Тени в апельсиновой роще, стр. 27

Когда они отпустили Кимати и он упал, бандиты продолжали избивать его на земле.

— Запомни, — донесся до сознания Кимати слабый голое откуда-то издалека, — по пятницам в десять вечера!..

Каблуки зашаркали по шершавому асфальту: оставив его валяться на земле, гангстеры пошли прочь.

Казалось, целую вечность пролежал Кимати в продуваемом студеным ветром проулке. Лежал не шевелясь, в той позе, как его бросили, пока наконец голова у него перестала кружиться и чуть поутихла боль в животе. Все его тело болело. Он боялся пошевелиться, чувствуя, что каждое движение обернется для него новой мучительной пыткой.

В конце концов он сел, протер залитые запекшейся кровью глаза. Невероятным усилием воли поднялся на ноги и прислонился к стене. Боль пронзила его, все закружилось перед глазами. Он не мог сообразить, в какой стороне его дом. Придя в себя, Кимати, тяжело дыша, поплелся вдоль стены по направлению к Гроген-роуд.

Прошло полчаса, пока он кое-как проплелся сто метров, отделявшие его от лавки. Как ни странно, ключ оказался в кармане. Он отпер входную дверь, на ощупь пересек лавку, пробираясь во мраке к лестнице, ведущей наверх.

— Джонни? — окликнул его дядя Едок, спавший в закутке за занавеской. У старика был чуткий сон.

Кимати, не откликаясь, поднимался по лестнице.

— Найдешь дорогу? — осведомился старик.

— У-гу, — отозвался Кимати, притворяясь пьяным.

— Осторожно, Джонни, — дядюшка легко поверил, что племянник выпил лишнего, — с лестницы не свернись.

— У-гу, — буркнул Кимати. При каждом произносимом им звуке его зубы словно выбивали дробь. Все еще стоял гул в ушах. Кое-как он дотащился до второго этажа и заперся в ванной. Открыв кран, поплескал воды на лицо, постанывая от боли, потом посмотрел на себя в зеркало. Вместо лица сплошные синяки и кровоподтеки. Нос распух и стал вдвое больше, чем обычно, в ноздрях запеклись сгустки крови. Огромная опухоль закрыла левый глаз; челюсть тоже вздулась, голова казалась огромной.

«Они заплатят за это, — думал Кимати, кое-как приводя себя в порядок. — Клянусь, им это даром не пройдет!» — Он снова плеснул холодной воды на лицо, вздрагивая от боли.

В зеркало он увидел, что у него за спиной на пороге стоит София с лицом, перекошенным от испуга.

— Джонни! — запричитала она, подавшись к нему.

Он повернулся и предстал перед ней во всей красе. София едва не лишилась чувств при виде обезображенного побоями лица мужа.

— Джонни! — На ее глаза навернулись слезы. — Что они с тобой сделали?

— Не плачь, — принялся утешать ее Кимати, — не надо, Софи.

— Я позову дядю...

— Нет, — резко остановил он ее. — Успеется, утром полюбуется.

— Но Джонни, тебе нужен врач.

— Пожалуй. — Он и сам лучше Софии знал, что дело плохо. Но еще больше, чем телесные повреждения, его мучила душевная рана, открывшаяся в ту ужасную минуту, когда его добивали в проулке и он внезапно понял, что отныне его жизнь зависит от этих уголовников и пощады ждать не приходится.

— Надо пойти к доктору, — повторила София.

— Только не сейчас, — ответил он. — Принеси-ка йоду и ваты.

София послушно отправилась выполнять поручение.

— Кто это тебя? — спросила она, обрабатывая раны.

— Сам не знаю, — Кимати покачал головой. — Какая-то шайка.

— Но ведь тебя не ограбили, не раздели, — сказала она, недоумевая. — И часы и бумажник целы.

— Сторожа подоспели на помощь, — солгал он.

— Отдал бы деньги сразу, они бы тебя не изуродовали.

Кимати промолчал. София, однако, была отнюдь не такой наивной и кое о чем догадывалась.

Она долго не могла заснуть в эту ночь, Кимати тоже не спал.

На следующее утро он позвонил на базу «Лали Хиллз» и несколько минут говорил о чем-то с Фрэнком Вэркеллом.

Потом София наняла такси и свозила Кимати в городскую больницу. Его осмотрели. Переломов, к счастью, не обнаружили, сделали две инъекции пенициллина и велели не вставать с постели.

Вечером в десять часов вожак со шрамом и его гориллы ввалились в лавку. Дядя Едок встретил их, держа наготове конверт, а в нем семь с половиной фунтов наличными.

— Где твой младший компаньон? — небрежно спросил вожак, пересчитывая деньги.

— В больнице, — ответил старик.

— Что с ним такое?

— Несчастный случай, — ответил дядя Едок.

— Передай ему, чтобы берег себя. Надо быть поосторожнее. — Вожак, направился к двери. — В городе опасности подстерегают на каждом шагу. До следующей пятницы!

Дядя Едок хотел сказать им, чтоб они оставили племянника в покое, но промолчал. Заперев дверь, он пошел в свой закуток и лег на кровать, сожалея в душе о том, что взял Кимати в компаньоны.

Из окна второго этажа Кимати наблюдал за тем, как бандиты пересекли улицу и уселись в «альфа-ромео». Ему не удалось разглядеть, какого она цвета, и разобрать цифры на номерном знаке.

Глава 15

В заповеднике стояла неимоверная жара. Послеполуденное солнце светило горячо и ярко, и горы Вачу, подрагивая в знойном мареве на фоне голубого горизонта, казались сероватым миражем. Полуденный ветерок утих, и сухой горячий воздух тяжело повис над саванной.

В кабине «лендровера», стоящего в тени раскидистой ака-ции, егерь первого класса Дэниел Бокасси крепко спал, уперев ноги в баранку руля. Он похрапывал и обильно потел.

Фрэнсис Баркелл без рубашки на капоте и чистил свой автомат. С небольшого возвышения, где поставили машину, было видно все засохшее нагорье Ятта вплоть до далекой ленты зеленели по берегам реки Галаны, бегущей с северо-запада на юго-восток по территории заповедника. Слоновья трава и кустарник вокруг него были цвета спелой пшеницы.

«Если в этом году в конце ноября снова не будет дождей, — думал Фрэнк, поглядывая прищуренными глазами на пустынное пространство перед собой, — вся растительность в парке из золотой станет серой и подернется пылью. В воздухе появится привкус золы, природа взмолится о дожде. Старые слоны околеют от жажды, отчаянно раскапывая бивнями пересохшее ложе рек. Выживут лишь те звери, у кого хватит сил проделать долгий путь от своих обычных пастбищ к берегам непересохших рек. И тогда настанет раздолье браконьерам — они будут подстерегать ослабевшую добычу на тропах, ведущих к водопоям, и устраивать засады у немногочисленных ключей».

Тогда работа Фрэнка станет вдвое труднее и в десять раз опаснее.

Он кончил чистить автомат, прислонил его к кузову и зевнул. Потом достал мощный бинокль и, взобравшись на капот, внимательно вгляделся в южную оконечность плато. В окулярах даже мелкие детали приобрели четкие очертания, расплывчатые кроны деревьев будто проявились на резком фотоснимке. Стадо зебр лениво щипало траву в окрестностях водоема Гот-хоа. Неподалеку от них высилось семейство жирафов. Животные стояли словно в нерешительности, не зная, чем заняться. Под сенью терновых деревьев дремали антилопы, не чуя близости львов, подкрадывавшихся к ним с подветренной стороны.

Далеко на западе над землей завихрялись смерчи, точно взрывы небольших бомб, и игриво гонялись друг за другом по поросшей травой равнине.

Нигде никаких признаков браконьеров. «Наверно, и на них подействовала жара», — думал Фрэнк. Зевая и потягиваясь, он решил, что тоже может позволить себе соснуть.

Дэн развалился теперь вдоль сиденья, выставив длинные ноги в раскрытое окно.

Не желая его беспокоить, Фрэнк взобрался на крышу «лендровера», расстелил свою куртку и улегся на нее, положив рядом автомат и бинокль. Через две минуты он уже крепко спал.

Внезапно Фрэнк Бэркелл вздрогнул и проснулся, все его тело было в испарине. Он лежал не шевелясь с закрытыми глазами, стараясь определить, что за звук заставил его проснуться. Неожиданно писк повторился, долетев снизу.

— Дэн, — позвал он.

Храп Бокасси был отчетливо слышен и на крыше.

— Дэн! — Фрэнк крикнул погромче, но храп продолжался. — Дэн! — Фрэнк забарабанил кулаком по крыше. — Нас вызывает база. Ответь же, черт побери!