Вредная особа, стр. 18
— Хм, девушка-вор! Это интересно, — проговорил Кузнец. — Или все-таки имитация? Хитроумная версия, ничего не скажешь — наши менты тоже пытаются работать художественно. Говори, какое у тебя там звание? А как зовут твоего шефа? Надеюсь, ты не станешь утверждать, что Александр Сергеевич Пушкин, а, Натали?
— Никто меня не посылал. Я сама. Я уже сказала — один знакомый назвал мне адрес и послал сюда.
— Это звучит не правдоподобно! — возразил парень. — Как ты видишь, я живу уединенно, и ко мне — заметь такую подробность! — никогда не приходят клиенты. Ко мне иногда лишь приводят клиентов, и то только те люди, которым я полностью доверяю. Так заведено, Натали. С остальными приходится знакомиться либо внизу, либо на этом самом кресле. Так что можешь больше не рассказывать сказок про кинжальчик. Я хочу знать правду. Что тебя сюда привело?
Меня бесила его манера протяжно выговаривать слова и глядеть с прищуром, с чувством превосходства.
Еще бы — заковал руки и теперь выпендривается!
Вот если бы он дал возможность показать сейчас, как я владею карате, мы бы еще посмотрели, кто чего стоит.
— Ты отгадал. Да, я из милиции, из полиции, из ЦРУ, из ФСБ… Ух, в общем, из тех, кто запросто сможет взорвать твою комнату пыток! — выпалила я в сердцах. — Прямо сейчас! И тебя тоже! Что, боишься ФСБ? Правильно, бойся меня…
— Снова врешь, — спокойно сказал Кузнец. — Я же вижу, что врешь. Откуда же ты взялась, детка? Никак не могу понять. Тут не ФСБ, а что-то новенькое.
Я только тяжело дышала, словно пробежала сейчас значительную дистанцию или спортивный кросс под свистки нашего Попкина, хотя сидела на одном месте, как… прикованная.
— И про какую такую ты говоришь комнату пыток? — засмеялся парень, правда, одними губами — взгляд оставался жестким, неприязненным. — Это просто моя мастерская. Ты когда-нибудь была в мастерских художников? И к тому же, я — коллекционер. Здесь у меня хранится частная коллекция, и я никому не позволяю являться сюда без приглашения. В нашей, впрочем, как и в любой другой стране, каждый человек имеет право на увлечение, хобби, интересный, содержательный досуг. Не пойму, что тебе не нравится.
— Ты, — сказала я и плюнула в сторону садиста, но тот ловко отклонился — привык, наверное, к такому обращению, гад. — Ты мне не нравишься! Отпусти меня, ну же… Отпусти, а то хуже будет!
— Ой как страшно! Надо же, какое взаимное непонимание, — заявил он спокойно. — А вот ты мне — очень даже ничего, можно сказать, даже нравишься. Я видел много всяких девушек из органов — ты на них не похожа. Вот только когда ты шагала по двору, мне показалось, что ты все же из ментов. Или из армии. В общем, из каких-то служивых. Но теперь я даже и не пойму, что ты за штучка. А ну-ка, давай посмотрим…
С такими словами Кузнец подошел ко мне еще ближе и, несмотря на то, что я изо всех сил мотала головой в разные стороны и вертелась, как на сковородке, пыталась лягать его ногами, расстегнул на моей блузке пуговицы, так что я теперь осталась в одном только гипюровом бюстгальтере.
Но сильно дергаться я не могла, потому что колючки от венка тут же до крови впивались мне в голову — Маньяк! Убийца! — заорала я что есть силы, прекрасно зная, что навряд ли кто-нибудь во всей округе услышит мой отчаянный вопль.
Кузнец спокойно поднял с пола ленту лейкопластыря, которую тоже вытряхнул из моей сумки, и ловко залепил мне рот.
Я обратила внимание, что мой пистолет Кузнец положил в карман своих джинсов.
А потом нагнулся и поднял с пола еще один пистолет системы Макарова.
Откуда он мог тут взяться?
Кажется, у меня просто стало двоиться в глазах.
Как назло, застежка у лифчика тоже оказалась спереди, и негодяй, недолго думая, тоже ее тут же расстегнул и сжал рукой мою обнаженную грудь.
— Да, ничего, — пробормотал он почти нежно. — Посиди пока так и подумай, стоит ли тебе продолжать врать… А я на тебя тем временем полюбуюсь.
Я готова была кусаться, плевать, извиваться…
Но ничего не могла сделать! От боли и обиды я, наоборот, застыла, словно изваяние.
Заглянув в лицо, которое, наверное, было белым от бешенства, Кузнец отнял от моей груди руку, по-свойски пригладил на голове выбившуюся из-под колючек прядь волос и пошел к двери.
— Когда надумаешь познакомиться — кивнешь, я увижу. Но учти, если ты начнешь снова сочинять, будет еще хуже. Учти, Натали… — пригрозил он мне напоследок.
Глаза Кузнеца сузились и словно полоснули по телу лезвием.
Да, теперь я учла, что мне придется быть паинькой. А когда Кузнец отвернулся и пошел к двери, я не выдержала и заплакала — это последнее, что я еще могла сделать.
Слегка скосив глаза, я увидела, как одна слезинка упала на мою голую грудь, поползла вниз и остановилась, немного не доходя до соска.
Теперь тебе, Танечка, нужно соображать как следует, чтобы не расстаться навеки со своим красивым телом, а заодно и с непростительно любопытной головой.
Глава 5
В КОМНАТЕ ПЫТОК
Итак, я постаралась забыть о своем мерзком положении, о неудобной позе, впивающихся в голову колючках и даже об оголенных частях тела.
Черт с ним — пусть смотрит, если ему так нравится.
Многие говорят, что у меня есть на что посмотреть.
Сейчас важнее всего было решить, как в сложившейся ситуации вести себя дальше.
Положение действительно аховое: никто, совершенно никто не знает, что я отправилась к Кузнецу, и, следовательно, не будет меня искать в Камышовке, которая к тому же находится в ста тридцати километрах от Тарасова.
Я совершенно не могу сейчас сопротивляться, и в принципе со мной можно сделать все, что угодно, особенно если я буду продолжать активно нарываться на неприятности.
Стоп — «все, что угодно» меня как-то не устраивало, особенно самый крайний вариант.
Ведь если разобраться — здесь, возле коттеджика, было на редкость удобное местечко, где можно прятать, в прямом смысле этого слова, концы в воду.
Камешек на ноги — и бултых в камыши, предварительно испытав на жертве все виды средневековых орудий пыток.
Но почему — пыток? К чему такие крайности?
Потому что они хотят, чтобы я им что-то рассказала.
Значит, я должна изложить сейчас вслух именно то, что Кузнец хочет от меня услышать.
Но вовсе не обязательно это будет правдой. Или все же не рисковать и признаться, что я, Татьяна Иванова, частный детектив, хочу вас, бандитов-коллекционеров с садистским уклоном, вывести на чистую воду, и с этой целью мне пришлось пробраться в дом и познакомиться с одним отвратительным типом, и теперь…
Стоп, нет, не пойдет, нужно попридержать свой язык.
Но вот что любопытно: я пытаюсь найти воров, ограбивших Конищева, а меня саму тоже приняли за воровку.
Откликнулось и аукнулось!
Недаром мои магические кости старательно предупреждали меня о каком-то обмане.
Вот и сегодня, перед тем как отправиться в этот дом, я посоветовалась с моими «помощниками», и комбинация из цифр «20+25+5» подсказала: «Не слушайте его, он блефует».
Уж не эта ли дикая ситуация и не этот ли гад имелись тогда в виду?
Возможно, он действительно сейчас блефовал.
Но что мне мешало делать то же самое?
Все же считаться в его глазах ворюгой мне казалось куда лучше, чем частным детективом или тем более кем-нибудь из ментов.
Вор — это все-таки что-то свое, понятное. Тем более мне показалось, что этот сумасшедший называл меня воровкой с легким оттенком восхищения или, по крайней мере, без той явной злобы, которая чувствовалась вначале.
Набор отмычек, ножик, стеклорез и прочие необходимые мелочи, которые я всегда ношу с собой в элегантной кожаной сумке, растопили сердце Кузнеца, и он увидел во мне не праведную дамочку в милицейском чине, а откровенную прохиндейку.
В моей страшной сказке роль палочки-выручалочки неожиданно выполнила наплечная сумка.