Камеристка, стр. 28

— Почему народ с таким энтузиазмом приветствует этого человека? Что такого великого совершил он для Франции? — ошеломленно спросила я у моей госпожи, когда мы узнали из газет, какими бурными овациями встретила его толпа. Мадам Франсина покачала головой.

— Ничего, дорогая, — раздраженно сказала она. — Но его оправдание сильно подорвало репутацию королевы, вот за это массы и любят его.

— Я раздавлена этой несправедливостью и неуважением ко мне, — жаловалась королева месье де Мерси. Тот писал своему императору в Вену:

Разговаривая с моей госпожой, королева плакала.

— Этот суд, который, по всей видимости, должен служить справедливости и закону, обесчестил и унизил меня.

Трагедия была в том, что кардинал на самом деле был невинной пешкой в игре де ла Мотт и справедливо не был наказан.

Глава тридцать вторая

И графа Калиостро тоже оправдали. Когда графа выпустили из Бастилии, его приверженцы пронесли его в триумфальном шествии по улицам и десятки тысяч людей следовали за ними.

Правительство опасалось волнений и потребовало от мага покинуть город и страну в течение восьми дней. Много позже я узнала, что Калиостро был арестован в 1789 году в Риме и помещен до конца своей жизни в темницу замка Сан-Лео [31] под Монтефельтро в Италии.

Одним прохладным утром в пять часов не менее четырнадцати помощников палача были заняты тем, чтобы доставить мадам де ла Мотт-Валуа из ее камеры к лестнице дворца правосудия.

Графиня бушевала. Она визжала и бесновалась, поносила Бога, короля и его супругу, проклинала кардинала де Рогана, парламент и судей. Кучер мадам Франсины, который в этот день рано выезжал из городского дворца графини в направлении Версаля, возбужденно рассказал нам об этом.

Женщина пинала мужчин, била по лицу и плевалась, даже пыталась их укусить. Юноши были крепкие, но справиться с ней не могли — такая сила взялась вдруг у хрупкой женщины.

Когда палач хотел поставить ей клеймо, она сопротивлялась, как фурия. Хотя ее держали четверо мужчин, ей каким-то образом удалось пошевелиться, и раскаленное железо внезапно оказалось на ее левой груди. Обезумев от боли, она набросилась на палача и впилась зубами в его руку. Но потом женщина упала в благословенный обморок.

Ее, лежавшую без сознания, в повозке отвезли в Сальпетриер, где ей придется провести остаток дней в сером льняном балахоне и тяжелых деревянных башмаках на воде и хлебе. Тяжелейший удар для отпрыска королевского дома Валуа.

— Должна признать, ничего удивительного, если вспомнить ее родительский дом, — сказала мадам Кампан.

Когда подробности исполнения ее приговора стали известны, люди обратили свои симпатии на «бедную жертву». Ее стали чаще называть несчастной. Герцог Орлеанский даже организовал сбор средств для достойной сожаления, а дворяне посылали ей в тюрьму подарки.

Вскоре графиня таинственным образом сбежала из тюрьмы в Англию. Все думали, что королева спасла свою подругу в благодарность за молчание на суде об участии Марии-Антуанетты в «афере с колье».

— Мне жаль, — высокомерно заявила маркиза де Рамбулье, — но всякий, у кого есть хоть немного ума, не может считать по-другому.

Это прозвучало разумно, если не знать, что маркиза долгие годы была подругой королевы, которая ей, конечно только по секрету, вредила, как только могла.

Мадам Франсина громко воскликнула:

— Эту льстивую интриганку нужно было гнать от двора. Но она умеет подлизываться.

Едва оказавшись в Лондоне, Валуа смогла распространять самые абсурдные слухи о супруге французского кроля. В Англии не было цензуры, и злобные сплетни немедленно попадали во Францию.

Процесс был всего лишь фарсом. Конечно, королева заказала сказочно дорогое украшение и получила его от кардинала. Рассвирепевшая графиня даже намекала на то, что у Марии-Антуанетты уже была связь с кардиналом, когда она еще была эрцгерцогиней, а он посланником в Вене.

— Каждый может прочитать, что королева в то время, когда Роган был посланником при дворе Марии-Терезии, уже давно жила как дофина в Версале, — энергично возражала мадам дю Плесси, и несколько доброжелателей соглашались с ней.

— Вот список всех лиц, с которыми у королевы, как считают, были интимные отношения. — Я показала моей госпоже газету из Англии. Там были приведены ни много ни мало тридцать четыре имени — мужских и женских.

Через год после несчастного процесса Марию-Антуанетту считали во всей Франции и частично также в Англии испорченной Femme fatale. [32]

Это было далекой зарницей перед сильной грозой. Отношение резко изменилось — ведь имя королевы было попрано. Никто за нее не заступился — даже король.

Глава тридцать третья

Повсюду в провинциях некогда покорные крестьяне грабили имения своих помещиков.

— Ну, это уже никуда не годится! — закричал Жюльен Лагранж и помахал газетой. — Министр финансов, месье де Калонн, впервые открыто говорит о дефиците казны, и от того, что он говорит, пробирает дрожь. Послушай, Жюльенна. За двенадцать лет правления Людовика Шестнадцатого накопились долги в миллиард двести пятьдесят миллионов ливров.

Эта сумма была такой до абсурда большой, что я это себе даже и представить не могла. И так же, как и я, ощущала себя и большая часть народа. Но все понимали, что ситуация критическая.

Ведь простой люд пахал за жалкую плату в несколько су по десять часов в день, а при дворе легко могли отдать почти полтора миллиона за какую-нибудь побрякушку. Имя этого злого рока было: королева Мария-Антуанетта. Когда она первый раз после процесса появилась в парижском театре и заняла место в своей ложе, ее встретили шиканьем и свистом.

— Несколько жалких возгласов «да здравствует королева» было почти не слышно, — рассказывала растерянная мадам дю Плесси, которая сопровождала в тот день королеву в театр.

— Что я сделала этим людям, ради всего святого, скажите мне? — в отчаянии спрашивала Мария-Антуанетта Людовика и придворных дам. Людовик успокаивал ее, пока все снова не улеглось.

И опять королева попыталась снизить свои расходы. «Королева моды» Роза Бэртэн была уволена со службы при дворе. У королевы ведь итак имелось достаточно туалетов на все случаи жизни.

Но сэкономить больше миллиона ливров в год можно было не только на гардеробах, но и на прислуге, а также на конюшне. В азартные игры, разорившие многих аристократов, больше при дворе не играли, сократилось и количество лишних постов. Далее покончили с так часто критикуемым игрушечным хозяйством в Малом Трианоне.

— Королева, кажется, решила принять серьезные меры, — говорила довольная мадам Франсина, когда я однажды вечером полировала ей ногти. — Она даже отходит от своих любимых Полиньяков, банды, которая с давних пор беззастенчиво преследовала только свою собственную финансовую выгоду. Мария-Антуанетта снова сближается со своими старыми советниками, графом Мерси и аббатом Вермоном, ее прежним учителем.

Но, к сожалению, все ее добрые намерения ни к чему не привели. Долги продолжали расти. Король и его министры растерялись, узнав, что одними этими поправками ничего уже не спасти.

Никто из постоянно менявшихся министров не смог обеспечить казне крепкую основу.

Постепенно они начали понимать, что во всем виноваты вовсе не государственные слуги, а феодальная система управления, сохранившаяся еще со Средних веков. Она не годилась больше для нашего времени.

Впервые самым важным критерием при назначении министра финансов стало не его происхождение, а его популярность. О таком человеке в Версале знали; у него уже не раз просили совета, хотя он был всего лишь буржуа, да еще и не француз, а кальвинист, еретик из Швейцарии. Но вдруг именно на него стали возлагать все надежды. Король долго колебался в отношении месье Неккера.