Камеристка, стр. 13

— Как у нашей сестры Луизы, — пробормотала мадам Софи.

— Мы уже почти закончили, — сказал врач и быстро обернулся к мадам Франсине. Все это время она молча и неподвижно сидела в кресле, внимательно наблюдая за происходящим в комнате. — Мне нужно еще только посмотреть на руки и ноги вашей камеристки, — шепнул врач мадам дю Плесси.

— Возможно, я могу сократить процедуру, месье доктор, — услышала я слова моей госпожи, и, к своему великому удивлению, она начала что-то объяснять врачу на неизвестном мне языке. Речь шла, должно быть, обо мне и моей семье: я смогла разобрать только имена. Доктор, как казалось, несколько раз переспрашивал. Об этом я догадалась по тону, потому что он тоже говорил теперь не по-французски. Звучало это так, как говорит священник во время мессы у алтаря. Мне стало не по себе. Вдруг все в салоне стали относиться ко мне еще дружелюбнее, чем раньше; напряжение прошло. Мадам Аделаида даже встала и потрепала меня по щеке.

— Не бойтесь, моя милая.

Когда мы попрощались и уже были у двери салона принцессы, врач подошел ко мне и спросил у меня девичье имя моей матери.

— Оно тоже Берто. Бабетта и ее покойный муж Жак Берто были троюродными по отцовской линии, — объяснила мадам дю Плесси, прежде чем я успела раскрыть рот. Я была очень удивлена, как много известно моей госпоже о моем происхождении.

— На каком языке вы говорили с врачом, мадам? — немного обиженно спросила я, речь ведь в конце концов шла обо мне.

— На латыни, — коротко ответила она. — С врачами, проповедниками и прочими учеными господами я обычно разговариваю на латыни.

Глава шестнадцатая

Королева захотела иметь свою собственную деревню. Она должна была возникнуть за пределами Версаля, в парке и называться «Petit Trianon». [16] Здесь была создана почти трогательная, в псевдокрестьянском стиле идиллия, не имевшая, однако, ничего общего с действительным нищим существованием.

«Провокация» — кричали одни и «издевательство над народом» — другие. Здесь были крытые соломой крестьянские домики рядом с искусственным ручьем с утками и гусями. Куры и пестрый петух бродили по тщательно подметенным гравиевым дорожкам и клевали свои зернышки из фарфоровых мисок с позолоченными краями. Овечки с золотыми колокольчиками на шее резвились на пастбище, здесь гордо расхаживала даже чистая корова на выкрашенных черным лаком копытах и с рогами, обвитыми венком из цветов. Любые испражнения животных немедленно убирались. В деревне королевы царила чистота — в отличие от дворца в Версале.

Мария-Антуанетта переодевалась каждый раз, как посещала «свою» деревню: она надевала легкое платьице из светло-голубого шелка без буфов на бедрах, белый кружевной передничек и чепец из белого тюля с декоративными крылышками, который ей очень шел. Она прыгала в кругу своих одетых так же в крестьянском стиле придворных дам, как ребенок с овечками на лугу.

Мария-Антуанетта была счастлива: наконец-то она нашла себе занятие, которое ее радовало. Она часто буквально сбегала от двора, который очень затруднял ей жизнь своими сплетнями.

В одной из них говорилось, что юная королева завела себе любовника. Никому это не показалось невероятным. Как может молодая здоровая женщина выдержать без физической любви? Кто из господ оказался этим счастливчиком, единства мнений не было. Тут присутствовал и младший брат короля, граф де Артуа. Он охотнее бывал в обществе своей красивой невестки, чем своей непривлекательной жены, чья немытая шея раздражала уже ее свекра Людовика XV.

Эти слухи дошли до Вены и лишили сна высоконравственную императрицу. Все гадали: неужели королева действительно настолько глупа, особенно теперь, когда ее положение при дворе очень шаткое, завела связь, способную разрушить ее брак, прямо на глазах у публики? Другие бесстыдные сплетни говорили, что Мария-Антуанетта, напротив, имеет склонность к своему полу.

Мария-Терезия решила послать во Францию своего старшего сына и соправителя Иосифа. Молодой человек считался прагматиком; он должен был воззвать к совести своей неразумной сестры и убедить своего шурина в необходимости операции.

Император Иосиф ненавидел протокол и поэтому отправился в путешествие инкогнито, как «граф Фалькенштейн».

Мадам Франсина сидела за своим письменным столом и писала письмо своему супругу. Сегодня времени у нее было достаточно, так как всех придворных дам отпустили.

— Брату и сестре есть о чем поговорить, — смеялась она. — Наконец королева сможет излить душу.

— Я действительно получила большое удовольствие, обменявшись новостями с моим братом. Он так хорошо меня понимает, — на другой день мечтательно говорила Мария-Антуанетта.

Она не рассердилась на то, что брат резко критиковал ее образ жизни. Она знала, как он относится к подобным вещам. Иосиф был строгим приверженцем «просвещения» и не скрывал этого.

— Я не ценю незаслуженные привилегии аристократов. И к бессмысленным тратам отношусь с презрением. Это запрещает мне моя совесть.

Никого не удивило, что этому «просвещенному» монарху Версаль внушил отвращение. Со своим шурином Людовиком он имел серьезную беседу. Сам Иосиф, несмотря на укоры своей благонравной матери, вел оживленную любовную жизнь. Теперь, будучи вдовцом, он поддерживал несколько связей одновременно.

Над новой насмешливой песенкой, ходившей по Версалю: «Каждый шепчет, может король или нет? Посмотрите только на отчаяние на лице королевы», Иосиф не мог смеяться — это была настоящая трагедия.

Излюбленной темой для разговоров при дворе были истории о бессильных мужьях, чьи жены требовали так называемые «репетиции брака». Под этим понималось сожительство в присутствии свидетелей; чаще всего это были адвокаты, врачи и акушерка. Если муж оказывался неспособным, жена имела право расторгнуть брак и потребовать назад свое приданое. Пикантные подробности смаковались с наслаждением.

Император Иосиф взял с Людовика честное королевское слово, что он наконец подвергнется легкому хирургическому вмешательству. Для своей сестры он нашел четкие и ясные слова:

— Завлекайте своего мужа в постель после обеда, мадам. Тогда у мужчины сил больше, чем поздно вечером, когда он утомлен после охоты или устал после пышного ужина.

Он считал, что она должна родить не только одного наследника трона, но по возможности несколько детей, лучше всего сыновей, так как детская смертность велика.

— Знаете ли вы, мадам, — спрашивал он сестру, — что бывает с бесплодными королевами с давних времен? Через некоторое время их отсылают в монастырь. Вы этого хотите?

Нелепо разряженные придворные косо смотрели на человека из Вены — они ведь знали, что он о них думает, и издевались над его простым платьем.

— Единственное, что приносит ему успех при дворе, это его интерес к хорошеньким актрисам, — говорила мадам Кампан. — Каждую ночь император Иосиф изучает ночную жизнь Парижа.

Все придворные смеялись над его плохим французским, его любви к простым сытным кушаньям и тем, что вместо дворца он охотнее ночевал в дешевом парижском отеле. Это очень всех обижало, а Людовика нисколько не волновало.

Но особенно отталкивало придворных льстецов любопытство, которое он проявлял к финансовым делам двора. Король же действительно изучал расходы, делал записи о бухгалтерии и в конце концов отважился вслух критиковать финансовую политику.

Глава семнадцатая

За годы жизни в Версале я привыкла к придворной жизни и лишь изредка вспоминала Планси и тяжелую крестьянскую работу. Что было бы, останься я дома?

Конечно, я уже давно имела бы мужа и ораву детей. И не знала бы, как со всеми справиться.

Моя жизнь камеристки была легкой и приятной, моя госпожа обращалась со мной хорошо. У меня были не только красивые платья, мне разрешалось также мыться в ванне, сколько хочется, и еды у меня всегда было вдоволь. И к тому же я наслаждалась необыкновенной свободой.