Чужой (СИ), стр. 18
Чеченец стоял к Женьке лицом и смотрел ему ему в лицо.
- Лезь наверх и тащи сюда деньги. Если ты пошутил и денег не найдёшь я брошу тебе гранату. Ты всё понял?
Женька молча кивнул головой.
Женька пополз к стене, срывая ногти вытащил кирпичи, вытянул из ниши маячок и активировал сигнал. Потом открыл сумку, надорвал упаковку на нескольких денежных пачках. Волоком потянул сумку к краю, закричал:
- Лови!
Сумка кувыркаясь полетела вниз.
Ворох разноцветных купюр, кружась словно осенние листья, начал осыпаться на землю.
Женька увидел изумлённое лицо чеченца, его раскинутые руки, которыми тот пытался удержать денежный листопад.
Легко, словно птица взмыл над крышей, и его тело с растопыренными крыльями- пальцами упало на чеченца. Ему показалось, что падал он очень долго и вот уже сейчас свинцовая струя ударит перережет его тело.
Но ногти уже впились врагу в лицо, - кожа на горле чеченца Лечи вдруг стала мокрой и скользкой от пота. Женька рвал и царапал пальцами кадык.
Женька задыхался, его силы кончались и хотелось вцепиться зубами в горло. Другая его рука нащупала глаза истекающего смертным потом человека и под веки воткнулись пальцы, выковыривая закровяневшие глазные яблоки...
Женька услышал хрип. Однажды в детстве он слышал, что так хрипела соседская сука, которую сосед вздёрнул на дереве в собственном огороде.
Кто-то из поселковой шпаны прострелил собаке позвоночник. И она, перебирая передними лапами, с воем ползла домой, безжизненно волоча за собой задние лапы и оставляя кровавый след на снегу.
А через неделю у неё началась гангрена и от неё начало вонять гнилым мясом.
Тело под ним дёргалось в конвульсиях, слабело и наконец затихло...
Несколько секунд Женька без сил лежал на груди убитого им человека. Пальцы правой руки судорожно, насмерть сжимали смятое, сломанное горло. Ободранные пальцы левой руки болели, были в крови и какой то слизи...
К горлу подступила тошнота, и Женьку вырвало прямо на лицо мёртвого человека.
* * *
Где -то вдалеке послышался рокочущий звук. Он пульсировал и дрожал, сила его нарастала и приближалась.
Женька повернул голову в сторону, откуда набегала звуковая волна.
Из-за изломанной кромки горы, тускло отсвечивая лопастями винтов, в нежный простор раннего утреннего неба вырвались сразу два вертолета. Пара Ми-24 "Крокодилы" - со скошенными вниз хищными мордами, с цилиндрическими кассетами ракет под грязно зелёным брюхом, свирепо и яростно полосуя винтами горячий воздух, пронеслись над зелёнкой и разошлись в разные стороны.
Серо- зелёные хищники, развернувшись, вдруг ударили стрелами сизого дыма. Ракеты, вырвавшись из подбрюшья машин ушли в сторон только им видимой цели. Одна из них попала точно во двор Усмановых. Другая.......
Тяжелый грохот взрывов слившийся в один прокатился над горами. Показалось,что рухнули заснеженные вершины.
Взрывная волна ударила по барабанным перепонкам, оторвала Женьку от земли и бросила грудью на камни. Перед глазами закрутилась звёздная карусель.
И вдруг он увидел себя со стороны. Его сознание как бы вырвалось из тела и приподнявшись над землёй увидело горящие обломки, чёрные, обгорелые тела.
В голове застряла одна и та же мысль.
- Господи! Это же ведь по мне, а где же десант?..
Посеяв смерть вертолёты улетели в сторону Моздока.
На месте, где стоял дом, Женька увидел огромную яму с краями, запорошенными красной кирпичной пылью. Все остальное, что здесь когда-то было, испарилось, превратилось в красную кирпичную пыль.
Окаменев, стоял Женька над воронкой и смотрел в одну точку, не в силах
сдвинуться с места. Он вдруг ощутил в себе глубокую пустоту, и все, что еще полчаса назад делало его живым человеком, потеряло смысл, стало ненужным.
Ты сам сегодня, твоя жизнь- это настоящее.
Твои дети, внуки и правнуки — будущее. Но ничего этого уже не будет, потому что ты уже умер. И будущего не будет.
- Всевышний, я согласен со своей судьбой. Смилуйся над ещё живым. Возьми меня к себе, Всевышний!
И что- то вдруг коснулось его лица. Он почувствовал лёгкое прикосновение женских рук.
- Мама!.. Марьям!..
- Нам с тобой надо жить...
Женька молча копал могилу. Сухая, каменистая земля плохо поддавалась, была тяжела, но Женька копал и копал, боясь, что если остановится, то сойдёт с ума и повторял как заклинание:
- Надо жить!.. Надо жить.
Затем он сделал в яме с правой стороны боковую нишу- лэхет, как в настоящей могиле.
Аккуратно уложил окровавленные останки, и засыпал землей. Выйдя со двора, он неожиданно остановился и вернулся обратно. Постелил на землю платок и стал молиться.
* * *
Шоссе было забито идущими людьми. Беженцы двигались в сторону Ингушетии, мужчины и женщины несли на руках маленьких детей, катили за собой ручные тележки с каким-то скарбом, домашними вещами. Дул холодный ветер, небо периодически проливалось холодным дождём. Женька ёжился в своей куртке, болели переломанные рёбра, и он опирался рукой на плечи Марьям.
Люди шли уже более двух суток. Вечером, когда темнело, останавливались и разжигали костры. Тогда кормили детей, стараясь посадить их поближе к огню, чтобы согреть.
Днём над колонной пролетали военные вертолёты. Грязно-зелёные стрекозы зависали над дорогой, и люди боясь, что лётчики пустят ракету или откроют огонь из пулемётов, как снопы валились на землю. В чёрном, открытом проёме двери вертолёта всегда сидел солдат с пулемётом, который внимательно рассматривал лежащие навзничь человеческие тела. Снизу были отчётливо видны огромные подошвы его сапог, а лицо терялось.
Люди отворачивали в сторону головы, боясь хоть на секунду встретиться с ними взглядом.
Взрослые закрывали своими телами детей. Женька прижимал Марьям к земле, накрывая её своим телом, и чувствовал, как испуганной птицей бьётся её сердце.
Пятигорск- Грозный- Бонн.