Возрождение, стр. 28

Я сказал, что тоже рад, даже не подумав, что это могло означать.

Никаких тяжелых сцен расставания не было. Мы просто разошлись, и если угасание наших отношений и явилось плодом чьих-то усилий, то исключительно Делии Содерберг – красивой и сдержанной матери Астрид. Она была неизменно приветлива, но всегда смотрела на меня с тем же выражением, с каким хозяин магазина разглядывает подозрительную двадцатидолларовую купюру. «Может, с ней и все в порядке, – думает он, – но что-то меня… смущает». Если бы Астрид забеременела, мои мысли насчет будущего вполне могли бы превратиться в реальность. А что, мы даже могли бы быть счастливы: трое детей, гараж на две машины, бассейн позади дома и все такое. Но это вряд ли. Скорее всего бесконечные выступления и девчонки, которые постоянно крутятся возле рок-групп, привели бы к нашему разрыву. Оглядываясь назад, я вынужден признать, что опасения Делии Содерберг были оправданны. Я оказался фальшивой «двадцаткой». Вполне приличной, чтобы сойти за настоящую во многих местах, но не в ее магазине.

Расставание с «Chrome Roses» тоже обошлось без слез. Когда я приехал домой с учебы в Ороно на первый уикенд, мы отыграли в пятницу в «Амветс», а в субботу вечером – в «Скутерз-паб» в Норт-Конуэе. Мы играли так же здорово, как и прежде, и теперь нам платили по сто пятьдесят долларов за выступление. Помню, что я спел «Shake Your Moneymaker» и сыграл очень приличное соло на губной гармонике.

Но когда я приехал домой на День благодарения, то узнал, что Норм взял нового ритм-гитариста и изменил название группы на «Norman’s Knights».

– Извини, друг, – объяснил он, пожимая плечами. – У нас много заказов, а я не могу работать трио. Рок-н-ролл – это барабаны, бас и две гитары.

– Все в порядке, – заверил я. – Я понимаю.

И я не кривил душой, потому что он был прав. Или почти прав. Барабаны, бас, две гитары – и все начинается в тональности ми.

– Завтра вечером мы играем в «Рэггид-поуни» в Уинтропе, если хочешь поучаствовать. Типа приглашенный гость?

– Я пас, – ответил я. Я слышал нового ритм-гитариста. Он был на год моложе меня, но уже играл лучше и мог лабать как заведенный. К тому же это означало, что я мог провести субботний вечер с Астрид. Что я и сделал. Думаю, что она уже тогда начала встречаться с другими парнями – она была слишком красивой, чтобы сидеть дома, – но ничего об этом не рассказывала. И была нежной и любящей. Это был хороший День благодарения. Я не скучал по «Chrome Roses» (или «Norman’s Knights» – название, к которому мне не требовалось привыкать, что меня вполне устраивало).

Ну, вы понимаете.

Почти не скучал.

Однажды, незадолго до рождественских каникул, я заскочил в кафе «Бэарз» нашего студенческого союза, чтобы перекусить гамбургером с колой. На выходе я остановился у доски объявлений. Среди множества сообщений о продаже учебников, автомобилей и поиске попутчиков для поездок в разные города мне попалось такое:

ХОРОШАЯ НОВОСТЬ! Cumberlands снова воссоединяются! ПЛОХАЯ НОВОСТЬ! Нам не хватает ритм-гитариста! Мы – ГРОМКАЯ И КРУТАЯ КАВЕР-ГРУППА! Если ты играешь «Beatles», «Stones», «Badfinger», «McCoys», «Barbarians», «Standells», «Byrds» и т. д., приходи в комнату 421 Камберленд-холла со своей бренчалкой. Если тебе нравится «Emerson, Lake & Palmer» или «Blood, Sweat & Tears», то можешь идти… сам знаешь куда.

К тому времени у меня уже был собственный ярко-красный «Гибсон», и после занятий я отправился с ним в Камберленд-холл, где познакомился с Джеем Педерсоном.

Поскольку шуметь в учебное время не разрешалось, мы играли в его комнате без усилителей. Вечером того же дня мы подключились к усилителям в зоне отдыха общаги и в течение получаса отрывались по полной, после чего меня приняли. Он играл намного лучше меня, но мне было не привыкать – в конце концов, я начинал свою рок-н-ролльную карьеру с Нормом Ирвингом.

– Я хочу изменить название группы на «Heaters», – сказал Джей. – Что скажешь?

– Если это не будет мешать моей учебе и ты будешь делиться честно, назови хоть «Адские придурки», мне без разницы.

– Хорошее название, в духе «Даг и горячие яйца», но с ним нас вряд ли позовут играть на школьные танцы. – Он протянул руку, и мы обменялись вялым рукопожатием. – Добро пожаловать на борт, Джейми. Репетиция в среду вечером. Будь там или катись ко всем чертям.

Мне довелось работать в разных местах, но никогда не приходилось катиться ко всем чертям. Почти за двадцать лет я сыграл в дюжине групп в сотне городов. Ритм-гитарист всегда может найти себе дело, даже если он под таким кайфом, что едва держится на ногах. В принципе все сводится к двум моментам: нужно вовремя появляться и уметь брать ми.

Мои проблемы начались, когда я перестал появляться.

V. Живое течение времени. «Портреты-молнии». Моя проблема с наркотиками

Я окончил Университет Мэна (со средним баллом 2,9, мне не хватило сущей ерунды, чтобы войти в список лучших студентов) в двадцать два года. Во время нашей второй встречи с Чарлзом Джейкобсом мне стукнуло тридцать шесть. Он выглядел моложе своего возраста, возможно, потому, что в последний раз я видел его сильно похудевшим и осунувшимся от горя. Я же в 1992 году выглядел намного старше своих лет.

Я всегда любил ходить в кино. В 1980-х я, в основном в одиночестве, пересмотрел кучу фильмов. Иногда я дремал (например, на «Смертельном влечении» – вот снотворное так снотворное), но обычно смотрел на экран, под каким бы кайфом ни находился, захваченный магией шума, и цвета, и невероятно красивых женщин в легкомысленных одеяниях. Книги мне тоже нравились, и я их прочел немало, да и телепередачи были делом подходящим, особенно в номере мотеля, когда за окном бушевал ливень с ураганом. И все-таки для Джейми Мортона не было ничего лучше фильма на большом экране, где компанию мне составляли только попкорн и большой стакан кока-колы. И, само собой, героин. Я брал у торговца еще одну соломинку, перекусывал ее пополам и с помощью этих половинок вдыхал порошок в обе ноздри с тыльной стороны ладони. Я сел на иглу только в 1990-м или 1991-м, но все равно это случилось. Как случается с большинством из нас. Можете поверить мне на слово.

В кино меня больше всего привлекает скорость, с которой происходят метаморфозы. Можно начать с занудного подростка без друзей, без денег, с никчемными родителями, и вдруг он сразу превращается в Брэда Питта в расцвете сил. И отделяет этого чудика от бога всего лишь титр «14 ЛЕТ СПУСТЯ».

– Торопить время – большой грех, – не уставала говорить нам мама в детстве. Обычно это случалось, к примеру, в феврале, когда мы мечтали, чтобы поскорее наступили летние каникулы, или когда мы никак не могли дождаться Хэллоуина. Наверное, мама была права, однако я не могу отделаться от мысли, что такие прыжки во времени пришлись бы очень по вкусу тем, кто живет неправильно. А в период между приходом к власти администрации Рейгана в 1980 году и ярмаркой штата в Талсе в 1992-м я жил очень неправильно. Провалы во времени были, а вот нужные титры так и не появились. Мне приходилось проживать каждый день, а без дозы день растягивался на сотню часов.

Съемка «из затемнения» показывает, как «Camberlands» превратились в «Heater» s, а «Heaters» – в «J-Tones». Нашим последним выступлением как группы колледжа был грандиозный и шумный выпускной бал 1978 года в зале студенческого союза. Мы играли с восьми вечера до двух часов ночи. Вскоре после этого Джей Педерсон привлек к нашим выступлениям вокалистку, которая была довольно известна в округе и умела потрясно играть на саксофоне. Ее звали Робин Сторрз. Она идеально подошла нам, и к августу «J-Tones» превратились в «Robin and the Jays». Мы стали одной из самых востребованных групп штата Мэн. Приглашения поступали со всех сторон, и жизнь была хороша.

Дальше все расплывается.

* * *