Мой марафон, стр. 2

— Так не забудь: дом тринадцать, квартира — наоборот,— сказал я.

— У сов нет усов,— ответил Витька.— Здорово? Я сейчас во сне придумал.

И он повернулся на другой бок.

Через час мы с папой ехали в такси «Пятигорск — Нальчик». Впереди нас на откидных сиденьях устроились два горца: один постарше, другой молодой, оба в широких папахах, в бешметах и в тонких, как носки, сапогах. Я прислушивался к гортанному языку наших спутников, и мне казалось, что говорят они обязательно о булатных кинжалах, о чёрных бурках и тонконогих скакунах.

— «Не было заботы, купила баба порося»! — вдруг сказал по-русски тот, кто постарше.— И на что тебе, говорю, мотоцикл? А, Магомет?

Но Магомет, видно, не хотел продолжать этот разговор.

— Эх, жаль, тучи сегодня,—сказал он папе,— Минги-Тау не увидим.

— Минги-Тау — другое название Эльбруса,— объяснил мне папа.

— Правильно говоришь! — обрадовался пожилой горец.—По-нашему это «Всем горам гора».

— Вот подожди,—пообещал мне папа,— поедем к Эльбрусу, сам убедишься.

Мы уже подъезжали к Нальчику, когда я вдруг придумал: начну вести дневник. Чтоб ничего не забыть потом, когда буду рассказывать или писать сочинение.

2

Я сижу дома за своим столом и гляжу во двор. Деревянные грибы за окном стоят под белыми шапками, а электрические провода увешаны снежной бахромой и похожи на хвост нашей Пери — если бы он вдруг побелел.

Окно выходит во двор детского сада. Весной здесь опять покрасят беседку, а на грибах нарисуют разных зверей. Интересно, какие звери будут в этом году? В прошлом я насчитал двух ежей, трёх белок и одного не то суслика, не то утконоса.

Моим пяткам тепло-тепло, потому что я снял тапочки и поставил ноги прямо на Пери. А у собак нормальная температура, как у меня во время ангины: тридцать восемь и пять. Не вставая с места, я тянусь к полке — куда задевался учебник по географии?! Я вытаскиваю несколько книг — не те! — и на стол падает тонкая тетрадка. Красным карандашом на ней выведено: «Дневник Александра Данилова». Я уже почти забыл о нём. Прошло пять месяцев, как мы вернулись с Кавказа. Интересно, что там написано? Ведь тогда я был младше почти на целых полгода! Мне даже папа вначале немного помогал писать.

Раскрываю тетрадку...

6 августа

Мы живём в номере гостиницы. На стене большая картина без рамы. Папа говорит, это срисовано с «Девятого вала» художника Айвазовского. Я ни одного вала не вижу — всё мутно и непонятно. Под картиной в золотой рамке висит «Опись имущества». Здесь всё понятно: «Стол— один, кроватей — две, пепельница — одна».

Пришли папины знакомые. Они говорят «салам» и хлопают меня по плечу. Все громко разговаривают, читают стихи, пьют вино. Сначала они произносят длинные тосты, а потом пьют «за сказанное». Я пью фруктовый напиток.

Вечером идём к папиному другу. У него много детей, и я никак не запомню, как их зовут. Они очень весёлые и гостеприимные, но все старше или младше меня. Я так наелся, что скоро захотел спать.

7 августа

До середины дня папа ходит по номеру и что-то бормочет. Он переводит на русский язык стихи своего друга. Папа просит не мешать ему, а заниматься своим делом.

Каким делом?.. Я погулял по гостинице, поглядел на физкультурников — их здесь очень много, и все с велосипедами. Мне тоже обещали купить велосипед в этом году.

Потом я съехал два раза по перилам лестницы. Я бы съехал третий, но какая-то женщина с утюгом сказала, что я не дома, и я пошёл на второй этаж читать «Правила для проживающих в гостиницах». В самом начале я прочёл, что «гостиница предназначена для проживания граждан», а ещё узнал, что собак и кошек в гостиницу не пускают. Я вспомнил нашу Пери, и мне стало очень скучно.

Когда я вернулся в номер, там сидели папины знакомые. Все громко разговаривали, читали стихи. Папа сказал, что идёт в редакцию, и все ушли. Кроме меня.

...Я сижу один, листаю картинки в журнале «Огонёк», смотрю на улицу. Там желтеет листва каштанов и время от времени слышится стук — с дерева падает каштан и ударяется о тротуар. По улице грохочут автобусы и с деловым видом пробегают собаки. На противоположном доме висит вывеска: «Здесь товар не продаётся — выдаётся напрокат».

Вечером идём к папиному другу. У него нет детей, но тоже много книг. Папа берёт несколько книг для меня.

8 августа

Утром папа работает. Он говорит, что это срочно и чтоб я не мешал, а почитал немного. Книжки интересные. С улицы слышен гул машин, а когда он стихает, раздаётся: стук, стук... Это падают каштаны. Вывеска на месте: «Здесь товар не продаётся — выдаётся напрокат».

Вечером идём к папиному другу. У него много детей, но всё девчонки.

9 августа

С утра папа работает, я читаю. Пришли папины знакомые, и он уходит с ними в издательство. Я читаю и гляжу на улицу: «Здесь товар не продаётся — выдаётся напрокат».

Вечером мы идём сначала в кино — картина неинтересная: про любовь,— потом к папиному другу.

10 августа

Папа работает, я читаю. Потом папа идёт по делам, а я читаю. Вечером папа говорит:

— Хватит нам бегать по гостям. Ты совсем вышел из режима. Нужно ложиться спать вовремя.

Он уходит один, а я читаю и всё равно ложусь не вовремя.

11 августа

Папа пришёл из редакции и принёс шашки. Он говорит, что я слишком много читаю, можно испортить глаза. Теперь будем играть в шашки. Мы сразу сыграли в поддавки, и я выиграл.

Папа сказал, что я слишком опытный: игрок, со мной опасно состязаться, и если я хорошенько потренируюсь, то смогу хоть сейчас получить третью поддавочную категорию. Только надо всё время тренироваться.

Потом он ушёл, а я весь вечер тренировался: выигрывал сам у себя. Счет 20:0 в мою пользу.

12 августа

Всё то же.

13 августа

Всё то же. Теперь для интереса я ставлю на доску не только шашки, а каштаны. Их много на улице под деревьями.

14—18 августа

Всё то же. Я придумал новую игру — шашко-каштано-вышибалку:

25 августа

Опять пошёл дождь. Поездка откладывается. Папа говорит, что пора собираться домой, а то, чего доброго, опоздаю в школу...

Больше я в дневник ничего не записал. Потому что было не до того: ведь на следующий день я познакомился... Но расскажу по порядку: я до сих пор всё хорошо помню, хотя прошло полгода.

3

Утром папа работал. Шёл дождь. Я читал, потом играл в шашко-каштано-вышибалку. Каштаны выиграли со счётом 8:3. Потом папа собрался уходить. Он сказал, что сегодня у него особенно много дел: нужно со всеми попрощаться. Перед уходом он дал мне рубль, чтоб я поел внизу в буфете.

Я немного ещё поиграл в вышибалку, прочёл две главы, постоял у окна. Вывеска была на месте.

Стало темнеть, и я решил сходить в буфет. По лестнице я спустился на одной ноге и немного по перилам. Ну и что такого? Мне тоже «нужно больше двигаться», как говорят наши знакомые про Пери, потому что она толстая. В буфете я взял сосиски, кефир и две конфеты, но, когда полез за деньгами, рубля не было.

— Ой, наверно, потерял по дороге! — сказал я буфетчице.— Пускай постоит, я сейчас приду.

Я осмотрел всю лестницу, увидел пыль на половиках, два окурка и одну пуговицу, но денег не было. Я спустился ещё раз и сосчитал все ступеньки — ровно пятьдесят восемь. Денег не было. Мне сильней захотелось есть. Я вернулся в номер, прилёг на ковёр и, кажется, даже заплакал.

Проснулся я оттого, что кто-то трогал меня за плечо. Сначала я решил, это сон: надо мной наклонился огромный усатый мужчина в папахе и в черкеске, а на поясе у него был кинжал. Настоящий, честное слово!

— Что, кунак? — спросил мужчина.

Он выпрямился и почти упёрся папахой в потолок.

— Ничего,— сказал я.

— Не болен?

— Не болен.

— А чего такой сердитый?

— Ничего... Я деньги потерял.

— Много?

— Целый рубль.

— Да-а,— сказал мужчина.—Это плохо.