Большой Кыш, стр. 31

— Чего уж тут искать виновного. В этом несчастье виновата одна я. Это ведь я не послушалась Совета. И была наказана. Бяка тут ни при чем. Да, он проезжал в тот день мимо нашего домика на Еноте. Фуфа был очень груб с Бякой, обидел его. Но Бяка расправиться с яйцом не мог. Я не знаю, как случилось, что ручей Шалун затопил нашу хижинку. Наверное, это все лесной колдун Фармакок подстроил. А Бяка любит животных, птиц и насекомых. Он может что-то учудить, но не со зла. Он добрый.

— Добрый? Это Бяка-то? — демонически захохотал Люля. — Дурёха! «Я не знаю, как случилось!» — тоненьким голоском передразнил он Утику. — Не знаешь, молчи! Он это! Хвостом чую! — Люля подскочил к Бяке и ткнул в него пальчиком. — Он!!! Он уничтожил продолжателя нашего рода! Где яйцо с продолжателем? Нету! А по чьей милости? — Он обвел кышей гневным взором. — По Бякиной! И вы мне рот не заткнете. Хочу продолжателя! Хо-чу!!!

— Ну и зачем он тебе? — прервал Люлины вопли Сяпа. — Что он будет после тебя продолжать? Обжуливать и надувать кышей?

Люля открыл рот, потом закрыл. И так восемь раз.

Все время спора Бяка просидел на своей торбочке, безучастно глядя на облака. Он мысленно парил там, в вышине, внимательно поглядывая по сторонам и высматривая Кроху.

«Кроха, Кроха, жив ли ты? Не заклевали ли тебя твои вздорные сородичи? Помнишь меня? Я скучаю по тебе, болтливый, драчливый птенец», — с тоской думал он.

И тут, будто угадав Бякины мысли, с верхушки высокого ясеня на головы кышам камнем свалился Кроха. Кыши замерли. Вид вороны подействовал на них устрашающе. Они, конечно, знали, что это не простая ворона, а кышья, точнее, Бякина, но ворона есть ворона. От нее всегда можно ожидать чего угодно. Кроха был действительно страшен. Его перья топорщились, глаза-бусинки сердито поблескивали, а на голове воинственно дыбился хохолок.

— Рю-ря! Пр-редатель! Ты пр-ротивнее сбр-рендившей вор-роны! — гневно каркал он. — Бр-ряку р-решил умор-рить? Кр-рапивой р-решил пор-роть? У, пр-роглот! У, мор-рда р-розовая!

Люля, с трудом отмахиваясь от закладывающего фигуры высшего пилотажа и пикирующего прямо на него вороненка, истошно вопил:

— Бяка, уйми своего свирепого телохранителя! Нечестно на своего собрата ворон натравливать!

Подоспевший Кроха легонько клюнул Люлю в то место, где у кышей растет хвостик. Люля взвизгнул и зашипел:

— Ах вот ты как! Ну, Бяконька, держись. Отвечай сейчас же суду кышьей совести! Ты разбил яйцо? Смотри нам всем в глаза. Отвечай только «да» или «нет». Ага, молчишь? — Люля сдвинул брови, изображая общественную совесть, но тут Бякина ворона пошла на разворот, и обличитель чужих пороков своевременно юркнул в старую, заброшенную нору под трухлявым пнем. Кроха на бреющем полете со свистом пронесся над тем местом, где только что стоял склочник и сутяга. Глаза его горели гневным огнем и не сулили Люле никаких поблажек.

— Вы не др-рузья, а р-розовые р-разгильдяи, — каркнул кышам на прощание вороненок и взмыл вверх. До Бяки едва донеслось: — Бр-ряка, бр-росай их! Они все пр-редатели! Р-рви когти!

Бяка встал, взял торбу, поднял с земли потерянное Крохой перо и положил его на плечо.

— Мне, пожалуй, пора, — сухо сказал он. И, не глядя ни на кого, затопал по тропинке, ведущей к «Теплому Местечку».

— Уходит, змей! — высунулся из норы вспотевший от страха Люля. — Ловите! Его надо поймать и обязательно наказать.

Кыши молчали. Никто даже не пошевелился.

— Нам нельзя ссориться: мы такие маленькие, — тихо сказала Утика.

Люля закатил глаза:

— Ну дуреха! Точно, дуреха! Это Бяка-то маленький?

Тут встал Сяпа и сказал речь:

— Так уж случилось, что наш холм защищает каменная гряда. Здесь не водятся голодные хищные звери, и мы, кыши Маленькой Тени, разучились бояться. Да, мы никого не боимся, кроме ворон и града. К хорошему привыкаешь быстро и перестаешь понимать, что жить без страха — редкое благо. Кое-кто соскучился по страху и начал пугать своего собрата, скажем Бяку. А зачем Бяку пугать? У него тоже не каждый день — праздник. Разве легко быть одиночкой? Иногда он бывает не очень плохой. А иногда почти хороший. От отчаяния или обиды Бяка частенько совершает скверные поступки, но потом совестится и жалеет об этом. Он научится быть хорошим, если поверит, что мы его любим.

Кыши дружно посмотрели на Люлю. Он ползком выбрался из норы и молча двинулся к роще.

И тут заложивший прощальный круг Кроха низко пролетел над поляной, и на Люлю что-то капнуло. Защищая друга. Кроха сделал все, что мог.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Бякина бабуля

Как гасить звездочки.

Тесно стало на холме.

Иностранка.

Странная старушка.

Рассвет был тихим. В домике под ясенем все еще спали. В уютной спальне, предоставленной гостю, раскинулся поперек топчана уставший Опп. Ему снились кыши с холма Лошадиная Голова. Отважный путешественник улыбался им во сне. Жаль, что он не мог задержаться здесь подольше. Завтра-послезавтра надо было трогаться в обратный путь. В предчувствии предстоящей дороги лапы кыша попеременно вздрагивали, а пальчики шевелились.

Бибо, как гостеприимный хозяин, спал на чердаке, прямо на пучках сушеной мяты и тысячелистника, громко причмокивая и похрапывая. Прямо над ним висело большое осиное гнездо — серый матовый шар.

С осами Бибо дружил, и они его не трогали. А вот Сяпа осам не нравился. Он был сластеной. От него постоянно пахло земляникой. Это раздражало ос. Как-то раз Сяпа решил наладить с ними отношения, но те, не разобравшись, в чем дело, напали на малыша и покусали. Именно поэтому Сяпа не полез спать на чердак, а коротал ночь на двух табуреточках посреди кухни.

Он проснулся рано на рассвете, встал, отодвинул занавеску и чуть-чуть приоткрыл окошко.

Вы умеете гасить звездочки? Это очень просто. Надо, как Сяпа, встать пораньше, заприметить на небе сонную звездочку, закрыть ее пальцем, подождать немного и убрать палец. Треньк! И нет звездочки — погасла. Самое главное в этом занятии — выбрать правильную звездочку, которой уже давно хочется спать. Ведь у звезд все наоборот: засыпают они утром, а просыпаются вечером. На рассвете, когда их клонит в сон, они начинают часто-часто моргать. Закрывая пальцем засыпающую звездочку, ты говоришь: «На счет раз — моргни, на счет два — замри, на счет три — усни. Раз, два, три!» Вот и все.

Но кыши — сони. Под утро они так крепко спят, что их сладкое посапывание разносится по всей Маленькой Тени. Даже сытый червяк в куче прелых листьев спит не так сладко. Кыши спят и не знают, какое это приятное занятие — укладывать звезды спать. Не знают, какие хорошие мысли забираются в пушистую кышью голову на рассвете. Один Сяпа это знает! Он нацепил панаму и погасил последнюю звездочку. Горизонт уже полыхал зарницами. Новый день выползал из своей норы.

Вдруг за окном раздался шум. Кто-то громко топал возле ясеня, в корнях которого располагался домик Бибо.

«Ого, — подумал Сяпа, всматриваясь в тени, — так топать может только крупный зверь, но откуда ему здесь взяться? А вдруг Енот везет сюда Бяку?» Мысль о встрече с Бякой была неудачной. Сяпу Бяка не любил, и маленькому кышу это было неприятно. Когда он встречал Большого Кыша, у него всегда чесались пятки, портилось настроение и начинался хвостиковый тик.

В это мгновение сочные листья одуванчика раздвинулись и оттуда показалась сморщенная мордочка неизвестной старой кыши. На старушке был чепчик, сделанный из кленового листа, уголки которого смешно топорщились в разные стороны. Старушка огляделась, энергично протиснулась между резными листьями-селедками, подбежала к окошку и нахально уставилась на Сяпу.

«Ужас до чего стало тесно на холме», — подумал Сяпа.

— Звездочки гасишь? — скрипучим, низким голосом осведомилась бабуля.