Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6, стр. 36

Доктор Бэнкс встала.

— Мне пора, мистер Маллоу.

Глава девятнадцатая. О пользе покровительственной окраски

8 декабря, 9 часов утра. Саккара
Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - i_013.png

Грузовик трясся по пустыне.

— Кстати! Где вы собираетесь копать? — орал Ральф Вандереру, сидя на брезентовом чехле с палаткой и подпирая спиной ящики, предназначенные для животных.

— В окрестностях Ступенчатой пирамиды, — гаркнул тот.

В эту минуту машина остановилась. Приехали.

— И все же, как удивительно, что вы сумели получить концессию, коллега, — проговорил профессор. — Это поистине чудо.

— Чудо? — улыбнулся Ральф.

— После того, как из Европы хлынули туристы, — пояснил Найтли, — в газетах не утихают скандалы. Приобрести концессию очень трудно. Отношения с правительством обострены до предела.

— Это верно, — согласился Вандерер. — Даже Картер в данный момент не может войти в открытую им гробницу. Вход для туристов запрещен. Большинство раскопок закрыто.

— А вы слышали — «Нью-Йорк Таймс» теперь владеет монопольным правом на публикации Картера! — подала голос мисс Вандерер.

Ральф отозвался: «Да что вы!», и беспечно рассмеялся. Он улыбался девочке, но думал он о другом. О том, что все найденные экспонаты, включая находки Картера, оставались в Египте: в Музее Древностей. Вывозить их было запрещено.

Полдень, 8 декабря 1924 г.
Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - i_014.png

— Тетушка, пока нас не слышат. Я правильно понял, что эти древние египтяне, один из которых сейчас сворачивает «козью ногу» у вашей палатки — и есть те люди? Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед?

— Да, mon cher ami. Это феллахи, жители юга страны.

— Вы уверены, что правильно поняли насчет гонорара?

— То, что я вам сказал: грузовик и четырнадцать пузырьков йоду.

— Бред какой-то. Почему четырнадцать? Почему бы просто не ящик?

— Довольно забавное пожелание, но делать из него выводы будет ошибкой. Не стоит их недооценивать.

— Странные — вы про внешность?

— Не только. Эти потомки Синдбада исповедуют весьма любопытные понятия о честности.

— Именно это меня и тревожит.

— Не волнуйтесь. Пока они работают на вас — это образец преданности. Самые вкусные кусочки, если вы зашли в их ресторан, хорошая скидка, если вы делаете покупку в его магазине, знакомства с нужными людьми — все для вас. Ведь вы его друг! Но как только ваши деловые отношения закончены — не обижайтесь.

— А разве не таковы все местные?

Тетка рассмеялась своим тихим, скрипучим смехом.

— Не совсем. Для вас, к примеру, представляет сложность понять, почему можно обокрасть иностранца, но нельзя — соотечественника?

Саммерс подумал.

— Пожалуй, нет.

— А почему нельзя украсть у человека, который живет в отеле, но при этом обязательно — у того, кто поставил в пустыне палатку?

— Э, э… тут я, признаться, не столько понимаю, сколько чувствую.

— Я чувствую то же самое. Ну, давно ли вы заглядывали в свой бумажник?

Коммерсант полез в карман, но бумажника не нашел. Он поднял бровь.

— Тогда они у нас еще что-нибудь украдут?

— Все! — засмеялся Фокс. — Все, что сумеют унести.

— А ведь это не в наших интересах.

— В таком случае, предлагаю выпить кофе.

Спустя пять минут из саквояжа тетушки Элизабет был извлечен аппарат Нейпира. Сама тетя при этом сидела на раскладном брезентовом стуле. Она обмахивалась веером.

— Как я измучился с этой вашей кофейной машиной! — высказался Кеннел.

Он в третий раз разбирал аппарат.

— Тетушка, его части опять не подходят друг к другу!

— Не ной, Ральф. Ты же знаешь, что это подарок твоего дяди! Я обязана им пользоваться!

— Но ведь можно просто сварить кофе! Мы же пили с вами настоящий арабский! Уверен, что кто-нибудь из этих людей легко сварит его в песке по местному обычаю.

— Ральф, я все понимаю. Кофе в песке неплох, но будь любезен: собери аппарат.

— А я вам говорю: там чего-то не хватает.

— Это у тебя в голове не хватает, болван.

— Ну, тетя! Я устал.

— Бог мой! — миссис Кеннел бросила веер и встала. — Милый, в кого ты такая бестолочь?

Ругаясь и отталкивая друг друга, тетя и племянник возились с аппаратом, пока в дело не вмешался профессор. Профессор окликнул Вандерера, тот — Засса, обе экспедиции смешались и получилась свалка.

— Дайте! — Пустите! — Да отпустите же! Что ты стоишь, Ральф? Принеси, наконец, воды! — Разрешите мне, фрау. — Не мешайте, герр Засс!

Наконец, Зассу все-таки посчастливилось протиснуться к аппарату. Он долго возился с колбой, пока, наконец, не установил, что к колбе полагается трубка. Ральф сказал: «Ну вот!», сбегал в палатку, нашел недостающие части, после чего зажег спиртовку, и очень скоро дамы первыми получили по чашечке кофе.

— Я всегда говорила, что ты бестолочь, — заключила тетя Элизабет.

Эти слова она повторила и утром, когда Ральф сказал, что не может найти кофейную машину, и вечером, когда стало ясно, что на сей раз машины действительно нет. Вандерер как раз собрал своих рабочих. Он делал опись найденного.

— Кто украл машину, мерзавцы? — рявкнул он, глядя во внушительный список: «Азизи… Джафар… Рашид… Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед».

— Не знаем! Не знаем ничего! Какая машина? — загомонила толпа рабочих, всем своим видом выражая полнейшее недоумение.

По всей видимости, тут ничего нельзя было сделать. А ночью у костра возле одной из палаток, где жили рабочие, раздался взрыв.

— Ай, шайтан! — восхитились внутри.

И под ноги Ральфу Кеннелу упал искореженный металлический предмет. Это была трубка от кофейной машины Нейпира.

— Спокойной ночи, тетя, — сказал Кеннел.

— Спокойной ночи, Ральф.

— Ай, шайтан! — опять сказали в палатке.

* * *

Наутро Саммерс, умывшийся из кувшина (воду страшно экономили), присел у оградки на кучу белого прозрачного камня. Он только собрался закурить, как обнаружил рядом с собой феллаха — стройного молодого человека лет двадцати, с непокрытой головой и бандитской рожей. Говорил он на ломаном английском. Из его слов, а еще более — жестов, выходило, что он хочет, чтобы коммерсант отдал ему свою зажигалку — «в подарок».

— Нет, — коммерсант покачал головой, — не дам.

Несколько секунд феллах смотрел на него. Затем нагнулся и, подняв прямо из-под ног Самерса кусочек того самого прозрачного камня, протянул коммерсанту.

— Подарок, — сообщил он.

Коммерсант машинально принял презент и, нашарив в кармане банкноту, протянул ее вымогателю. Пять долларов.

* * *

К полудню накалился не только воздух, но и обстановка в лагере. Накалила его одна юная особа. В лагере не осталось ни одного человека, который не слышал бы: «Мистер Кеннел сказал», «мистер Кеннел считает», «мистер Кеннел пришел», «мистер Кеннел ушел». Мистер Кеннел вставал и садился, ел овсяную кашу и пил кофе (обязательно с корицей и имбирем), курил свои «Блэк энд Уайт», размышлял о покровительственной окраске — и все это немедленно становилось достоянием самой широкой общественности. Перед обедом Вандерер поймал Эдну за локоть и раздраженно зашипел вполголоса. Время от времени можно было расслышать что-то вроде «возьми себя в руки!», «взрослая девочка!» и даже, кажется, нечто, касающееся «его» возраста.

Фокс, стоявший, пригнувшись, за лесами, ограждавшими раскоп, улыбнулся, покачал головой и, напевая старую шансонетку, отправился прочь — искать своего подельника.

Любой предмет, полученный от феллахов любым членом экспедиции профессора Кейна был условным знаком. Прозрачный кусок алебастра, который показал Саммерс, означал, что мумия обнаружена. Теперь было необходимо помочь профессору проникнуть в раскоп, чтобы опознать находку.