Привет с того света, стр. 26

Вот это уж было ему совсем ни к чему. Через несколько часов надо быть в Москве, а там еще через день, вечером – в Берлине. Ну неужели Семенов, теперь уже в соответствии с иностранной ксивой Александр Мельхорн, позволит себе в таком вот неопрятном виде ехать в вожделенную Германию?

Глава 9

Он неожиданно резко открыл дверцу шкафа, отодвинув ее в сторону. Увидеть за зеркальной стенкой меня ему явно не представлялось возможным, и я, не дожидаясь, пока он заученным движением своей холеной мраморной руки застрелит меня, мгновенно вылетев из своего убежища, резко ударила кулаком в его солнечное сплетение. Потом – коленом в склонившийся подбородок, затем последовал удар локтем в спину и, в завершение всего, удар в пах.

Мордочка красавчика Макса изобразила страшные потуги при сильных запорах. Это тебе за Ваху. Я так и не подарила ему свободу от этого жестокого мира. Не видать тебе твоей любимой, которая, сама того не понимая, перевернула весь твой мир.

Вот ведь как бывает. Ничего у тебя не получилось. Но и в твоей короткой жизни была роковая любовь.

Что-то ты расфилософствовалась, Татьяна Александровна! Подумай лучше, что ты будешь делать с этим.

А ничего особенного я делать не собираюсь. Вот он начинает приподниматься. Боже, как страшно-то, одной в этом замке смерти. И я беру в руки бутылку мартини, хватаю за горлышко – и с размаху по голове красавчика. Кажется, вырубился. И ведь даже связать нечем. Ну, да ничего, понадеемся на русский «авось».

Макс, вырубившись, снова с шумом грохнулся на пол. Я вытянула у него связку ключей и вышла в коридор. Внешне он выглядел абсолютно пустынным, только с первого этажа доносились приглушенные мужские голоса. И тут вдруг послышался женский крик о помощи, доносившийся из-за двери. Подобрав ключ, я отворила дверь.

Господи боже мой, Албена! Она с воплями бросилась ко мне, обнимает, что-то невнятное бормочет, всхлипывает.

– Как хорошо, что ты пришла! Ты моя спасительница! Я знала, что ты меня спасешь! – ее восторгам не было предела.

– О том, что я вечно буду всех спасать, я и сама знаю, – отрезала я.

– Вот и чудно! А Мельхорн на свободе?

– То есть твой муж?

– Да нет мне дела до этой скотины! – отмахнулась Албена. – Я про настоящего Мельхорна, настоящего!

И вдруг опасливо заглянула мне в глаза:

– А в самом деле, где Макс? Он же опасный человек, он хочет нас всех взорвать на этой вилле. А сам смывается под именем Мельхорна в Германию.

– Давай по порядку, – сказала я. – Твой муженек лежит без чувств в своем кабинете. А где настоящий Мельхорн – я, увы, не знаю.

– Когда меня похитили, ну, тогда мы еще в машине вместе были, меня встретил здесь Макс. Я как увидела его, первым делом плюнула в рожу. О том, что он жив, я уже начала догадываться тогда, когда прослушала кассету... Тогда, в машине, перед аварией... Он, конечно, говорил, что любит меня, обещал по поддельным документам вывезти за рубеж, если я прощу его и помогу взять драгоценности у брата.

– А ты как отреагировала?

– Понимаешь, Таня... Я любила Семенова, возможно, и сейчас люблю. Но не его, а образ того романтика, каким он был. А нынешнего, Мельхорна или как там его... В общем, он мне даже более противен, чем воротилы местной экономики, которые окружают меня всю жизнь. У тех хоть какие-то рамки приличия.

– Так, понятно, – оборвала ее я. – Нам надо бежать отсюда.

– Так ты не видела настоящего Мельхорна? – спросила Албена.

– А где его искать?

– Я знаю, что его схватили недели две назад, пытали, шантажировали, требовали денег. По-моему, он в комнате в конце этого коридора.

Я быстро оценила обстановку. Схватив Албену за руку, я выбежала из комнаты в коридор, и мы вместе побежали к темнице, где томился зарубежный предприниматель. Раскрыв ее, мы обе обомлели.

Первое, что бросилось в глаза, были свисающие ноги над порогом. Я тут же потрогала руку человека, висевшего на веревке. Она была еще теплая. Достав из кармана нож, я приступила к действиям.

Одним взмахом перерезала веревку, и тело грузно грохнулось на пол. Спустя несколько секунд мы поняли, что человек жив – сначала он подвигал рукой, потом открыл глаза, а еще спустя некоторое время заговорил.

– Кто вы? – со страхом и сомнением в голосе спросил он.

Это был короткостриженый человек лет тридцати пяти, плотного телосложения, с мясистым лицом.

Увидев рядом со мной участливый взгляд Албены, направленный в его сторону, он вымученно улыбнулся, и я вдруг испугалась, что он снова может впасть в беспамятство.

– Ну не бойтесь вы так! Я – Татьяна Иванова – частный детектив. Расследую дело, в том числе и о вашем похищении. Вот вас только что из петли сняли.

– А где тот человек? – немецкий акцент был очень сильным, и мне подумалось, что если Александр Эмильевич Мельхорн начнет излагать свою историю по-немецки, то я в такой нервотрепке могу ничего и не понять.

Однако легче было успокоиться мне, чем Мельхорну рассказать свою историю по-русски. И мне пришлось выслушать длинный монолог вперемешку с русским матом и непереводимыми ни в одном словаре идиоматическими немецкими выражениями. Одно думаю, что они были не менее крепкими, чем их шнапс и наша водка, вместе взятые.

Из его русско-немецкого рассказа выходило, что неизвестные бородатые мужчины восточных кровей ворвались на дачу его русской приятельницы Людмилы, избили, связали и доставили сюда. Пытали, деньги отобрали... Ну, ладно с этим презренным металлом, этими «ферфлюхтен зюндель гельден», лишь бы отпустили, а там на родину и ни ногой в эту загадочную, забрызганную грязью и кровью невинных жертв, дикую Россию.

Выслушав его эмоциональный монолог, я подумала: «Ох ты, дикая немытая Россия! Для одних ты загадочна и непонятна, для других – источник наживы и дешевой рабочей силы, где регулярному заработку простой работяга несказанно рад, что сможет накормить детей, помочь родителям, всех одеть и обуть в дешевый турецкий ширпотреб».

Да что же делают с тобой, милая наша матушка! Ведь в тебя и деньги боятся вкладывать. А кто вкладывает, то очень скоро разочаровывается. Милая ты моя, никем не любимая, сумасшедшая Родина-мать, качающаяся, как пьяница, в перипетиях идиотской, планируемой и руководимой шизофрениками экономики! Нам бы таких Мельхорнов в правительство, чтобы их интересы были не германские частнособственнические, а наши российские, постсоветские. Да куда уж там! И разве мы, русские, сами понимаем тебя, матушка Россия!

«Wild Russland», одним словом, как ругает тебя этот немчура! Ну что ж, дикая так дикая, и тамбовский волк тебе товарищ. Прямо как дикая волчица из моих грез. Ну что ж, у вас в Германии есть символ – русалка Лорелей, убивающая красотой своего волшебного голоса. А мы тут медведи да волки и еще «***», как величали нас ваши арийские фюреры. Проявим толерантное равнодушие, покажем хоть в чем-то себя выше вас, богатых и сильных бюргеров, ведь холодность вы цените превыше всего. Так сказать, «юбер аллес».

Спасай, русская баба, этого вермахтовского потомка арийских кровей! Ведь мы и в горящую избу войдем, и коня на скаку остановим.

– Сейчас прибудет милиция и вы дадите показания о том, как все было, – мой голос был очень холоден, прямо как сталь ножа, с помощью которого я сняла Мельхорна из петли.

Уж очень ты меня задел насчет дикой России. Да уж какие есть – аборигены.

В коридоре послышались топот и мужские голоса. «Друзья или враги?» – пронеслась в голове мысль. Раздумывать мне долго не пришлось. Как только открылась дверь в комнату, я поняла, что дело близится к успешному завершению.

В комнату ворвались менты во главе с Расторгуевым.

– Борька, – радостно вырвалось у меня, – вы, как всегда, опаздываете!

– Где Шериф? – спросил с наскоку Расторгуев.

– Он в кабинете.

– Его там нет...

– Как так?

Мы бросились в кабинет, где я оставила оглушенного ударом бутылки по голове Макса. Кабинет был пуст.