Я больше не шучу, стр. 22
Мы принялись «танцевать» по комнате. Я – от него, уворачиваясь от клинка и пытаясь нанести точный удар, он – за мной с вполне понятными намерениями. Чертова темнота!.. К сожалению, в темноте мои приемы не могли сразу дать ожидаемого результата.
Наконец получилось. Я достала незнакомца ногой: от резкого удара по бедру он отпрянул назад.
У меня как раз оставалось время, чтобы подбежать к окну, выскочить наружу и, перекатившись через голову, приземлиться на ладони.
Я бросилась прочь, чувствуя лопатками, что убийца не отстает ни на шаг.
Наконец-то Брейк залился своим громогласным лаем.
– Брейк! – Я бросилась к нему навстречу.
Пес почувствовал интонации, в которых звучала просьба о помощи, бросился наперерез киллеру и сомкнул клыки на руке, державшей нож.
Раздался оглушительный выстрел.
Я обернулась. К нам спешил Николай Стольник, в одних брюках и с помповым ружьем в руках.
– Брейк, фу!
Пес отпрыгнул от тела, которое неподвижно лежало посреди двора.
– Черт, неужели наповал? Лида, зажги свет!
Вспыхнула яркая лампа над крыльцом, освещая внутренний двор. Брейк все еще лаял на неподвижно лежащего на земле человека. Подполковник подошел к нему и сдернул с его головы шерстяную маску с прорезями для глаз и рта.
Ба, знакомое лицо!
Я увидела одного из тех парней, которых я заставила уехать с фермы Александры Ивановны. Это был Красавчик с сережкой в мочке левого уха. Его красиво зачесанные прежде волосы растрепались... когда с головы снимали шерстяной мешок с прорезями.
ГЛАВА 16
Стольник нагнулся над телом, в левой части груди которого зияла рана, и попытался нащупать пульс.
– Конец, – констатировал он. – Наповал, твою мать...
– Неплохо стреляете. – Я облизнула губы и пристально посмотрела на подполковника.
– Я охотник, мне только тень покажи.
– Чуть в собаку не попали.
– Да, верно. Даже не подумал про Брейка.
– Странно, что он не лаял с самого начала, когда этот человек только полез во двор.
– У Брейка был приказ – всех впускать и никого не выпускать.
– Разве такое возможно? – искренне удивилась я. – Разве собаки понимают такие команды?
– Они много чего понимают, – проговорил Стольник, ощупывая карманы лежавшего.
– Кто это? – зябко поежившись, спросила подошедшая Лида.
– Не знаю, – ответил мент.
– Он зачем-то залез в комнату, где я спала, – сказала я. – У него был пистолет и вот этот самый нож.
Лида посмотрела мне в лицо.
– Странно получается: вы впервые в нашем доме, и в эту же ночь кто-то пытается вас убить!
Николай Иванович выпрямился:
– Пойду позвоню дежурному...
Через некоторое время приехала милицейская бригада, с которой в основном разбирался хозяин. Тело увезли, а мне пришлось подписывать протокол, состоящий из двух страниц.
– Маху дал, – сокрушался Стольник. – Если бы живым взять, то могли бы узнать, чего он хотел...
В принципе и так ясно, чего от меня хотели, – укокошить. Ребята, видимо, поняли, что все-таки я не отступила, и приняли решение пришить меня и не наживать новые проблемы.
Однако организация у них неплохая. Сумели проследить мой путь аж до самого Красноармейска и выяснить, где именно я буду ночевать. Профессиональная работа, позавидуешь.
В эту ночь, конечно, никто уже не спал. Мы решили, что я отправляюсь на ферму Александры Ивановны, куда в ближайшее время прибудет сам Николай Иванович, чтобы прояснить обстановку. Вот такие были инструкции. Ничего определенного...
Я еле дождалась шести утра и решила, что пора отправляться в путь. Никто не возражал. Особенно Лида. Она все время как-то странно смотрела на меня, а встретившись взглядом, отводила глаза. Видимо, что-то хотела сказать, но молчала.
Я села в машину и включила двигатель, обратив внимание, что ветровой треугольничек приоткрыт. Наверное, в спешке я забыла закрыть его.
Вскоре автомобиль был готов отправиться в путь, его дыхание стало ровным, как у спящего котенка.
– Пока! – кивнула я хозяевам и тронулась с места.
Ворота тут же закрылись за мной.
Вскоре я покинула пределы славного города Красноармейска. И в нем не обошлось без приключений, в которых, как обычно, я была главным действующим лицом.
Внезапно мое внимание привлек молодой светловолосый парень с дорожной синей сумкой через плечо, стоящий на обочине и машущий рукой, словно балерина, танцующая лебедя.
Я бросила задумчивый взгляд на сиденье пассажира, размышляя над тем, взять или не взять с собой попутчика, и обнаружила на сиденье маленький смятый клочок бумаги. Я подобрала его и собралась было выбросить в окно, как вдруг обратила внимание, что свернут он как-то по-особому и не похож на обычный мусор из корзины.
Вопрос о попутчике отпал сам собой. Парень с сожалением проводил меня взглядом и повернулся в сторону потока, отчаянно жестикулируя.
Держа левой рукой руль, правой я развернула комочек, убедившись, что это и в самом деле записка, накарябанная второпях шариковой ручкой.
Содержание ее было таковым:
«Николай Стольник держит своего сына в психиатрической больнице Красноармейска».
Выходит, у Николая Стольника есть сын, которого он спрятал от людских глаз далеко-далеко?
Но зачем мне об этом сообщают? Мне чужие проблемы совсем ни к чему, своих хватает.
Я решила остановиться. Притормозив у обочины, я стала размышлять: к чему греха таить – я была заинтригована. Оказывается, у Николая Стольника есть еще один сын, причем от законной жены Лидии, и его сдали в дурдом. Почему?
Развернувшись, я покатила обратно к городу, проезжая мимо посадок золотистого барбариса. По дороге мне опять повстречался светловолосый парень с синей спортивной сумкой: он все еще маялся на обочине, так как никто не желал брать его с собой в попутчики. Он проводил меня недоуменным взглядом и с тоской взглянул на пустынный горизонт автострады.
Психиатрическая клиника находилась на самой окраине Красноармейска. Ее окружал бетонный забор, окрашенный в желтовато-бежевый цвет. Желтый цвет успокаивает... Когда-то я слышала, как одна бабулька говорила другой, что, мол, нам всем пора жить в желтых условиях – сидеть в желтых стенах, спать на желтых простынях, есть с желтой посуды, пока мы не свихнулись окончательно...
Я улыбнулась, вспомнив это.
Клинику я нашла давним, проверенным способом – при помощи языка, который, недаром говорят, и до Киева доведет, не то что до какой-то психушки.
Свой автомобиль я оставила на всякий случай под старым вязом в трехстах метрах от клиники. В большой деревне слово «квартал» имеет довольно расплывчатое значение – перед вами сплошная улица, которой нет конца.
Я принялась обозревать нужный мне антураж издали, прикидывая, стоит ли мне вообще совать нос в это заведение, само название которого навевало какую-то тревогу. Но ведь записка не случайно оказалась в моей машине! Кто-то считает, что это важно для меня!
Рядом с огромными воротами была проходная, через распахнутую дверь которой можно было увидеть турникет, окрашенный в серый цвет. Хоть что-то отличается по цвету от окружающей обстановки!
Просто так на территорию клиники не попадешь – вахтер тут же спросит: к кому и зачем. Психиатрическая клиника – это вам не детский сад, это дело серьезное. Тебя сто раз тщательно проверят, прежде чем пропустить. Если узнают, к кому я пришла, – наверняка дадут знать Николаю Стольнику, который держит под контролем весь город. Еще бы, какая-то девица нежданно-негаданно спешит повидать его сына.
Удивительно, но клиника совершенно не представляла собой вымерший город. Постоянно подъезжали автомобили, туда-сюда сновал одетый в белоснежные халаты медперсонал: рослые санитары, врачи, молоденькие медсестрички.
Я оглянулась на свой «Фольксваген», тосковавший далеко позади, – где-то там, в салоне, я оставила белый больничный халат и шапочку! Я молода и хороша собой и наверняка бы сошла за сестру милосердия!