Большой Кыш, стр. 5

Только-только вытаяв весной из снега, Большой Кыш сразу отправился домой, в «Мою Радость», и, естественно, обнаружил там Енота. Кыш так рассердился и так обиделся, что стал крушить все на своем пути. Первым ему подвернулся домик Туки. И Бяка разнес его по камешку. Увы. Увы. Увы. Нет, что ни говорите, нельзя потакать своим обидам. Злость и обида — плохие советчики. Это знают все, даже кышата.

Жуликоватый кыш Люля умудрился отнять у застенчивого Сурка его нору, когда тот вышел погреться на весеннем солнышке. Вообще-то мошенничество кыши осуждали. Оправдывая свой не слишком хороший поступок, Люля заявил, что он-де гадал на «заячьих орешках» и такая у него судьба — обманом выгнать Сурка. Удивительно, но суеверные кыши отчего-то сразу ему поверили. Один Сяпа засомневался. Никому ничего не сказав, он соорудил несчастному Сурку новый дом под кустом бузины, а тот не поленился завершить подземное строительство. И все остались довольны.

Не было известий о Гнусе — ленивом кыше-нытике. Как потом выяснилось, Гнус вытаял, как и Тука, за каменной грядой, но не стал возвращаться на холм, а решил начать новую жизнь там, в Большой Тени, где никто не знал о его проделках.

Всех волновала судьба Ася — главного из кышей Маленькой Тени. Его очень любили, хоть он был малообщительным, застенчивым и очень старым. Трудолюбивый Ась снабжал своих собратьев вязаными носками и жилетками. Именно он три года назад связал Сяпе большую панаму, которую тот не снимал никогда. Ась был самым старшим и самым мудрым на холме, он знал всё про всё. Кыши ждали Ася со дня на день и ежедневно осматривали северные склоны холма, болото и лощину, где еще лежал снег.

Ась вытаял последним. На болоте вместе со сладкой клюквой. Всю зиму он спал крепким сном в кустиках дурман-травы и багульника. Солнце не спешило растапливать льдинку, приютившую старика. Но когда срок пришел, лед растаял. И Ась чуть было не захлебнулся талой водой. Потом его едва не вынесло половодьем на камни, но молодчина Ась уцелел. Он подсох, отдышался и добрался до своего домика у родника. Домик пережил уже пятую зиму и преданно ждал Ася.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Почему дерутся феномены?

Другу надо верить всегда и сразу.

Близнецы Слюня и Хлюпа. С законом не поспоришь.

Про кышесинкразию и передник с карманами.

Не ходи туда, — посоветовал Хнусь, — ты же знаешь, там живут близнецы Хлюпа и Слюня.

— Пусть, — сердито отозвался Тука. — Я пойду туда. Я всегда иду, куда иду.

— Как хочешь, но лучше не надо, — нахмурился Хнусь.

— Нет, пойду, пойду, — упорствовал Тука. — Мои лапы сами топают в сторону этого домика. Мне так хочется побывать у этих спорщиков в гостях, аж пятки чешутся.

— Ну тебя! — устало сдался Хнусь. — Давай! Иди туда, куда идут твои лапы. Только знай, что, увидев Слюню и Хлюпу, ты захочешь убежать прочь, но солнце вот-вот спрячется за холм, и тебе придется остаться у них на всю ночь. А ни один нормальный кыш не может выносить их ссор так долго. Все обходят дом близнецов стороной. Даже шалый Бяка не ходит к ним в гости.

— Я никого не боюсь, — неуверенно ответил Тука и опасливо огляделся.

Упоминание Бяки насторожило его. Разум говорил: «Стой, не ходи!» А неуемное любопытство нашептывало: «Иди, иди…»

Так или иначе, но доводы осторожного Хнуся все же подействовали — решительность Туки постепенно стала ослабевать, а вскоре и совсем улетучилась. И полсловечка хватило бы, чтобы он повернул назад, но Хнусь, видно, отчаялся. Он перестал отговаривать друга и молчал. Тука оглянулся. Рядом никого не оказалось. Хнусь пропал. Только кончики кустов чуть шевелились, потревоженные вечерним суетливым ветерком.

Другу надо верить всегда и сразу. Иначе может наступить минута, когда некому будет уберечь тебя от беды. Тука поежился, почесал лапой хвост и нерешительно пошел вперед, туда, где виднелся маленький дом и безобидно светилось круглое оконце.

Хижинка притулилась в корнях плакучей ивы, уже проснувшейся от зимнего сна: почки ивы вздулись, напряглись, готовые вот-вот вспыхнуть тысячами ярко-зеленых огней. Вот в основании этого удивительного дерева, в его напряженных корнях и была сложена кривенькая хижинка Слюни и Хлюпы.

Тука приблизился к домику братьев-кышей, чуть не увязнув в глинистой жиже. Подобравшись к дверце, за которой кто-то надрывно вопил, Тука трижды ударил в дверь колотушкой, подвешенной к дверной притолоке. Рыдания и вопли смолкли. За дверью послышалась возня. Потом сердитый голос грубо осведомился:

— Кто это там?

— Это я, Тука, — неуверенно ответил кыш.

— Нечего всяким Тукам ходить в гости, куда их никто не звал, — грубо ответили из-за двери.

— Почему? — удивился тот.

— Таков Закон, — важно ответили из домика.

— Разве есть такой Закон?

За дверью довольно долго размышляли, сопя и хлюпая носом. Потом дверь открылась, и перед Тукой предстал сердитый лохматый кыш, укутанный в теплый оранжевый шарф. Кыш свирепо топнул задней лапой:

— Ты — глупый кыш, который не знает про Закон! Ты — гадкий нахальный кыш, который ходит в гости без приглашения! Ты — кислый, как незрелый кизил, и вонючий, как старый носок, ты…

— А ты — негостеприимный хозяин, — прервал его Тука, — и больше ничего!

— Это неправда! Я — не ничего, я гораздо больше, я — кыш Хлюпа! — опять топнул лапой сердитый кыш.

— Ну тогда пригласи меня войти в дом и погреться у очага, как принято в нашем племени. Ведь мы очень гостеприимные и добрые существа.

— Кто это сказал? Это сказал Закон? — заинтересовался хозяин хижины.

— Я не знаю, что сказал Закон, но, думаю, с этим он не стал бы спорить.

— «Не стал бы»! Он-то, может, и поспорил бы, а вот ты с ним — нет, — вздохнул лохматый кыш и, немного помедлив, все же впустил Туку в дом.

Гость огляделся: второго брата нигде не было видно. Еще Тука заметил, что хижинка была сложена кое-как. А это всегда считалось у кышей дурным тоном. Кыши были аккуратными и чистоплотными существами. Они не выносили разгильдяйства в работе. От беспорядка у них начинал болеть живот и чесались уши. Они просто терпеть не могли лежалой, грязной посуды или нестираных жилеток. Но братцы Слюня с Хлюпой, видно, были исключением.

Увидев вокруг себя страшный беспорядок, Тука пожалел, что ослушался Хнуся. Увы, он попал в дом к неряхам. Скорее всего, об этом на холме знали все, кроме него. Ведь даже Бяка обходил этот дом стороной. С трудом преодолевая неловкость и брезгливость, Тука попытался завязать разговор:

— Хлюпа, а где же Слюня, у вас ведь один домик на двоих?

— Да кто он такой, этот Слюня? — ядовито осведомился Хлюпа. — Знать не знаю никакого Слюни.

— Как это «кто такой»? Слюня — твой брат, такой же пачкуля, как и ты. Да в придачу еще и соня, если до сих пор валяется в постели.

— Что-что? Кто это соня? — ревниво заступился за брата Хлюпа. (За стеной кто-то завозился и всхлипнул.) — Не смей дразнить Слюню! И вот что я тебе скажу, вредный, незваный гость: ты — вонючий…

— Знаю-знаю, — перебил его Тука, — я — вонючий, грязный носок. У тебя, Хлюпа, совсем не развито воображение, толком не можешь отвести душу. Ты за время спячки перезабыл все кышьи традиции. Забыл, что на Празднике Розового Кыша на Поле Брани любой из нас может без устали в течение получаса ласкать слух присутствующих утонченными выразительными, адресованными кому угодно рифмованными ругательствами? Ну например, рассердившись на брата, ты читаешь ему такие стихи: