Возвращение к Серви, стр. 5

Сингх должен был оформить в торговой колонии лотхальцев, откуда был родом, сделки на товары, привезенные из Шумера, и взял с собой Исмала, уступая его мольбе: «О господин, помогите мне узнать о судьбе Дравида! Помнишь, я говорил о нем? Он жил в этом городе. Может, не погиб в Катсаге, уцелел и вернулся?..».

Купцов и мореходов в Мохенджо-Даро, всяких людей — как песчинок на отмелях. Время стирает память о царях, не то что о простых смертных: ничего не узнал Исмал. Начальник порта и то не мог вспомнить Дравида: «К сожалению, мы недавно пережили беду: бог Энки в гневе тряхнул нашу землю, Синд-река потекла вспять. На город выплеснулись холмы грязи. Погибло много людей. Если твой друг и вернулся к нам, он мог погибнуть в том бедствии. Все в руках богов!..». Сингх завершил сделки, и «Магулим» покинул оживленную гавань. Теперь он поплыл на полдень к другому порту Дилмуна — Лотхалу (Лотхал — древний порт в районе современного Бомбея). Он не менее древний чем Мохенджо-Даро. Снова за бортом плескались волны. Шутра размеренно бил в диск. Гребцы и матросы повеселели: не было прежней духоты, дилмунский берег радовал живописными холмами, рощами кокосов и тамариндов. Но вода была очень соленой, и от брызг волн тело щипало и горело. Сингх часто зшал Исмала к себе в шатер, давал ему пищу и сок ореха. Потом извлекал из ларца изображение Тростинки и, глядя на ее одухотворенный профиль, восхищенно качал головой:

— Да, велик твой талант! У меня есть дочь, Деви. Чем-то она похожа на твою дикарку... Сможешь высечь мою Деви на слоновой кости?

— Да, господин. Но сначала дайте пластины. — Исмал кивнул на плитки белого известняка в углу. — Я нарисую на них все, что вижу. Чтобы не отвыкли глаза и рука.

Много раз взошло и опустилось за холмы солнце, а Лотхал все не показывался. Монотонно пели гребцы, Шутра бил в диск, а Исмал работал в шатре. Сингх следил, как на плитках возникают деревья, холмы, обитатели океана. Вот желтобрюхая водяная змея, от укуса которой человек становится багрово-серым и умирает; медуза со стрекалами, ее ожог вызывает смерть. Особенно выразительны барракуды и акулы.

— Ужасны глубины нашего океана, — говорил тихо Сингх. — В своих плаваньях я видел таких тварей, что не могу даже описать их. Они внезапно выныривают из пучин, исчезают без следа.

Исмал бросал резец, долго созерцал Великую Зелень океана. И в его душе все ярче разгорался огонь странствий. Грозовая даль Уаджа-Ура притягивала, манила чудесами. Она открылась перед ним, как молодой весенний лес, на листве его нет и пылинки старой мудрости. «Чужой мир непонятен, он прекрасен»! — думал Исмал. «А Великая степь разве хуже?! — прозвучал в его памяти голос Тростинки. Ты забыл синее небо, ветер в степи и людей Окс-моря? Так беги из чужого края». Исмал не знал, что ответить Тростинке.

Лотхал открылся за изгибом лесистого берега. Корабль вошел в устье реки, навстречу шли суда — вниз по течению, к морю. Потом «Магулим» плыл мимо громадной верфи — выложенного из кирпичей прямоугольника, где одновременно строились несколько кораблей. Наконец ошвартовались у длиннейшего причала. Город лежал у подножья холмов, поросших лесом. Он напоминал Мохенджо-Дара в миниатюре: строгая планировка, красивые дома, широкие улицы.

— Вот и вернулся я домой!.. — со вздохом удовлетворения сказал Сингх. Подозвал Шутру и распорядился. — Выгрузи товары. Вычисть и вымой судно. Гребцов расковать! Отведи им хижины за моим домом. Никуда не убегут, ибо их родина — за пределами ойкумены. — Он глянул на Тирса, с угрюмым видом смотревшего на город. — А он и Исмал будут жить со мной вместе.

...Впервые Деви вошла в жизнь Исмала, когда Шутра привел их с Тирсом в дом Сингха. Юная, стройная, похожая на диковинный цветок, прошла Деви мимо крыльца, где стоял охотник. Быстрый взгляд черных больших глаз на мгновение задержался на Исмале: она замедлила было шаг, опомнилась — и чуть не бегом направилась в сад. Вероятно, девушку поразила необычная внешность северного раба-атлета. Чутьем женщины она угадала первобытную целостность его натуры, сильную волю. Исмал же воспринял Деви более просто: как часть диковинной природы Дилмуна.

— Откуда эти рабы? — спросила она позже Шутру.

Тот, скрывая понимающую усмешку, ответил равнодушно:

— Из полуночных стран, госпожа. Твой отец купил их в Шумере.

Текли дни, недели. Купец учил Исмала десятичному счету, навигации. И все время раб работал над рельефом Деви, кропотливо, вдохновенно процарапывая ее облик на овальной пластинке слоновой кости. И Сингх, одобрительно поглядывая на резчика, втайне улыбался, замечая его невинные уловки: порой Исмал дольше чем нужно, заставлял Деви сидеть около него, — якобы, для того, чтобы лучше выразить задуманный образ.

Спустя много месяцев Сингх позвал охотника в свою комнату, развернул на столе старинную карту предков-мореходов. Карта принадлежала деду Сингха, который некогда достиг Солнечного острова, лежащего у предела Великой Зелени.

— Мне не дает спать мечта повторить подвиг деда, — сказал Сингх. — К тому же этот неведомый мне остров богат неслыханно ценными деревьями, которых нет нигде больше. За них купцы Дилмуна и Шумера, отдают все, что пожелаешь. Скоро будем готовить «Магулим» в далекое плавание.

Целыми днями они с Исмалом читали древние записи на табличках и на плотной ткани. Порой в записях попадались строки мореходов, которые охотник воспринимал больше сердцем, нежели разумом: «Зная, что весь мир с его водами, землями, воздухом имеет форму орехового плода и, вращаясь вокруг самого себя, мчится среди созвездий в черном мраке». Слушая купца, Исмал думал: «Такого не придумают самые мудрые старцы пустыни. Имеет ли мир форму ореха, не знаю. Чтобы видеть это, надо уйти в Страну предков и посмотреть оттуда вниз».

Деви все больше привязывалась к Исмалу. Не только по тому что тот вырезал ее изображение. Она все чаще просила Сингха позволить охотнику охранять ее во время прогулок. И Сингх без колебаний разрешал. Они бродили по диким пустынным пляжам Катхиавара (полуостров к северу от Бомбея— АВТ.), купались в теплой воде океана, где можно лежать неподвижно, закинув руки за голову: так солона была вода. Их охватывал беспричинный восторг, и оба пели под музыку вечного прибоя. Потом обсыхали на солнце.

Ходили они и в джунгли, подступавшие к Лотхалу. Как одуряюще пахли ночью при полной луне тропические цветы! Из чащи неслись шорохи, визг, вздохи, горели во мраке чьи-то глаза, словно изумруды. Деви выбегала на полянку и, закинув голову, смотрела на луну, простирая к ней руки. Колдовской свет ночного светила странно томил и душу Исмала, в ушах гулко шумела кровь. Деви вдруг стала исполнять сложный, непонятный танец — дикий, но пластичный. Поддаваясь зову Деви, он как во сне шел к ней...

Потом они сидели на берегу океана, любовались серебрящимся прибоем.

— Тебя не радует моя любовь, — сказала Деви.

— У меня давно умерла душа, — вздохнул охотник. — Я много пережил и потерял. Ты не виновата, ты — добрая богиня. Такой была Тростинка. Но ее нет на земле.

— Еще раз расскажи о ней, — просила Деви....

«Магулим» был готов для плавания к пределу моря. Вновь и вновь изучали они карту дедушки Сингха, где тот провел самый верный путь. И настал день прощания с Деви. Глядя на них, Сингх печально размышлял: «Мать Деви ушла в вечность давно... Да и мои дни не бесконечны! Кто будет опорой ей? Дальние родичи не заменят меня... Помогите, о боги, дочке!».

* * *

Бескрайний океан был как выпуклая сине-зеленая чаща. Подгоняемый Благосклонным ветром (северо-восточный пассат в Индийском океане—АВТ.) «Магулим» плыл к Солнечному острову. Тапробане аравийцев, или Мадагаскару поздних времен. «Скоро увидим Остров дилмунских сказаний, — думал охотник, стоя у кормила. — Как далеко завели меня добрые духи степей! Зачем?.. Будет ли знак вернуться к Окс-морю, и когда...» А на палубу непрерывно шлепались летающие рыбы с черными крыльями-плавниками. Матросы подбирали их и жарили: они были очень вкусными. Вечно голодные гребцы съедали рыб в сыром виде. Непрерывно играли и кувыркались дельфины, в штормовые дни над мачтами парили огромные птицы.