Операция «Гадюка» (сборник), стр. 204
Грузчики восточного типа, которые трудились на заводике, весьма удивились, увидев, как по проходу между ящиками шагают неизвестные люди, включая армянского полковника. Но работать не прекратили.
— Дурак Хромой застрелился, — сказал дядя Миша. — Это им и спутало все планы.
— Это ужасно, просто ужасно, — сказал Овсепян.
Он первым подошел к солдату, который стерег вход к Али-Бабе, и сказал:
— Выпусти-ка нас.
— Слушаюсь! — Солдат вскочил и нажал на что надо — ворота раскрылись.
Он смотрел нам вслед. Грузчики тоже смотрели нам вслед.
Мы вышли на высокий берег реки.
Я вынул из сумки аппарат и сделал два удачных кадра.
— Мы пойдем прямо на аэродром, — сказал дядя Миша. Потом обернулся к Овсепяну и предложил: — Если вам нужно, то оставайтесь.
— Нет, это не по моему ведомству, — вежливо ответил Овсепян вовсе без акцента. — Пускай военная прокуратура занимается.
До аэродрома пришлось пройти километра три, но нас никто не обогнал и не увидел.
В самолете дядя Миша сказал:
— Может, и лучше, что мы ничего не нашли.
Глава 6
Лаврентий Берия
В мире без времени нет автомобилей, и огонь зажигается нехотя, горит так, словно ему не хватает кислорода. А может, и в самом деле не хватает.
Если ты простой человек, то ходи пешком, благо что никто здесь не устает, никто не может проголодаться, испытать жажду или желание заснуть. Можно обойти за два-три года весь материк, такие попытки бывали, но никто из путешественников не возвратился назад.
Чумазилла говорила, что есть мнение: Земля уже не круглая, а так, дощечка в океане.
Особы высокопоставленные — даже в Чистилище такие водятся — ногами ходить не любят. Для них есть два вида транспорта: телеги или кареты, запряженные велосипедистами, и портшезы — крытые носилки.
У Лаврентия Павловича был автомобиль «Паккард» 50-х годов. Спереди сидел водитель, он командовал четырьмя велосипедистами, а на заднем сиденье располагался сам консул, порой он сажал к себе кого-то из нужных людей, чтобы поговорить. Иногда с ним рядом ездил охранник. Велосипедисты набирались из бывших сотрудников органов и были вооружены хорошими боевыми арбалетами. Лаврентий Павлович брал охранника лишь в крайне опасном случае.
В тот день велосипедисты устали: четыре ездки из города на Взморье — любой завоет.
Они вяло нажимали на педали, и Берия, хоть и очень спешил, потому что им владело чувство мести и оскорбленного достоинства, свойственное проигравшему игроку, понимал, что ему ничего большего из «коней» не выжать. Хоть и сотрудники.
В мире без времени трудно заставить человека делать то, что тебе хочется, а ему вовсе не нужно.
Но методы есть.
У всех сохранился страх перед болью.
Память о боли.
И ее можно возвратить. Об этом лучше всех знали бывшие сотрудники Лаврентия Павловича, попавшие сюда в страхе перед своими бывшими коллегами и жертвами. Неизвестно, кто страшнее. Пожалуй, свои.
Наверное, для нормальной жизни четвертое путешествие Лаврентия Павловича за один день — немыслимое предприятие.
Но кто мерил день в мире без времени? Там никогда не наступает ночь и никогда не встает солнце. Раз нет времени, то нет температуры, нет дождя и снега, нет ветра и облаков. Если бы Лаврентий Павлович возил с собой песочные часы, они могли бы рассказать объективно, сколько миновало отрезков времени. Они умеют мерить уровень воды в пересохшей речке.
Лаврентий Павлович чувствовал, что устал. Устал от того, что не имел возможности прервать череду дел, интриг, споров и передвижений.
Но отдыхать нельзя.
Потому что каждое поражение рождало в этой удивительной натуре не смятение и не упадок сил, а немедленное желание вновь ринуться в бой.
Кто бы ни был врагом Берии, тот всегда проигрывал ему в беспощадности.
Сейчас Берия был разгромлен собственными союзниками, которые воспользовались его кратким отсутствием, чтобы не дать ему взойти на трон. Но они не были беспощадны. Они полагали, что он смирится и будет работать вместе с ними, ибо это разумно. Правда, не первым, но оставим ему силу и права второго.
Глупцы, решившие, что одолели невысокого плотного плешивого вождя, который — ну что поделать — раздобыл в этом мире старую шляпу и носил ее, как носил на парадах, стоя рядом с Хозяином.
Дважды велосипедисты останавливались и переводили дух.
Берия не торопил их. Понимал, что они уже износились и следует поискать им смену. К примеру, говорят, что где-то на берегу Рижского залива есть общество «Здоровое тело». Надо проверить.
Затем мысли Берии перетекли в иное русло — к делам более важным. Во-первых, следовало решить, как избавиться от консулов — если они сумели объединиться и единогласно отвергнуть его кандидатуру, значит, будущее ничего хорошего не сулит. Они его не только не выносят, они его заслуженно боятся. И при первой же возможности постараются убить. Нельзя поворачиваться к ним спиной. Ведь не будь они слюнтяями, способными лишь говорить и готовыми тут же переложить грязную работу на его плечи, то давно бы убили. Нашли бы легальное основание… А у них даже нет палача. Честное слово — на все государство нет палача! У Лаврентия Павловича даже среди велосипедистов по крайней мере три бывших исполнителя.
Не додумав важную мысль, Берия вдруг спохватился: кто и почему подслушивал в ресторане на Взморье? Это люди изнутри или снаружи? Разница могла оказаться жизненно важной.
Девицей он займется. Никуда она не денется.
Сначала надо запустить основную машину.
К счастью, жизнь подарила ему удивительных, исключительных агентов.
Пока они у него в руках, пока они в безопасности — черта с два консулы посмеют поднять на него хвосты! Чаянов знает об агентах, но кто они — лишь догадывается.
И такие козыри всегда радуют.
Не зря мы живем на свете, если еще можем вербовать и держать в норме таких людей!
Ни в коем случае нельзя оставлять экипаж возле Шахматного клуба.
Кто за ним следит, кто ему изменил, кому он случайно попался на глаза — все приходится учитывать.
Центральный шахматный клуб располагался в самой глубине Елагина острова — никогда не догадаешься снаружи.
У входа сохранилась вывеска «ЦПКиО им. С.М. Кирова».
Для ленинградцев эта надпись легко расшифровывалась, а для приезжих, наверное, казалась египетскими иероглифами.
Потому все, кто знал, называли парк Елагиным островом.
Берия сошел на землю и велел велосипедистам ехать дальше.
Они знали куда.
Мостик через протоку был ветхим и опасным. Кое-где доски пропали, в длинных дырах виднелась серая вода.
В одном месте Лаврентию Павловичу пришлось замереть и потом прыгнуть вперед. Прыжок вряд ли был красивым. Главное — не попасть в воду. Даже если и вылезешь, промокнешь до нитки, а здесь все так плохо сохнет!
Лаврентий Павлович пошел по дорожке в глубь острова. На дорожке валялись ветки, куски истлевшей бумаги, проржавевшие консервные банки, подметка, рваная зеленая фуражка. Кое-где на голых стволах были прибиты картонные стрелки с надписью «ШК», что означало — Шахматный клуб.
Сам клуб таился на поляне, между Елагиным дворцом и летним кафе.
Это была истоптанная поляна, с эстрадой, длинными скамейками и несколькими столами, видно, притащенными с разных концов парка или из других мест. Далеко не все столики были шахматными, но все раскрашены белыми и черными квадратиками.
Это и был Центральный шахматный клуб.
Людей там оказалось немного: был промежуток между большими турнирами, а Лаврентий Павлович об этом знал, потому что не раз сюда заходил. Он любил поглядеть, как играют другие, но сам не садился: не хотел, чтобы его обыгрывали.
Шахматисты в основном сидели за столиками.
Но не все.
Некоторые лежали или сидели на земле, другие разгуливали между столиками, наблюдая за игрой своих коллег либо просто беседуя.
В сторонке, возле виселицы, на которой висел труп, стояли действующий чемпион мира Эдик Мирзоян и главный судья федерации Хлопский, он же бессменный шахматный палач.