меня, седого,
На святые горы —
Одиноко поселиться
И тебе молиться,
И твоею красотою
Тихо насладиться…
И, прибитое грехами
Тяжкими, людскими,
Схоронить на кручах сердце
И витать над ними…»
Вытер слезы огневые,
Хоть не молодые,
И припомнил, старый, годы
Давние, благие…
Где, как, зачем и что творилось?
Что было въявь, а что приснилось?
Моря какие повидал?
Он вспомнил темную дуброву
И очи юной, чернобровой,
И месяц между звезд сиял,
И соловейко на калине
То затихал, то распевал,
Святого бога восхвалял;
И это все на Украине!..
И усмехнулся старый дед…
Знать, некуда ту правду деть,
Что справить свадьбу собирались,
Да разошлись, не повенчались…
Ушла, и он на склоне лет
Один и помнит все утраты.
Старик мой снова загрустил;
Ходил в раздумье до заката,
Потом молитву сотворил
И тихо спать поплелся в хату,
А полог туч луну прикрыл.
Вот такой мне на чужбине
Нынче сон приснился.
Будто снова я на волю,
На свет народился.
Дай мне, боже, приютиться
В старости глубокой
На тех кручах ограбленных
В хате одинокой,
Чтоб замученное сердце,
Выжженное горем,
Принести перед кончиной
На Днепровы горы.