Большой Кыш, стр. 41
Накануне кыш тщательно прибрал свою хижинку, вымыл Енота и насыпал много сушеных ягод и семян в кормушку Крохи: пусть вспоминает Бяку добрым карканьем. Потом Бяка выкопал под трехмакушковой приметной елкой ямку, сложил в нее всю свою посуду и закопал. Этот тайничок он назвал «Мой Секрет». Почему «мой»? А чтоб не перепутать. Ведь у Ася тоже был «Секрет». Туда старик перед каждой спячкой прятал общие ценности: Книгу Мудрости и Амулет, осколки слюды для окошек, плошки, Сяпины изобретения и другой кыший скарб. Чтобы весной опять раздать кышам.
Устроив дела наилучшим образом, Бяка свистнул Кроху. Кыш ласково полобунился с другом, поручил ему присматривать за Енотом, «Моим Секретом», «Теплым Местечком» и ушел не оглядываясь.
Да, Бяка покидал Маленькую Тень, свой дом, свой холм. И причиной его побега были не косые взгляды или придирки друзей, ведь в последнее время кыши Маленькой Тени были к нему на редкость внимательны и добры. Бибо при встрече энергично лобунился и хлопал по спине. Утика делала вид, что не знает ничего о его ночных обжигах, и специально ложилась спать пораньше, чтобы не мешать его работе. Сяпа перестал обходить «Теплое Местечко» стороной и позволял Сурку навещать домик под сосной. Друзья хвалили Бяку даже за самые малюсенькие хорошие дела. Это было так приятно, что он уже начал сомневаться, правильное ли это дело — быть кышем-одиночкой. Тогда почему, почему он покидал родной холм? Почему именно сейчас, во время примирения с друзьями, общее доверие ему стало в тягость? Почему Бяка перестал смотреть кышам в глаза, стал избегать с ними встреч и по нескольку дней кряду сидел безвылазно в своей хижинке с Крохой и Енотом? Удивительное дело — ему было стыдно! Думаете, за то, что он разбудил Хнуся? Или за то, что зарыл Сяпину панаму? А может, за разрушенный им домик Туки? Нет. С этими проступками кыш-одиночка неплохо уживался. Бяку мучила совесть за погубленное им беззащитное розовое в крапинку яйцо. Он сожалел о том, что отнял жизнь у того, кто еще и жить-то не начал. Он осознал, что совершил злодейство.
Вот почему Большой Кыш решил бежать. Бежать от правды и от себя. Ничуть не догадываясь о том, что ни от того ни от другого убежать невозможно…
Итак, никем не замеченный, Бяка добрался до подземного хода. Одет он был как обычно — в малиновый жилет, малиновые носки с помпонами, берет и Сяпины гульсии. В левой лапе кыш-беглец держал свой лучший чайник-выхухоль, а в правой — большую мухобойку. Других вещей у него с собой не было. Он отправился в путь, можно сказать, налегке. У черной земляной дыры беглец остановился, в последний раз расправил усы на родной земле и только потом решился попрощаться с холмом. Холм вдруг показался ему таким маленьким и беззащитным!
— Эй, Лошадиная Голова, — прошептал Большой Кыш, — я ухожу… Я не смогу долго жить без тебя и обязательно вернусь. Я уже хочу вернуться! Но мне надо идти далеко-далеко, туда, где все забудется. Я так решил.
И холм вздохнул, и затрепетали цветы, и зашумели кронами деревья, и всхлипнул водопад, и где-то свистнул зяблик. Бяка почувствовал, как его решимость тает, а ее место заполняет теплая волна нежной привязанности к этому крошечному уголку земли под названием Маленькая Тень. Он изо всех сил сопротивлялся этому чувству, но родные места — холодный родничок Плюхи-Плюхи-Бульк, окруженный покалеченными градом молодыми дубками, Тукин красавец Дуб, Поляна Серебристых Мхов, незабудковые берега ручья Шалуна и, конечно же, его «Теплое Местечко» — звали его назад. Большому Кышу вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть горячий, пряный аромат цветочного лужка на южном склоне, где сейчас вовсю цвел голубой цикорий…
Бяка зажмурился, что было сил крикнул: «Кыш! Кыш! Кыш!» — и бросился вперед по уходящей под землю дорожке.
В отличие от Сяпы Бяка не подумал о том, что под землей может быть темно, и столкнулся в тоннеле с трудностями. Но даже то, что ему приходилось передвигаться ощупью и боком, выставив перед собой для устрашения бродячих хищников лапу с мухобойкой, не заставляло его сбавлять ход. Червякам следовало быть очень осмотрительными и самим побеспокоиться о собственной безопасности. Ведь Бяка во время движения и не думал смотреть себе под лапы. Подземные жители испуганно шарахались в стороны, едва-едва успевая уворачиваться от сердито сопящего розового существа, упрямо несущегося вперед. От кыша, буксующего на поворотах, врезающегося в земляные стены, падающего, но всякий раз поднимающегося и упрямо спешащего дальше. Так или иначе, этот настырный Бяка то вприпрыжку, то кувырком приближался к цели.
В тот самый момент, когда Большой Кыш почувствовал аромат и свежесть ветра, дующего ему навстречу, его силы начали иссякать. Выскочив на поверхность, он рухнул на влажный мох мордочкой вниз и уснул.
Бяка не знал, как долго спал. Но когда он почувствовал, что у него замерз живот, и открыл глаза, то обнаружил, что кругом темнее темного, как в тоннеле. Где он? Что с ним? Тут из-за тучки вышла луна, и все прояснилось — наступила ночь. Что-то шаркнуло у кыша над головой, он инстинктивно схватился за мухобойку. К счастью, она была на месте, за кушаком. А вот чайником вооружиться не удалось: он пропал. Видно, откатился в сторону, в темноте не найти. Жаль! Чайник — лучшее оружие в мире: гремит сильно, бьет больно (особенно если хорошенько размахнуться). Вверху опять зашуршало. Бяка насторожился. Его ладошки вспотели, а пятки зачесались от недоброго предчувствия. «Надо спрятаться, пока я не приглянулся какому-нибудь ночному обжоре. Это вам не Маленькая Тень, здесь все живут по Закону большого леса: сильный поедает слабого, хитрый — глупого», — подумал он.
Бяка вспомнил, что у выхода из подземного тоннеля росли высоченные кусты борщевика. Он решил забраться под них и отсидеться там до утра. Сказано — сделано. Когда Бяка был на полпути к спасению, тучка опять закрыла луну. В кромешной тьме, цепляясь лапами за пучки травы, кыш пополз вперед. Он полз и полз, пока не уперся лбом во что-то шершавое, пахнущее плесенью. «Трухлявый пень, — догадался Бяка. — Все лучше, чем ничего». Нащупав в пне выемку, храбрый кыш нырнул туда и затаился. Кыш не мог видеть, что выемка слишком мала и его попка с хвостиком-пушком осталась снаружи.
Именно дрожащий хвост-пушок и привлек внимание большой совы, промышлявшей здесь этой ночью. Бяка услышал, как что-то громко ухнуло у него над головой. Неведомая сила, выковыряв его из пня, подхватила за жилетку и рванула вверх.
Уже в полете Бяка извернулся ужом и куснул что было силы огромную когтистую лапу, крепко сжимавшую его одежку. Но лапа этого даже не ощутила. Вот такие вот птицы водятся в этом лесу! Кышу показалось правильным то, что он, Большой Кыш, будет съеден большой птицей из большого леса. Это естественно и закономерно! Так думал Бяка, пролетая над лесом. Но все же пару раз он, наудачу, треснул птицу мухобойкой. В борьбе за свободу кыш потерял гульсии, но мухобойку держал крепко.
Луна так больше и не появилась. Бяка никак не мог рассмотреть своего похитителя, лишь ощущал ветер, поднимаемый его огромными крыльями, да слышал громкое уханье, заставляющее его уши сворачиваться в трубочки от страха. Наконец полет птицы замедлился, и Бяке в нос ударил смолистый запах ельника. Кыша сунули в какое-то отверстие и заткнули вход. Он понял это, когда ночные звуки леса вдруг смолкли. Кыш оказался в пугающей тишине и непроглядном мраке.
«Я в дупле елки, — догадался он. — Ну и ладно, переночую здесь. Похоже, мой похититель сыт. Он не стал лакомиться мной прямо сейчас и сунул меня в кладовку, про запас».
В дупле было сухо и тепло. Бяка нагреб ворох сухих хвоинок и мха, лег на эту подстилку животом и уснул, широко раскинув лапы.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
Спаситель
Где ты, Большой Кыш?
Сяпа спасает Бяку.