Страшные вещи Лизы Макиной, стр. 27

Глава 13

СТРАШНЫЕ ВЕЩИ

Очухался я в постели, замурованный в три одеяла и с раскаленной грелкой на пятках. Мать меня гладила по щеке, немножко плакала, а Сережа топтался в дверях с чайником и банкой меда.

— Может, это... коньячку ему плеснуть? — опасно бубнил он.

— Немножко можно, — согласилась мама. — И мне налей.

Впервые в жизни мы с ней, на пару, выпили коньяка. Такой момент стоит отметить. Когда мне поднесли кружку, я чуть не откусил кусок фаянса, так стучали зубы.

Оказалось, что Сережа выбежал в тапочках и отнес меня наверх. Я сидел на тротуаре, совсем задубевший, и ничего не отвечал. Когда я наконец отогрелся, то спросил его, куда делись остальные.

— Кто «остальные»? — косясь на мать, робко переспросил он.

— Лиза... и папаша ее.

Можно было не уточнять, Сережа только захлопал глазами. Я выглянул в окно. Пустой двор патрулировала догиня Марта.

Мама сказала, что эти Петя с Вовой разговаривали с ней очень вежливо, но ни в какую не захотели подождать меня дома. Мать у меня не совсем дурочка, она сразу смекнула, что им велено пастись у подъезда. То есть эти мужики пасли не только меня. Вова ей наболтал насчет подозрительных соседей, нежелательных контактов и побожился, что ее сын никого не зарезал и не ограбил. Просто они собирают информацию, кое-что надо проверить...

— Где Лиза? — спросил я, когда язык начал слушаться.

Мать вытаращила на меня глаза:

— Откуда мне знать, где твои друзья?

— Но ты же... Она же с тобой... — и тут я вовремя заткнулся.

Мать ничего не помнила. Как будто они только что не перекрикивались с Макиной через три этажа, как будто та не уговаривала мать успокоиться, уверяя, что все в порядке.

— Ты давала ей мой номер? — ухватился я за другую возможность.

— Кому я дала номер? Саша, ты же мне запретил! Мы, кажется, давно договорились, что я никаким девицам не даю твой сотовый!

— Да, ты молодец, — подтвердил я. — Ма, я завтра в школу не пойду. Ты сможешь утром заскочить к Серафиме, сказать, что мне худо?

— Так и быть, — неожиданно легко согласилась мама. Я прикинул, что ей сегодня тоже порядочно досталось. Сперва бомбы по дому искали, затем эти мудаки про меня выпытывали, и вдобавок я чуть не замерз! Все-таки она любит меня, мать, несмотря на нашу ругань.

К часу ночи все утихомирились и оставили меня в покое. От безумного количества съеденного меда я весь взмок и засахарился. Почистил зубы, но так и не избавился от приторной сладости во рту. Жутко захотелось чего-нибудь соленого. Я пробрался в кухню, открыл холодильник и стащил из банки кусок селедки. Потом улегся и стал глядеть в потолок. Мама забыла то, что случилось час назад, а Сережа снова никого не видел. И соседи утром наверняка не вспомнят ни про «Волгу» под окном, ни про поиски взрывчатки...

Черт возьми, как она этого добивается?

Как Лизе удается выключать другим память.

И почему тогда я не забыл? Стоп, приказал я себе, стоп! Эти Пети-Вовы, пусть они и гниды порядочные, но всего лишь делают свою работу, делают как умеют. Их научили пугать и выкручивать руки, вот они и выеживаются. Их тоже понять можно: проторчали полночи на морозе, а потом приходит какой-то шкет и начинает пальцы гнуть. А теперь они поехали туда, где надо что-то доложить, а доложить им нечего... Где шанс, что их начальник не накатает им по первое число и не отправит ко мне вторично? То бишь мы так и будем по кругу ходить?

Да что вообще происходит, мать вашу?

Утром мы с Сережей на пару уперлись в телевизор. На правах спасителя он вел себя как офигительный герой, лепетал что-то про то, как служил и как легко замерзнуть с бодуна, даже при минус пяти... Я не возражал, жал на пульт, пытаясь обнаружить местные новости. Новости прозвучали как минимум четыре раза по трем каналам.

Ни слова о вчерашней беготне в метро!

У меня засосало под ложечкой. Так не бывает, чтобы остановили движение и никто об этом не растрезвонил по телику. Это вам не фунт изюма, а человек на рельсах... Либо у меня начались ранние глюки, и надо срочно идти сдаваться куда следует.

Пока из щелей не полезли змеи и жуки.

Пока не начал базарить сам с собой.

И тут меня точно подкинуло. Я оставил Сережу, строго наказав ему вылавливать нужные сведения, и оправился к себе. Куртка, штаны и свитера так и клялись кучей на полу, там, где вчера мать с меня все стаскивала. Она говорит, что стирать для меня будет, такова уж ее доля, но убираться в комнате сил ее нет.

И слава богу, что они ничего не тронули. Я ощупал подкладку и сразу обнаружил доказательство собственной вменяемости. Кажется, это так называется. Меня даже снова затрясло, едва я разрезал шов и вытряс эту штуковину на ковер.

Я смотрел на нее, а она — на меня, точно одинокий злобный глаз. Мне даже показалось, что глаз мне разок подмигнул. «Ну, давай же, — подначивала эта дрянь. — Возьми меня в руки, а еще лучше — облизни, и мы сыграем с тобой в веселую игру! Тебе ведь до ужаса любопытно, что произойдет, верно?» Она ничуть не изменилась и не пострадала от холода — наверное, я все-таки недолго провалялся в снегу. Такая же черная, блестящая и твердая, как морской камешек или как мертвый жучок, подогнувший ножки. Я присел на корточки и перевернул ее кончиком карандаша. Конечно, никаких ножек за ночь не отросло. Ровное, гладкое брюшко.

— Саня! — закричал за стенкой наш приживальщик, — Санька, иди смотри, про метро показывают!

Я сорвался с места, потом вернулся и поискал, куда бы сунуть мое сокровище, чтобы после не наступить ногой. В комнате все стояло вверх дном, одних только чайных чашек и стаканов перетаскали с кухни штук пять. Наконец я взял из-под кружки блюдечко, положил туда «таблетку» и поскакал смотреть криминальную хронику.

Кино не порадовало. Холеричная журналистка скороговоркой отбарабанила сведения о двух угоревших алконавтах, об автомобильной аварии на Кольцевой, о бомжах, замерзших за последнюю неделю, только затем вернулась к новостям поинтереснее. Тра-ля-ля, на короткое время прошлой ночью было остановлено движение поездов ввиду падения нетрезвого гражданина на рельсы. Жертв нет, все отделались испугом, никакой подоплеки, никаких официальных заявлений, просто недоразумение, через десять минут поезда пошли по расписанию.

Короче, пьянству — бой!

— Я до универсама и на почту, мама велела молока прикупить, — сказал Сережа. Он обращался со мной подозрительно нежно, прямо как с раненым, — Тебе взять что-нибудь, йогурт там или сыра какого?

Он хлопнул дверью, а я все балдел перед экраном, ожидая новых событий. Но ничего так и не добавилось. По столице столько людей сковырнулось на льду, что про остановку в метро давно забыли. Ничего не случилось, никто не пострадал...

Один я, выходит, видел, как человеку прострелили спину, как он упал поперек полотна и как сверху наехал поезд. Как могло выйти, что им, кто бы ни занимался очисткой путей, могло все сойти с рук? Должны были вызвать «скорую», экспертов, кто-то бы наверняка раззвонил! Вывод напрашивался только один, совершенно нелепый, но вполне в духе вчерашнего.

А не было никакого тела или тел! Не было — и все тут!

Все очень просто: оцепили перрон, откатили состав, а там пусто — ни крови, ни кишок. Очень может статься, даже шнурков от ботинок не осталось. Ну и какой репортер заявит в камеру, скажем, такое «Вчера вечером, на перегоне метро, охотниками был обнаружен очередной вампир. Как и прежде, живым взять его не удалось, а после стрельбы серебряными пулями мерзавец растворился, оставив после себя только нижнюю челюсть и лужу вонючей воды...»?

Я откинул оконную занавеску и подышал стекло. Во дворе урчал грузовик, пытаясь завести чей-то раздолбанный «форд». Еще трое автолюбителей, подвесив тросы, притоптывали, ожидая своей очереди. Сосед снизу разматывал окаменевшие от холода провода «прикуривателя», его приятель зажигалкой отогревал замок багажника. Самое обычное серое утро...