История Оливера, стр. 59
36
— Ваше мнение, доктор?
— Думаю, лимонного безе.
Доктор Джоанна Стейн наклонилась над стойкой и взяла ломтик пирога. Он и два черешка сельдерея — вот и всё, что составляло её завтрак. Джоанна уже успела сказать, что сидит на диете.
— Объесться можно, — прокомментировал я.
— Ничего не могу с собой поделать. Обожаю хорошо поесть. Сельдерей — просто способ обмануть себя.
Это было спустя две недели после возвращения. Первые дни я чувствовал только усталость, потом — злость. И наконец, вернувшись туда же, с чего начинал — одиночество.
С одной лишь разницей.
Два года назад все чувства заглушало горе. Сейчас я знал, что всё, что мне нужно — чьё-нибудь общество. Просто приятное общество. Я не мог ждать или тянуть.
Единственное, что мешало позвонить Джоанне Стейн — это необходимость сочинить какую-нибудь чушь, чтобы объяснить своё исчезновение.
Она не стала задавать вопросов.
Когда я позвонил, она просто сказала, что рада слышать меня. Я пригласил её поужинать. Она предложила встретиться за завтраком прямо в больнице.
Когда я приехал, Джоанна поцеловала меня в щёку. Я поцеловал её в ответ. Мы поинтересовались друг у друга, как дела и ответили, не вникая в детали. Оба работали, оба были дико заняты. И так далее. Она спросила о моей практике, я рассказал анекдот о Спиро Агню. Она рассмеялась. Нам было легко друг с другом.
Потом я спросил о её практике.
— Заканчиваю в июне, слава Богу.
— А дальше?
— Два года в Сан-Франциско. Клинический госпиталь и человеческая зарплата.
Сан-Франциско, как я немедленно прикинул — это несколько тысяч миль от Нью-Йорка. Оливер, тупица, не упусти и этот шанс.
— Калифорния — это здорово, — сказал я, чтобы выиграть время.
Мой социальный календарь призывал провести уикэнд в Крэнстоне. Что, если предложить ей составить мне компанию? Просто так, по-дружески? Познакомить их с Филом. А там, может что-то и получится.
Тут до меня дошёл её ответ на мою последнюю реплику:
— Это не просто Калифорния. У меня там парень.
Ох. Парень. Довод. Жизнь идёт без тебя, Оливер. Или ты думал, она будет чахнуть в ожидании?
Надеюсь, моё лицо не выдало разочарования:
— Я очень рад. Доктор?
— Естественно, — улыбнулась она, — кого ещё я могла встретить на этой работе?
— Музыкант?
— С грехом пополам играет на гобое.
Всё, Оливер, хватит ревнивых расспросов. Теперь покажи, что тебе всё равно и смени тему.
— Как Его Величество Луис?
— Такой же чокнутый, как и всегда, — ответила она, — все передают тебе приветы и приглашают в любое воскресенье....
Нет. Не хочу встречаться с гобоистом.
— Здорово. Загляну как-нибудь, — соврал я.
Пауза. Я допивал кофе.
— Эй, Оливер, я могу быть полностью откровенной с тобой? — таинственно прошептала она.
— Конечно, Джо.
— Мне очень стыдно, но... ещё кусочек пирога, если можно.
Я галантно добыл ещё один, притворившись, что беру его для себя. Доктор Джоанна Стейн изобразила вечную признательность.
Наше время подходило к концу.
— Удачи в Сан-Франциско, Джо, — пожелал я на прощание.
— Не пропадай пожалуйста.
— Да. Непременно.
И медленно побрёл к своему офису.
Перелом наступил спустя три недели.
Случилось то, чем отец грозился уже давно: ему стукнуло шестьдесят пять. Отмечали у него в офисе.
Из-за снега мой автобус опоздал на час. К тому времени, когда я добрался, большинство гостей уже успело основательно набраться. Вокруг меня колыхалось море серого твида. Каждый рассказывал, какой чудный парень — мой отец. Похоже, они собирались ещё и спеть об этом.
Я вёл себя, как полагается. Я беседовал с партнёрами отца и с их родственниками. Вначале — мистер Уорд, дружественное ископаемое с такими же ископаемыми в будущем детьми. Потом Сеймуры — некогда жизнерадостная пара, теперь озабоченная только одной проблемой: Эверетт, их единственный сын, служил пилотом во Вьетнаме.
Мама стояла рядом с отцом, принимая гонцов с дальних флангов Бэрреттовского предприятия. Появился там даже кто-то из профсоюза текстильщиков.
Узнать его оказалось несложно. Джейми Фрэнсис был единственным из гостей, не одетым в костюм от Брукса или Дж.Пресс.
— Жаль, что ты поздно, — сказал Джейми, — я бы хотел, чтоб ты слышал мою речь. Смотри — всё правление уже здесь.
Он показал на стол. Золотые часы на нём показывали 6:15.
— Твой отец — хороший человек. Ты должен гордиться, — продолжал он, — Я сижу с ним за одним столом уже почти тридцать лет, и могу сказать тебе, что никого лучше среди них нет.
Я кивнул. Похоже, Джейми собирался прокрутить для меня повтор своего выступления.
— Если вспомнить пятидесятые. Собственники разбегались, как крысы и переводили предприятия на Юг. Оставляя своих людей на произвол судьбы.
Это не преувеличение. Промышленные центры Новой Англии теперь — почти города-призраки.
— Но твой отец усадил нас тогда и сказал: «Мы остаёмся. Теперь помогите нам выдержать конкуренцию».
— И? — сказал я, как будто он нуждался в поощрении.
— Нам требовались новые машины. Ни один банк не решился финансировать этого.
Он перевёл дыхание.
— Тогда мистер Бэрретт рискнул собственными деньгами. Триста миллионов баксов, чтобы спасти нашу работу.
Отец никогда не рассказывал об этом. Но и я никогда не спрашивал.
— Конечно, ему сейчас нелегко приходится, — сказал Джейми.
— Почему?
Он посмотрел на меня и произнёс всего два слога:
— Гонконг.
Я кивнул.
Он продолжал:
— И Формоза. И теперь это началось в Южной Корее. Что за чёрт!
— Да, мистер Фрэнсис. Это нечестная игра.
И я знал, что говорю.
— Я бы высказался и покрепче, если бы не был в гостях у твоего отца. Он на самом деле хороший человек, Оливер. Не такой, прошу прощения, как некоторые другие Бэрреты.
— Да, — сказал я.
— Честно говоря, — добавил Джейми, — мне кажется именно поэтому он так старается быть честным с нами.
Внезапно я посмотрел на своего отца и увидел совершенно другого человека. Единственного, кто разделял со мною чувство, которое я никогда не подозревал в нём.