Монополия на чудеса, стр. 15

(Отдохновение, раннее утро,

часов за двенадцать до описанных событий,

рассказывает Игорь Колесничий)

Ночной дождь вымыл осенние улицы до блеска, а сам растаял дэвовым наваждением. Наступило отдохновение, и в небе вновь засияло солнце.

Наслаждаясь тишиной и покоем утра, я отправился в парк. По серпантину взобрался на пятачок обзорного бастиона и уселся на скамейке под рыжими кленами. Старый Веден отсюда как на ладони. У меня есть полчаса, так что гостью-дзайану я увижу раньше, чем она меня.

Чтобы не скучать, я развернул газету и углубился в чтение.

«Чудеса градостроительства опозорили Ночмарию

Скандалом закончилась в Ночмарии установка статуи Предвечной жути. События, последовавшие за открытием памятника, повергли в шок многочисленных зрителей.

«Мы, конечно, ожидали чего угодно, но такого невыносимого позора предвидеть не могли», – сообщил нашему корреспонденту Василисе Карфагенян ночмарский мэр Николай Оганесович Сфератов.

Напомним подробности: в начале прошлого года был объявлен конкурс на монумент, наиболее точно выражающий дух Ночмарии. Конкурс выиграл никому не известный скульптор Рацацели. По скромному признанию автора, образ, вдохновивший его на творчество, явился ваятелю во сне, назвавшись Негуляй-послезакатлем – ацтекским богом ужаса и одинокой молодости.

Каково же было разочарование горожан, когда группа экспертов установила жуткую истину. Самозванец оказался богом Ути-путли – покровителем ацтекских дошкольных учреждений.

«Нас обмануло выражение его лица», – оправдывались потом члены комиссии по благоустройству города».

Мельчают новости, подумалось мне. В мире, где вот уже сотню лет не было войн, а преступность почти на нуле, быть журналистом не самая простая и доходная профессия на свете. Я перелистал газету, просматривая объявления. Ничего интересного не нашлось. Какой-то дзайан Тепех предлагал свои услуги. «Спиритический пересмотр завещания, общение с окончательно недоступными родственниками, временное супружество с урезанными правами, неограниченное продление пенсионных льгот и выплат». Бредятина какая-то…

– Здрасьте, – услышал я жизнерадостный девичий голос. – Сидите-скучаете, да? А я вас разыскиваю, между прочим!

Я оторвал взгляд от газеты. Никого. Парочка тинейджеров сосредоточенно тискается на парапете, старушка конвоирует лупоглазое чадо в шерстяной шапке с рожками, да студент-ботаник завтракает гамбургером и пивом.

В траве под ногами зашуршало. На скамейку прыгнула рыжая кошка и принялась умываться. Я заметил в палой листве клетчатый зеленый зонтик и кожаный рюкзачок.

– Вы – Света? – спросил я у кошки. – Если не трудно, пожалуйста, примите человеческий облик.

– Легко!

– Спасибо.

Кошка разлетелась ворохом цветных искр. Я с интересом пригляделся к материализовавшейся дзайане.

На вид ей лет двадцать. Стройненькая подтянутая девушка в рыжем пальто. Черты лица тонкие, аристократичные. Прическа примечательная – копна золотистых кучеряшек. И энергии через край: умудряется подпрыгивать, даже сидя на скамейке.

– Светлана Литницкая к вашим услугам! – выпалила она. – Знаток дзайанов, кровавая ведьма-оборотень, ужас ночного Ведена!

– Очень приятно. Игорь Колесничий.

– А я вас сразу вычислила! У нас, безжалостных фурий, это легко.

– Безжалостных фурий?

Наши глаза встретились. Света отчего-то смутилась, отвела взгляд.

– Извините. Я со вчерашнего взвинченная. Поцапалась кое с кем…

– С дзайаном?

– Нет. Так, парень один знакомый, программист… А я – дура набитая!

– Понятно. С кем не бывает!

Ох, я и сморозил!.. Светины зрачки по-кошачьи вытянулись; следовало быстро спасать ситуацию.

– Извините, – улыбнулся я. – У меня вчера тоже был тяжелый день. Ваш родственник брякнул мне на стол дохлую курицу.

– Да вы что?!! Расскажите!

Света придвинулась поближе, и я начал врать. Ну, не совсем врать – так, излагать сухие четкие факты в художественной версии. Светино присутствие действовало на меня вдохновляюще.

– …и жить ему, говорит, осталось всего сутки, – подытожил я. – Если не приедем сейчас, завтра найдем хладный труп, объеденный чупакабрасами.

– Обалдеть! – Девушка с восхищением завертела головой. – Я ведь старика Серафимыча знаю. Он с тараканами, но не думала, что настолько чароватыми.

– Так вы… послушайте, Света, давайте на «ты»? Нам дело расследовать, лишние церемонии ни к чему.

– Согласна. Мы, безумные оборотни и фурии, всегда «за».

– Отлично. Значит, отправляемся в «Светоч»!

Билеты мы купили с замечательной легкостью. Электричка неслась сквозь пылающий багрянцем лес в царство сосен и садовых участков. Жизнерадостно постукивали колеса, отбивая ритм пути. В приоткрытое окно тянуло осенней прохладцей и смолистым запахом леса.

Скоро поезд замедлил ход, и бабки-огородницы потянулись к тамбуру. Под протяжную песню колес выплыла клумба с чахлыми георгинами. Зеленая будка гордо несла вывеску «Светоч»; к ней прилепился шатер «МС-блинчика» – последний рубеж цивилизации.

Мы спрыгнули на оплывший асфальт перрона, а электричка, свистнув, покатила дальше. Шулер-ветер россыпью швырнул под ноги тузы: трефы-каштаны, березы-пики, бубны-тополя…

– Хорошо как, – огляделся я. – И всего в каких-то двадцати минутах от города!

– Ага. Здесь поселение манаров. Только ты молчок, хорошо?.. Они не любят, когда о них языком треплют.

От перрона в лес убегала усыпанная хвоей дорожка. Огородницы шумной гурьбой замаршировали по ней, мы двинулись следом.

– Странно, – сказала Света через некоторое время, когда вокруг замелькали живые изгороди из жимолости и алычи. – Где же Викуха?

– Кто?

– Дворняга Бенина. Всегда меня за версту чуяла, а тут молчок. Вон уже избушка наша, а ее все нет…

Мы подошли к сетчатому забору, выкрашенному в камуфляжно-зеленый цвет. Калитка неприятно отсвечивала черным, отчего я насторожился.

– Вениамин здесь живет? Понятно. Ты это… калитку не трогай, окрашено.