Тринкет, стр. 38

Хотя голос задребезжал, можно было представить, каким звонким он был в дни ее молодости. Договорив последние слова, она от всей души разбила шкатулку о мраморную доску камина.

Тогда первый колокольчик свалился вниз, и с пола поднялся Джордж. Он снова выглядел, как нормальный мальчик — только был с ошалевшими глазами.

— Джорджи, — Азалия охнула, прижимая к себе внука.

Питер тоже упал со стены.

— Ну и дела тут творятся, — потрясенно сказал он, потирая спину и ощупывая лицо.

Зазвучала, на этот раз с запинками, сладкая мелодия. Мальчишки втянули головы в плечи — они-то надеялись, что больше ее не услышат. На полу, вперемежку с разноцветными черепками, валялся остов музыкального механизма. Он исполнял свою песенку в последний раз. Но это был еще не конец череды превращений. Кот, тершийся о ноги принцессы, снова стал человеком.

— Здорово мы их победили! — хвастливо воскликнул он. Тогда принцесса посмотрела на него сверху вниз с такими презрением и жалостью, что он прикусил свой язык.

— Это конец? — спросила Августина старуху. — Меня настораживают слова — «и проклятья без конца».

Голова Азалии мелко затряслась.

— Мне тяжко, — наконец произнесла она. — Я ведь должна не только разбить шкатулку.

— Что еще, ну скажите же! — закричала на нее Августина.

— Я должна попросить прощения и сказать, что сама прощаю, — призналась Азалия и, с длинным вздохом, поджимая губы, попросила трактирщика принести ей белые свечи.

— Это самое трудное, — понимающе сказала Августина. — Мы вас не торопим.

Никто больше ничего не говорил — все смотрели на дым от свечей, зажженных Азалией.

В нем начали проступать образы — молодая светлая красавица на увитых цветами качелях, в разлетевшемся платье и длинных белых панталонах, улыбается кому-то, кто ее раскачивает. Потом она танцует с этим кем-то, заглядывает ему в глаза, и лицо у нее доверчивое и радостное.

— Это ее счастливые воспоминания, призраки прошлого, — не отрываясь от видений, шепнула детям Августина.

Танец закончился, из дыма возникла новая картина — пышной свадьбы. Все тот же мужчина стоял рядом с невестой, они разрезали свадебный торт. Но это была другая женщина, высокая и темноволосая — не та, что смеялась на качелях и танцевала. А светлая красавица пряталась в толпе гостей, закрыв лицо вуалью, потом убегала. Свечи закоптили: белый дым почернел.

— Не хочу больше вспоминать об этом, — громко сказала Азалия. Она встала, своей решимостью распугав видения. Только сейчас стали заметны вырезанные на спинке ее стула слова: «Вспомни прежние дни без гнева».

Свечи затрещали, дымок исчез.

— Я много чего натворила, — голос старушки зашелестел, слабея. И сама она стала ветхой, как сухой листок. — Вы все… простите меня, пожалуйста, — сказала Азалия так виновато, что Джордж испугался. — И ты, которого я погубила своим проклятьем, прости!

— Нет, нет, — понеслось в ответ Азалии растревоженное карканье за окном.

— Да, — твердо произнес старушечий голос, — А я давно уж простила!

— Спасибо, Азалия, ты освободила мою душу, — вздохнули в комнате.

— Отец! — позвала Августина.

Джорджу показалось, что призрак короля прошел сквозь стену.

— Это только для нас он умер, — взволнованным шепотом объяснила принцесса мальчишкам. — На самом деле судьба его имеет продолжение, потому что смерть — совсем не то, что вы думаете, хотя оставленная оболочка выглядит печально, и разлука надрывает душу… Другое дело, Азалия не имела права так ужасно вмешиваться в судьбу, не ее это дело.

В кроне большого дерева рядом с трактиром всполошились несколько ворон. Они раскидывали перья и недовольно каркали:

— Трринкет, трринкет!

Это темные мысли и дела, а не птицы, решил Джордж.

Крону дерева расшатал ветер. Он оказался неожиданно сильным и порывистым — из тех, что срывают шляпы с голов, выворачивают зонты и ломают ветки. Ветер вытряс воронью тучу из листвы, швырнул ее в небо и погнал эту черноту подальше от замка, города, королевства.

Последней выскочила самая ободранная ворона:

— Я прредупрреждала, я говоррила!

Игравшие на улице дети засмеялись над нею, протянули руки навстречу полетевшим листьям, и только маленькая девочка заплакала, потому что желтый зонтик вырвался из ее рук.

Старой Азалии сделалось нехорошо: пережидая приступ слабости, она схватилась свободной рукой за ажурную решетку камина, уткнулась в холодную мраморную доску.

— Ба, ты в порядке? — испугался Джордж. — Только не умирай.

— Он был такой наивный… — наконец сказала Азалия то ли присутствовавшим, то ли самой себе. — Даже шеф-повар его дурачил. Пришивал к свинье петушиный хвост и голову с позолоченным клювом и выдавал за настоящего кукариса… Ну, король, ну и что… В конце-концов, он был всего лишь человеком… Вот вы, намного моложе меня, — она повернулась к Августине, — это я должна учить вас мудрости. Но целая жизнь мне понадобилась, чтобы понять… Какая пустая трата.

— Вы поняли — значит, не пустая трата, — принцесса обняла Азалию.

Глава двадцать пятая

Освобождение Брэнды

Брэнда услышала шум наверху. Потом что-то маленькое свалилось в ее подвал сквозь вентиляционную решетку и, звонко подскочив, откатилось в темноту дальнего угла. Вскоре оттуда послышались жалобные звуки.

— Кто там плачет? — спросила девочка.

— Брэнда, помогите мне, — послышался глухой голос. — Я лежу на горе золотых монет, у меня нет ни рук, ни ног. Я вам дам половину, если вы поможете мне выбраться из подвала.

— Не помогай, — зашептали со стен человечки. — Это негодяй Тринкет!

— Здесь нечем дышать, мое больное сердце останавливается, — снова послышалось из угла.

Брэнда вопросительно оглянулась на человечков.

— Нет у него никакого сердца, — сказали они.

— Вы должны помочь мне, — перешел колдун на деловой тон. — Только я смогу отправить вас домой.

— Не верь, не верь! — разволновались человечки, и Брэнда не сдвинулась с места.

— Ну погодите, — понеслись злобное шипение и плевки из угла. — Я доберусь до вас.

В двери повернулся ключ, девочка заслонилась от яркого света: на пороге стоял трактирщик мистер Друвит, а рядом с ним — Джордж, Питер, Августина, мистер Кот и…

— Бабушка! — взвизгнула Брэнда.

Возможно, для кого-то Азалия и была недоброй дамой, наколдовавшей беду, но для Брэнды она оставалась любимой бабулей.

— Бедное дитя, кто посадил тебя на цепь? — ужаснулась Азалия.

Все посмотрели на мистера Друвита.

— Мэри виновата, — залепетал слабохарактерный трактирщик.

— Мэри сама не пошла бы на такое. Это Тринкет свел мою дочь с ума, — возразила Азалия.

Но мистеру Друвиту показалось, что старуха назвала его имя.

— Ваше высочество, — закричал трактирщик, падая на колени перед принцессой, — я не виноват… Я вообще только утром узнал, что вы здесь!

— Позже разберемся, — строго остановила его Августина. — Откуда люди знают про мое возвращение?

— Почтальон разослал голубей с новостями. Королевство бурлит! Народ собирается на площади. Все ждут, что вы поведете их на борьбу с драконом.

Побледневшая принцесса откинула волосы со лба. Лицо ее сразу стало далеким и отстраненным. Казалось, она все меньше принадлежала самой себе…

В трактир бочком вошла Мэри. Вид у бывшей ведьмы был жалкий. За ней виновато протиснулись мокрые шмели — они пока не могли летать.

— Умоляю, Августина, пощадите мою дочь! — взмолилась Азалия. Принцесса с сочувствием посмотрела на старую женщину и едва заметно кивнула, разрешая Мэри остаться.

Бывшая ведьма разрыдалась в объятиях матери, но смирения ей хватило ненадолго. Она опять начала мутить воду: обвинила Азалию в своих злоключениях, припомнила детские обиды — якобы строгое воспитание ее травмировало.