Побратимы меча, стр. 40
— Я засиделся в этом тихом углу. Чую, вновь вернулась ко мне жажда странствий, и хочу я вновь посетить места, где побывал в молодые годы, — в тех местах я и добыл свое серебро. Как знать, может статься, и ты добудешь.
— Ты никогда не рассказывал мне, где или как добыл это добро, — заметил я.
— Нужды не было. Да к тому же есть у меня причины хранить молчание, — ответил он. — Однако да будет тебе известно, что дрался я в рядах братства йомсвикингов.
Каждый мальчишка в Исландии, мечтающий о добыче и воинской славе, слышал о йомсвикингах, но я не знал дотоле, то были россказни или братство на самом деле существовало. Но коль скоро Транд говорит, я готов поверить ему.
— Что сказал тебе Греттир, когда узнал, что мы с тобой едем за море?
— Он произнес стих из «Речей Высокого»:
Транд глянул на меня и с некоторым сочувствием проговорил:
— Подходит, не так ли?
ГЛАВА 10
И к полудню Йомсборг все еще казался неясным пятном на горизонте. Наш побитый непогодами торговый корабль, которым в складчину владели вендские купцы, с рассвета медленно приближался к дому йомсвикингов, но, казалось, ничуть не приблизился. После величественных гор и скалистых берегов Исландии и Норвегии невзрачный вид побережья Балтики меня разочаровал. Его однообразию соответствовало серое пасмурное небо, отраженное в темной воде под нашим штевнем. Уже две недели мы с Трандом провели в плавании, и мне не терпелось добраться до места нашего назначения. Я стоял, ухватившись за снасти с наветренной стороны, словно мог своей силою подтолкнуть судно вперед.
— Когда дадут нам боги, тогда и прибудем. А будет это довольно скоро, — молвил Транд, заметив мое нетерпение.
— Это здесь ты взял свою добычу? — спросил я, вглядываясь в темную линию, где небо сходится с морем.
— Не здесь, но в обществе товарищей, которые жили здесь, — ответил он.
— Когда ты видел их в последний раз?
— Не встречал после последней великой битвы в Хьорундарфьорде с норвежским ярлом Хаконом — тому уже три десятка с лишним лет.
— И ты не знаешь, что сталось с ними? Ты что-нибудь слышал о них?
— Нет, после нашего поражения — нет, — ответил он и отошел к противоположному борту, стал там, глядя вниз, на воду, и лицо его было невозмутимо.
Я бы на этом остановился, когда бы не один из мореходов-вендов. Он бочком подошел ко мне. С того дня, как мы с Трандом взошли на борт, этот человек то и дело поглядывал на моего молчаливого спутника, стараясь, однако, не выказывать излишнего любопытства. Теперь же, когда наше судно приблизилось к Йомсборгу, этот моряк воспользовался случаем задать вопрос, много дней крутившийся у него на языке.
— Старый йомсвикинг, да? — спросил он на своем норвежском с сильным акцентом, кивнув головой в сторону Транда.
— Не знаю, — ответил я.
— Похож на йомсвикинга, это точно, — продолжил корабельщик. — И едет в Йоми. Надо думать, к своим друзьям. Но не многих теперь отыщет. Они предпочли умереть.
Я подождал немного и подошел к Транду, который стоял, глядя, как взблескивает вода у форштевня, и спросил, что имел в виду корабельщик. Последовало долгое молчание, прежде чем высокий исландец наконец ответил, и говорил он так тихо, что мне приходилось напрягать слух. Впервые за все годы, что я знал Транда, голос его слегка дрожал. Была ли то грусть, гордость или стыд, не могу сказать.
— Всего восемь десятков вышли из морского сраженья живыми; всего восемь десятков из всех, не показавших спину врагу. Они нашли убежище на одном острове, и десятеро из них умерли от непогоды до того, как враги выследили и поставили выживших перед палачом. Торкель Лейра было его имя. Ярл Хакон приказал ни единого из йомсвикингов не оставлять в живых. Их так крепко связали по рукам, по ногам, что каждого пришлось наполовину волочить к месту казни, воткнув в волосы палку — они очень гордились тем, что перед битвой заплетали волосы в косы — и так несли каждого, как несут на шесте мертвого зверя, добытого на охоте. И каждому палач задавал один и тот же вопрос: «Ты боишься умереть?»
— И каков был ответ?
— Иные отвечали: «Я готов умереть» или что-нибудь вроде этого. Другие требовали, чтобы им позволили стать лицом к мечу палача, чтобы видеть приближающийся удар. Последним желанием одного из них было, чтобы ему развязали руки и дали кинжал, чтобы он был у него в руке, когда ему снесут голову с плеч.
— Какая странная просьба? — заметил я. — Зачем ему это?
— Он сказал, что в жилище йомсвикингов он и его товарищи часто о том толковали, в голове ли обитает ум или в теле, а теперь у него есть возможность разобраться в этом. Он решил держать кинжал в момент смерти, и если выронит его, когда голова расстанется с телом, значит, голова — вместилище его воли. А коль скоро рука удержит кинжал, стало быть, это тело приняло решение и придерживается его.
— И каков был результат опыта?
— Кинжал упал на землю прежде тела.
— Если я верно понял этого венда, он сказал, что кое-кто из йомсвикингов уцелел. Почему ярл Хакон сохранил им жизнь, коль поклялся всех перебить?
Транд мрачно улыбнулся.
— Все из-за шутки Свена, сына Буи. У него были необычные желтые волосы, длинные и блестящие, он ими очень гордился и отрастил почти до пояса, и немало времени проводил, расчесывая их и укладывая. Когда настала его очередь предстать перед палачом, он попросил, чтобы кто-нибудь подержал его волосы, дабы они не запачкались кровью, когда ему отрубят голову. Торкель Лейра согласился и велел своему подручному отвести волосы в сторону. Но когда Торкель нанес удар, а Свен, дернув головой, потянул подручного, тот пошатнулся, да так, что меч угодил ему по запястьям и отрубил их. Торкель Лейра, конечно, разъярился и занес уже меч для второго удара, чтобы обезглавить Свена, как должно, как вдруг ярл Хакон, который видел, что случилось, вмешался. Он сказал, что йомсвикинги, оказывается, столь неловки, что и умереть не умеют, и легче будет отпустить оставшихся, коль они обещают никогда не поднимать оружия против него. Ярл знал, что йомсвикинги держат свое слово.
— И сколько осталось в живых, кто мог бы сдержать обещание?
— Всего двадцать пять из восьмидесяти, подлежавших казни, — ответил Транд, и не успел я задать очевидный вопрос, как он добавил: — и я был одним из них.
Смеркалось, когда наш корабль вошел в пролив, ведущий к самому Йомсборгу, и я понял, что ошибался насчет кажущейся ровности берега. По мере продвижения явились длинные гряды, не такие изрезанные и грубые, как в Исландии, но ровная стена бурых и серых скал. У ее подножья каменистая отмель с валунами постепенно переходила в долгую полосу белого песка, подпирающую дюны. И вот, войдя в устье реки, мы увидели город, выстроенный на острове, скалистый берег которого поднимался почти от самой воды. Это делало город йомсвикингов непреступной твердыней. Сторожевые башни возвышались над крепостной стеной, два высоких вала, насыпанных по склону горы и вкруг внутренней военной гавани, защищали ее. Направляясь к торговым причалам, наш корабль шел вверх по течению, и я заметил, как Транд всматривается в устье гавани йомсвикингов, когда мы проходили мимо. Очевидно, ему не понравилось то, что он увидел. Столбы заграждений, обращенных к реке, пришли в плачевное состояние, древесина, пропитанная водой, сгнила. Два тяжелых створа деревянных ворот, облицованных железными пластинами, прежде защищали вход в гавань — во времена осады их можно было замкнуть, перекрыв доступ в гавань. Теперь створы покосились, и крепостные валы, с которых защитники метали снаряды в нападающих, обвалились. Твердыня йомсвикингов пришла в упадок.