Камеристка, стр. 56

Сама она быстро вернулась в Версаль к своим детям. Там царила паника. Прошло много часов, пока Людовик вернулся во дворец.

Вечером процессия рыночных торговок достигла дворца. Лишь несколько сотен солдат противостояли многотысячной толпе, которая топталась на Плас Де Арме, прямо перед широко открытыми воротами дворца. Не приказали даже закрыть тяжелые кованые ворота.

Некоторые устремились в зал заседаний расположенного поблизости Национального собрания. Голодные и усталые от долгого марша люди еще и вымокли до нитки. Они развалились на скамьях, размахивая ножами.

Такая слишком тесная близость к «народу» совсем не понравилась делегатам. Они не приглашали эту чернь, и представитель делегатов попытался заставить женщин покинуть зал.

Разбушевавшиеся рыночные торговки издевались над делегатами и их неспособностью создать разумное правительство и конституцию. Они криками выражали недовольство их представителю и отпускали непристойные замечания.

— Мадам, вы только представьте себе эту картину, — сказал маркиз де Донатьен мадам дю Плесси, когда рассказывая ей о событиях. — По одну сторону уселись перепачканные грязью женщины, которые горланили и переговаривались самым вульгарным образом, а по другую сидели совершенно ошеломленные делегаты, которые пребывали в ужасе от этого «выступления народа» и пытались продолжить свое совещание, как ни в чем не бывало.

На улице перед зданием немногие солдаты делали попытки завоевать некоторое уважение у разошедшейся банды. Я честно признаю, меня пугало, что чернь ворвется во дворец и зарежет его обитателей. Моя госпожа уже целый день чувствовала себя нехорошо.

Я уложила ее в постель. Она лежала, испуганная, на своих шелковых подушках и только Мяу-Мяу хоть немного развлекала ее.

К вечеру наконец явился король. Хотя измотанный и усталый, он принял делегацию женщин.

Королю удалось благодаря своей искренности смягчить взрывоопасную ситуацию. Он смог повесить вину за нехватку зерна на Национальное собрание.

В то время как король уговаривал женщин, со двора он мог слышать грубые оскорбления в свой адрес и особенно в адрес королевы.

Но король был прекрасным актером. К счастью, у него хватило присутствия духа, когда он прибыл во дворец, приказать закрыть наружные железные ворота. Но это затянулось до поздней ночи — воротами не пользовались со времен «короля-солнца». Железные шарниры давно заржавели.

Когда я доложила об этом моей госпоже, она, покачав головой, заметила:

— Так и есть. Всюду запустение, лень и разгильдяйство.

В зал постоянно врывались возбужденные министры и офицеры.

— Сир, я умоляю вас, разрешите, бога ради, все-таки вкатить пару орудий во двор. Мы должны как-то привести в чувство разбушевавшихся каналий. Нам не нужно ведь по-настоящему стрелять из пушек, только продемонстрировать нашу решимость.

Людовик отказался, аргументируя это так:

— Солдаты все равно отказались бы стрелять в граждан.

— Так вот до чего уже дошло, наш король не может приказывать своим собственным войскам, — жаловалась мадам дю Плесси.

— Самое плохое, что его величество это, очевидно, знает, и, конечно, не с сегодняшнего дня. И, несмотря на это, он ничего не делает, чтобы оградить свою семью от этой опасности, — не смогла удержаться я. Мадам Франсина пожала плечами, и мадам Турнель, которая находилась в наших апартаментах, смущенно опустила глаза.

Генерал Лафайет со своей Национальной гвардией еще не прибыл во дворец, а версальская охрана между тем браталась с рыночными торговками помоложе и посимпатичнее. Они напивались, пели революционные песни, танцевали, шумели и совокуплялись за кустами. Пара сотен членов королевской личной охраны, конечно, не могли начать стычку с толпой из нескольких тысяч человек.

Внезапно раздался мощный крик.

— Этот негодяй хочет смыться! Держи лживого предателя! Хватай эту свинью!

Король, которого, несмотря на показную беззаботность, охватил ужас, действительно приказал подвести шесть карет для себя, своей семьи и некоторых доверенных людей. Наконец-то он решил отправиться со своими близкими в безопасное место.

Но рассвирепевшая толпа углядела повозки и разнесла их в пух и прах; забитые чуть не до смерти кучера валялись во дворе. Слуга Марии-Антуанетты передал и моей госпоже приказ к бегству; но, узнав о разгроме, она испуганно сказала:

— Представь себе, Жюльенна, мы могли бы сидеть в этих каретах. Эти чертовки сделали бы из нас котлету.

Наконец появилась Национальная гвардия во главе с генералом Лафайетом. Он быстро навел порядок и, несмотря на поздний час, явился к королю.

Генерал взял на себя ответственность за жизнь короля и его семьи. Дошло даже до потасовок между национальными гвардейцами и личной охраной короля, с одной стороны, и вооруженными «делегатами парижского народа» — с другой, причем не нужно забывать, что среди них половина были мужчины, переодетые женщинами. Некоторых членов личной охраны короля при этом зарезали. Это была ночь ужасов, но самое страшное было еще впереди.

В два часа утра королева, совершенно обессиленная физически и морально, отправилась в постель. Перед ее покоями встала личная охрана, а некоторые придворные дамы — среди них и мадам Франсина дю Плесси, которая снова была на ногах — уселись в спальне Марии-Антуанетты.

Около пяти часов утра дамы вскочили, напуганные. Они услышали крики и выстрелы. Охрана королевы по ошибке застрелила двоих демонстрантов.

Разбушевавшаяся толпа стала штурмовать дворец. Мадам Франсина разбудила совершенно обессиленную королеву, а другая придворная дама осторожно открыла двери покоев. От того, что она там увидела, она едва не упала в обморок. Лейб-гвардеец прикладом ружья отбивался от нескольких бандитов, которые хотели заколоть его кинжалами. Голова у него была в крови; услышав, как отворилась дверь, он обернулся и крикнул:

— Спасайте королеву, мадам. Они хотят меня убить.

Придворная дама поспешно захлопнула дверь и кинулась в спальню королевы.

— Вставайте, мадам! — закричала она как безумная, — бегите к королю.

Мария-Антуанетта в одной ночной рубашке побежала к двери с «глазком», что вела к покоям короля. Но дверь была заперта, королева и ее дамы колотили в нее, пока их не услышал слуга. Вскоре появился Людовик, а потом и мадам Франсина, которая обходными путями привела королевских детей.

Все, в том числе и граф Аксель фон Ферзен, стояли в покоях Людовика, прижавшись друг к другу, как бы ища утешения.

— Мадам, теперь вандалы собираются разбить большое хрустальное зеркало на лестнице, — сказал граф Ферзен бледной как смерть сестре короля.

Месье де Прованс, брат короля, попытался успокоить свою супругу. Дамы Аделаида и Виктория стояли, застыв как статуи. И несколько министров, на свое несчастье, находившихся в это время у короля, казалось, от страха остолбенели и, как и все остальные, ждали, что скажет король.

Из коридора раздавались злобные угрозы, вопли боли и предсмертные крики. Слышался звон клинков и ружейные выстрелы.

Глава шестьдесят шестая

Толпа пробилась во дворец, и лейб-гвардейцы с солдатами Национальной гвардии вынуждены были защищать жизнь короля и его семьи. Многие лейб-гвардейцы при этом лишились жизни. Мой любимый Жюльен вышел живым из схватки, а вот национальные гвардейцы, можно сказать, вступали в борьбу не слишком охотно. Было видно, что Мария-Антуанетта их симпатией не пользовалась.

Лишь ближе к полудню появился генерал Лафайет. Он провел ночь в гостинице недалеко от дворца.

— Просто непонятно, — насмешливо заметила мадам дю Плесси, — мы тут чуть не умираем, а для господина генерала его ночной покой — святое. Можно было бы ожидать, что в такую ночь он истребит безумие и позаботится о порядке, как его обязывает долг, черт возьми.

Присутствие Лафайета существенно подняло боевой дух, и вскоре его солдатам удалось протиснуться между дверью с глазком и нападавшими, которые только что намеревались выломать дверь.