Шпаги и шестеренки (сборник), стр. 26

– Мисс Стенли…

Алиса оглянулась на голос, прозвучавший от входа в салон. На пороге стоял старший помощник капитана «Борея» Френсис Уилкокс, и стоял он там уже, наверное, несколько минут, вполне имея возможность насладиться позором Алисы Стенли, корреспондента «Ежевечернего обозревателя» из Глазго, в полной мере.

– Что? – дрожащим голосом спросила Алиса.

– Вы просили за завтраком капитана устроить для вас экскурсию по кораблю, – еле заметно улыбнувшись, сказал старший помощник. – Вас интересовало техническое устройство «Борея»…

– Да, а что? – уже чуть спокойней спросила Алиса.

– У мистера Бимона, инженера нашего корабля, появилось свободное время, чтобы проводить вас по машинному отделению… и другим техническим помещениям «Борея». Джентльмены, я полагаю, этой экскурсией не заинтересуются, насколько я знаю, они уже неоднократно бывали на воздушных кораблях…

– Да-да-да… – быстро выпалил Конвей. – Неоднократно и регулярно. Буквально каждый день. Уже просто видеть не могу эти кочегарки, гальванические элементы, компрессоры, горелки и нагнетатели термогена… Особенно – нагнетатели. Я, знаете ли, был в Париже, когда отказали охладители на «Луизе». Оплавленная верхушка Эйфелевой башни – это меня впечатлило. Да, впечатлило. Мне повезло, что я находился в двухстах ярдах от места катастрофы. Но даже там я получил ожог лица…

– Жаль, что не языка, – тихо, но, все-таки, достаточно отчетливо прошептала Алиса и, обворожительно улыбнувшись Уилкоксу, произнесла самым очаровательным тоном: – Я благодарна вам… и другим истинным джентльменам, которые служат на этом прекрасном корабле.

Алиса грациозно выскользнула из салона. Дверь закрылась.

– Что вы говорите… – американец усмехнулся и сел в только что оставленное девушкой кресло. – Какие мы вспыльчивые. На месте бедняги Уилкокса я бы не водил ее к нагнетателям термогена. Девушка вспылит по какому-нибудь поводу, искра перескочит на резервуар, а там небольшая утечка… и взрыв!

– Вы и вправду видели взрыв «Луизы»? – спросил Егоров.

– К сожалению, – став серьезным, кивнул американец. – Или к счастью. Видел, а не принял участие. Знаете, я ведь мальчишкой немного пострелял во время Гражданской войны, но такого ужаса…

– И до сих пор не выяснили, что стало причиной?

– Как? Температура концентрированного термогена… теплорода (я правильно произнес это по-русски?), в момент вспышки такова, что… От тел членов экипажа и пассажиров не осталось ровным счетом ничего. Все превратилось в пар… даже пепла почти не было. Только оплавленные комки стали остались от шпангоутов и двигателей. Там могло быть все, что угодно, от простой утечки этого самого теплорода, до диверсии.

– Конструктор «Луизы» и завод-изготовитель двигателей утверждали, что технического сбоя быть не могло… – сказал Тома Дежон.

– А что они могли еще сказать? – приподнял бровь американец. – Извините, господа, это по нашей вине превратились в ничто сорок семь членов экипажа и восемьдесят пять пассажиров?

– Восемьдесят четыре, – тихо возразил Дежон.

– Это почему? Все билеты были проданы на месяц вперед, пустого места быть просто не могло…

– Могло, я не успел на корабль, – сказал Дежон, чуть побледнев. – На полчаса. Меня попытались убить мальчики из «Союза Анархии». Пока я стрелял, а потом боксировал, а потом получил лезвием навахи по ребрам… В общем, я попал в госпиталь, а не на борт «Луизы» и пока меня перевязывали…

В салоне воцарилась тишина.

Американец наклонился и поднял смятый листок, брошенный Алисой, развернул и разгладил на столе перед собой.

– Значит, так… – пробормотал он, рассматривая ровные аккуратные строчки, написанные мисс Стенли. – Значит, писать они не умеют. Какому идиоту в ее «Ежевечернем обозревателе» пришла в голову идея, что наша милая и кроткая мисс Фурия способна написать хоть что-то вразумительное по поводу нашей экспедиции?.. Волны тепла, значит, накатываются на хладные горы облаков, подтачивают их, словно воды, разрушающие громады айсбергов…

– Так и написано – «хладные»? – поинтересовался Дежон.

– Именно – хладные. Просто какой-то Вальтер Скотт. Будто сейчас самое начало девятнадцатого века… – американец собрался еще что-то процитировать из написанного, снова заглянул в бумажку и передумал.

Текст был настолько беспомощен, что вызывал не насмешку, а жалость.

– Вы к ней несправедливы, – сказал Дежон. – Она очень милая… да, немного испорченная бреднями суфражисток, но вместе с тем… Столько огня, задора… К тому же, она, кажется, хорошо фотографирует. Во всяком случае, ее фотографический аппарат лично мне внушает громадное уважение. Все эти линзы, рычажки, эта фотовспышка… Будьте к ней снисходительны…

– К фотовспышке? А, к мисс гениальной писательнице? Я к ней снисходителен. Я невероятно снисходителен, если бы мои приятели из Техаса меня сейчас видели, то освистали бы… как последнюю размазню. Я, видите ли, к ней несправедлив! – американец огляделся по сторонам в поисках плевательницы, но в салоне корабля Ее Императорского Величества «Борей» такой необходимой детали обстановки, к сожалению, не было. – Это вы… и наши бравые летуны, от капитана до последнего матросика, млеете в ее присутствии, а я… Почему, собственно, она пользуется такими привилегиями?

– Ну, она дама, – напомнил Егоров.

– Что вы говорите? – восхитился американец. – Но она ведь постоянно борется за равноправие. Так ведь? Тогда почему ей выделили отдельную каюту? Мы же говорим о полном равенстве полов, джентльмены. О равенстве. Значит, какие могут быть реверансы? Простые товарищеские отношения. Прекрасно поспали бы на соседних койках.

– Вы просто не можете ей простить то, что в результате вам пришлось поселиться в каюте с мичманами, – сказал Егоров.

– Да, не могу. У меня очень чуткий сон, а у этого треклятого мичмана… у Смитстоуна, такой дикий храп…. Кто мог подумать, что в этом тщедушном теле восемнадцатилетнего мальчишки вмещается столько рева и клокотания? И самое главное, он ведь не просыпается даже от пинков. Меня второй сосед предупредил, что это бессмысленно, нужно просто принять как неизбежное и терпеть…

– И поэтому вы прошлым вечером прихватили с собой в каюту бутылку бренди? – поинтересовался Дежон.

– Да, сон это не улучшает, но желание придушить мичмана Смитстоуна немного уменьшается… Кстати, ни у кого нет желания немного выпить перед обедом? Эти воспоминания о ночных кошмарах… да и о несчастной «Луизе»… требуют каких-то лечебных действий… О… – Конвей указал рукой на тень от спинки кресла, скользящую по полу: – Мы меняем курс?

– И уже третий раз за последний час, – кивнул Егоров. – У меня складывается ощущение, что капитан что-то разыскивает в этой степи… извините, в этом буше или вельде.

– Нигера, – быстро сказал Конвей. – Он разыскивает нигера, потому что нигера нужно искать днем, ночью нигера не найдешь, пока он не улыбнется. А за каким чертом нигеру улыбаться ночью?

– Какого нигера? – поинтересовался Дежон. – Какого-то определенного нигера, или…

– Или. Любого. Достаточно тупого, чтобы оказаться в тысяче ярдов от «Борея», на дальности выстрела нашего уважаемого попутчика мистера Яна Ретифа. Вы обратили внимание, он ведь каждый день дежурит на дозорной площадке со своим «громобоем»…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.