Путь в Версаль (др. перевод), стр. 23

В толпе она узнала папашу Юрлюро и мамашу Юрлюрет. Вцепившись друг в друга, они качались на гребне толпы, как огромная пробка из грязного тряпья.

Анжелика пуще расхохоталась. Она буквально задыхалась от смеха. О, ей-богу, так и заболеть недолго!..

– Неужто это так смешно, крошка? – проворчал у нее за спиной чей-то размеренный голос.

И сильная рука схватила ее за запястье. «Фараона не узнаешь, его чувствуешь», – говаривал Снегирь. С той ночи Анжелика научилась чуять, откуда идет опасность. Она продолжала смеяться, но потише и приняла наивный вид.

– Конечно смешно: люди дерутся, а сами не знают почему.

– Но ты-то, наверное, знаешь, а?..

Улыбаясь, Анжелика склонилась к лицу полицейского. И внезапно сильно ухватила его за нос и свернула носовой хрящ, а когда от боли он запрокинул голову, кулаком нанесла ему мощный удар в выступающее адамово яблоко.

Этому приему ее научила Полька. Удар был не настолько жесткий, чтобы оглушить полицейского, но достаточный, чтобы заставить его ослабить хватку.

Высвободившись, Анжелика убежала, подпрыгивая, как козочка.

В Нельскую башню каждый вернулся своим путем.

– Можно подсчитать наши потери, – сказал Жактанс, – но какой большой урожай, друзья, какой урожай!

Тут же на стол были вывалены плащи, шпаги, украшения, тугие кошельки.

Флипо, весь в синяках, как утка в яблоках, принес кошелек того господина, которого ему указали.

Ему оказали честь, усадив за стол Каламбредена.

Глава VII

– Анжелика… – прошептал Никола. – Анжелика, если бы ты не вернулась!..

– Что бы тогда случилось?

– Не знаю…

Он притянул ее к себе и сжал в объятиях, едва не раздавив.

– О, прошу тебя! – вздохнула она, освобождаясь.

Анжелика прижалась лбом к решетке бойницы. Глубокое синее небо всматривалось своими звездами в спокойные воды Сены. В воздухе ощущался аромат миндальных деревьев, цветущих в садах и на развалинах крепостной стены предместья Сен-Жермен.

Никола подошел к Анжелике, продолжая пожирать ее глазами. Ее тронула сила его неизменной страсти.

– Что бы ты сделал, если бы я не вернулась?

– Смотря по тому, что с тобой произошло. Если бы тебя сцапали, поднял бы на ноги всех своих людей. Они облазили бы все тюрьмы, все больницы, все бордели. И помогли бы тебе бежать. Если бы тебя загрызла собака, я повсюду искал бы эту тварь и ее хозяина, чтобы убить их. Наконец, если бы… – его голос стал хриплым, – если бы ты ушла с другим… я бы нашел тебя и того, другого, и зарезал бы его.

Она улыбнулась. В ее памяти возникло бледное, насмешливое лицо. Но Никола был проницательней, чем она думала, а любовь обострила его чувства.

– Не думай, что от меня так легко уйти! – с угрозой в голосе продолжал он. – У нас тут не предают, как в высшем свете. Но если такое случится, предатель умирает. Ты нигде не нашла бы убежища… Мы слишком многочисленны, слишком сильны. Я бы тебя достал из-под земли: в церкви, в монастыре, даже в королевских покоях. Мы хорошо организованы, ты же знаешь. А я, по правде говоря, обожаю затевать драки.

Он распахнул драный плащ и показал Анжелике маленькое голубоватое пятнышко на левой груди:

– Глянь-ка, видишь вот это? Мать всегда говорила: «Это знак твоего отца!» Потому что моим отцом был не этот здоровенный мужлан, папаша Мерло. Нет. Мать зачала меня раньше, с одним военным, с каким-то офицером в высоком звании. Она так и не сказала, как его звали. Но всякий раз, когда папаша Мерло хотел отлупцевать меня, она кричала: «Старшего не тронь, он благородной крови!» Ты ведь этого не знала?

Анжелика закричала ему прямо в лицо:

– Солдатский ублюдок! – И надменно бросила: – Есть чем гордиться.

Он грубо схватил ее за плечи:

– Иногда мне хочется раздавить тебя как орех. Но теперь я тебя предупредил. Если когда-нибудь ты меня обманешь… Если переспишь с кем-нибудь…

– Можешь не бояться. Мне вполне хватает твоих объятий.

– Почему ты говоришь об этом с таким недовольным видом?

– Потому что для того, чтобы требовать еще, надо было бы обладать бешеным темпераментом. Вот если бы только ты мог быть более нежным!

– Это я-то не нежный? Я, который тебя обожает? Повтори, что я не нежный.

Он поднял увесистый кулак. Анжелика пронзительно закричала:

– Не прикасайся ко мне, мужлан! Скотина! Вспомни о Польке!

Он уронил руку и вздохнул, мрачно взглянув на нее:

– Прости меня, Анжелика. Ты всегда оказываешься сильнее. – Он улыбнулся и неловко протянул к ней руку. – Иди ко мне. Я постараюсь быть нежным.

Она позволила, чтобы он уложил ее на ворох тряпья, и, безразличная, пассивная, отдалась ставшим привычными объятиям.

Удовлетворив свое желание, он еще некоторое время лежал, тесно прижавшись к ней. Анжелика чувствовала на своей щеке жесткую щетку волос, которые из-за парика он стриг очень коротко.

Наконец он глухо пробормотал:

– Теперь я знаю… Ты никогда, никогда не будешь принадлежать мне. Потому что мне нужно не только это. Мне нужно твое сердце.

– Нельзя иметь все, бедняжка Никола, – рассудительно сказала Анжелика. – Раньше тебе принадлежала частица моего сердца. Теперь тебе принадлежит все мое тело. Раньше ты был моим дружком Никола, теперь ты мой господин Каламбреден. Ты убил даже воспоминание о том чувстве, которое я испытывала к тебе, когда мы были детьми. И все же я привязана к тебе, по-другому. Потому что ты сильный.

Он разозлился, вздохнул и снова проворчал:

– Я вот думаю, не придется ли мне на днях убить тебя?

Она зевнула, ей хотелось спать.

– Не говори глупостей.

Сквозь маленькое оконце звезды отбрасывали отсветы в краденые зеркала. У подножия башни неустанно распевали жабы.

– Никола… – вдруг сказала Анжелика.

– Да?

– Помнишь, мы хотели убежать в Америку?

– Да.

– А что, если теперь мы и вправду уедем туда?

– Куда это?

– В Америку!

– Ты спятила!

– Нет, уверяю тебя, это страна, где нет ни холода, ни голода… Там мы были бы свободны.

Она настаивала:

– Что ждет нас здесь? Тебя – только тюрьма или пытка, каторга или виселица. А что ждет меня, если ты исчезнешь?..

– При Дворе Чудес никогда не следует думать о том, что нас ждет. Завтра не существует.

– Там, быть может, у нас будет своя земля. Мы будем ее обрабатывать. Я тебе помогу.

– Ты спятила! – повторил он в новом приступе гнева. – Я только что растолковал тебе, что не имею ничего общего с мужичьем. И неужели ты думаешь, что я отступлю, оставив Родогону Цыгану клиентуру Сен-Жерменской ярмарки?

Она не ответила и снова стала безучастной.

Он еще некоторое время ворчал:

– Вот ведь эти женщины… Взбредет же такое в голову!..

В раздражении он ворочался и все никак не мог успокоиться. Какой-то голос внутри его твердил: «Что тебя ждет? Аббатство Виселицы? Да. А потом? Но разве можно жить где-то, кроме Парижа?»

В эту весеннюю ночь широкая грудь Никола – Каламбредена рвалась от сдавленных вздохов.

Он смотрел на спящую Анжелику и, терзаемый ревностью, хотел разбудить ее, потому что во сне она улыбалась.

Анжелике снилось, что она плывет по морю на барже с сеном.

Глава VIII

Как-то летним вечером Жан Тухляк заглянул в логово Каламбредена в Нельской башне. Он пришел проведать нищенку по кличке Фанни Несушка. У нее было десять детей, которых она поочередно сдавала то одним, то другим. На свои доходы она жила припеваючи, попрошайничеством занималась лишь для развлечения, а проституцией – по привычке. Впрочем, это совсем не мешало ее достоинствам производительницы, даже наоборот.

Жан Тухляк пришел «зарезервировать» ребенка, которого она ждала. Как настоящая торговка, она предупредила:

– За этого ты заплатишь дороже, потому что он будет колченогим.

– Откуда ты знаешь?

– Тот, кто мне его сделал, был хромым.