Темный принц (ЛП), стр. 1

Сайрита Дженнингс

Темный принц

Глава 1

Оцепенение.

Предел мечтаний — стать бесчувственным истуканом, иначе мое состояние в настоящий момент назвать трудно. Поскольку все сразу обрушилось на меня: Боль. Предательство. Горе. Отчаяние. Переживания каждое, из которых для меня были просто непереносимы. Которых я так стремилась избежать.

Я смотрю на фотографию, зажатую в ладони, и внезапно ощущаю ее как раскаленный уголь в своей руке. Она жжет, выжигая кожу моей ладони. В моей руке заключено все, что мне так дорого. Мои биологические родители и приемные. И он.

Дориан.

Я осознаю каково это. Я понимаю — это и есть истинная реальность. Мое прошлое. Подарок судьбы. Мое будущее. То во что я верила, как последняя идиотка, игнорировавшая все, потому, что моя прекрасная иллюзия была куда привлекательнее моей трагической действительности.

В кое-то веки мне перепало немного счастья. Восторга. Даже несмотря на то, что я узнала, кем являюсь на самом деле, осознавая, что я непонятный гибрид света и тьмы, все равно я была счастлива.

Даже при том, что сверхъестественный убийца жаждал моей крови, я все равно была счастлива, из-за Дориана. Он помог ощутить себя целой. Новой усовершенствованной Габс. Девушкой, стремившейся стать лучше. Ради него.

Чтоб его.

На автопилоте я убираю фотографию в кошелек. Затем также машинально одеваюсь. Правую руку в рукав. Левую руку в рукав. Ворот трикотажной блузы через голову. Сунуть ноги в джинсы. Сунуть ноги в обувь. Почти готово. Все тоже оцепенение.

— Габи? — беспокоиться моя мама, как только я появляюсь в гостиной. Я замираю внимательно на нее глядя, с отсутствующим выражением лица.

— Дорогая, куда ты собралась? У тебя все в порядке?

Я смотрю на своих приемных родителей, милую пару, удочерившую меня и заботившуюся обо мне как о собственном ребенке, когда я даже близко не была им своей.

Я даже ни человек. Ни они дали мне жизнь. Не взирая на зло, проистекавшее во мне, они все-таки надеялись, что я буду похожа на них. Они надеялись, что я могу быть хорошей.

Охренеть. Какая хорошая.

Я молча вынимаю фотографию из сумочки и показываю ее им. Что я могла еще сказать?

Я тут нашла ваше фото с моими родителями. И между прочим я сплю с тем парнем, что на фото, и знаете, он совсем не изменился. Так и остался двадцатилетним. Велика важность.

— Где ты это взяла? — спрашивает Крис, хотя его тон больше напоминает допрос.

— Не знаю, — слышу я собственный ответ. — Полагаю она находилась в дневнике Натали. Я просто нашла ее.

— О Боже, — звучит хриплое сопрано Донны. — Это же мы с твоими родителями Натальей и Александром.

— А он? — Спрашиваю я, тыкая пальцев в его невообразимо прекрасное лицо. Темные волосы, небесно-голубые глаза, и та сексуальная улыбка, способная меня заставить позабыть собственное имя. Он.

— Он? Это, ах, — Дона запинается, пытаясь проглотить вставший в горле ком. — Он являлся другом твоего отца, и партнером.

Встретившись со взглядом ее бледно-голубых глаз, я медленно киваю, давая понять, что больше пояснений не требуется.

— Дориан.

Крис с Доной одновременно вскинули брови. Сперва от изумления, затем от ужаса осознания.

— Он здесь? — пискнула едва слышно Дона. — О, Боже, нет. Нет. Нет!

— Черт побери! — выкрикивает Крис. — Как черт побери это могло произойти? Откуда ты его знаешь?

Грудь Доны сокрушает рыдание от того, что она поняла.

— О, пожалуйста, нет! Пожалуйста, Габриэлла! Не говори мне что… не говори мне, что это он! Не говори мне, что он — тот самый!

Она догадывалась. В течение нескольких месяцев она считывала его в моей ауре. Она знала, что я с кем-то встречаюсь и что-то изменилось во мне. Она знала, что я влюбилась. Она просто не могла предположить, что я могла связаться с олицетворением всего самого недостойного и безнравственного что только может быть в их мире.

С ним.

Я ничего не могла сказать. Да, и что тут скажешь. Признать, что я любила Дориана, только сыпать соль на рану. Их и мою.

— Мне нужно идти, — бормочу я. Я начинаю разворачиваться к двери и замираю. Фотография, она мне нужна. — Можно мне это, обратно?

— Куда ты собралась? — задает Крис вопрос. Больше похожий на допрос. С пристрастием.

— Мне нужно идти, — повторяюсь я. — Чтобы увидеть… его. Мне нужно узнать, — я выхватываю фотографию из его рук и отправляю обратно в сумочку.

— Ты хочешь узнать? Узнать, о чем? О чем, черт побери еще тут нужно знать? — Кричит Крис.

Мое лицо пылает от гнева, пот каплями выступает на лбу. Я рефлекторно вырываюсь от него.

— Для чего он здесь? Зачем он приехал? Почему он… просто мне нужно знать

— Совершенно не нужно! Ты не покинешь этот дом, ты слышишь меня. Дориан непредсказуем!

Крис порывается ко мне, пытаясь схватить за плечи. По непонятным причинам он неожиданно отскакивает, и как-то странно отходит, пытаясь заслонить собой жену. Внезапно свет гаснет.

Все лампы в доме начинают быстро мерцать, отбрасывая жуткие тени на их перепуганные лица. Это опять произошло.

Затем я ощущаю нечто. Мои руки пылают огнем, словно я только что вынула их из жаркого пламени, он не жжется. Я смотрю на свои ладони, поражаясь их красноватому сиянию, такому отчетливому и интенсивному.

Их пронзает дрожь. Я ощущаю целостность. Я не могу остановить это. Я даже не в состоянии осознать происходящее. Гнев и горе заполнили меня до отказа.

Это не оцепенение. Это гнев.

Крошечные ледяные кристаллы царапают сетчатку глаз и внутреннюю часть века, больно жаля. Моим глазам так холодно, они фактически заморожены, и всё же фокус не утрачен. Я все… прекрасно вижу.

Словно в течение двадцати лет я оставалась слепой. Вены пульсируют на их напряженных шеях, плотно стиснутые зубы, страх, отраженный на их лицах. Я вижу это. Я вижу их. Людей.

Хрупких. Инфантильных. А я ведь считала себя одной из них, но то как я теперь их вижу — осознаю, что мы абсолютно разные. Мне трудно осознавать это неожиданное открытие, но я понимаю, что оно является бесспорной истиной. Это самая реальная из когда-либо ощущаемых мною вещей.

— Габриэлла, — шепчет Донна еле слышно. — Пожалуйста.

Она умоляет, просит. Почему? Ее тон так поражает меня, что моя уверенность начинает колебаться. Дрожь исчезает вместе с свечением от моих ладоней. Зрение тоже стало более тусклым, и холод в глазах исчез. Я возвращаюсь на землю. Назад к собственной человечности.

— Есть кое-что, что тебе следует знать. Пожалуйста, выслушай нас, прежде чем ты уйдешь, — умоляет она из-за спины Криса.

Я киваю натянуто, боясь сделать или сказать что-либо, что снова напугает их. Я не уверена, что произойдет, если это случиться снова. Она обходит моего отца, настороженно на него глядя. Настороженный взгляд Криса переходит от меня к ней, его кулаки сжаты.

— Дориан был напарником твоего отца. Он пытался сохранить в секрете связь Александра и Натали. Он пытался защитить их; защитить тебя. Но как только Тьма обо всем узнала его схватили. Его наказание было жестоким, но он остался жив.

Я скрещиваю руки на груди, не особа понимая, куда Донна клонит. Я уже прочла об этом в дневнике Натали.

— Хорошо. Он был наказан, я поняла. Но он тоже пострадал. Он потерял лучшего друга. Почему же мне стоит его опасаться?

— Дориан… из особого рода. И только поэтому его не казнили как твоего отца. Он взял на себя обязательство, чтобы спасти собственную жизнь. Его замуровали во времени, и он был лишен собственной силы. Его заточение продлилось 20 лет. — Дона движется мне на встречу с выражением беспокойства и испуга на лице. — Обязательство, которое он принял на себя, заключается в том, что он должен будет убить тебя. Как только его освободили, он должен был выследить и убить тебя. Если ему не удастся, его казнят.

Я из-за всех сил пыталась обработать то, что Донна только что сказала, но мой воспаленный мозг отказывался принимать эту информацию. Но даже сопротивляясь мой разум был не способен сохранить иллюзию.