Презент для певицы, стр. 10

– Нет, спасибо, не нужно, – поблагодарила я его, – как-нибудь доберусь. Не сахарная, не растаю, – произносила уже на бегу.

Направлялась я к ближайшей автостраде. Можно было, конечно, забежать домой, захватить плащ, но времени и так уже в обрез, а если честно – я уже опоздала. Думала ведь, что меня доставят к самым дверям, вот и оделась так легко. И почему это вдруг мне пришла в голову такая шальная мысль, сама не пойму.

С горем пополам добравшись до дороги (оживленной ее никак не назовешь), я не поймала, как надеялась, машину: ни одна не проехала за время моего пребывания у кромки тротуара. Невдалеке, на трамвайной остановке, закопошились люди, завидев приближающийся электротранспорт. Я тоже решила воспользоваться его услугами и помчалась на остановку. До центра города трамвай меня доставит, а там уж как-нибудь соображу, как побыстрее добраться до нужного мне места.

В салоне трамвая, как ни странно, было пусто, люди, стоявшие на остановке, быстро рассредоточились по вагонам. Я зашла в последнюю дверь второго вагона и расположилась на задней площадке у самого окна. Две пожилые женщины вели непринужденную беседу, но мое появление, по-видимому, сбило их с мысли, они недружелюбно начали коситься в мою сторону, наверное, им не нравился мой наряд, чего нельзя было сказать о молодом парнишке, которому явно приглянулись мои ножки – это первое, на что он обратил внимание, но, я думаю, он посчитал все-таки меня сумасшедшей. Кто еще станет разгуливать в такой холод, можно сказать, в одном нижнем белье.

– Молодежь сегодня совсем стыд потеряла, – сказала одна пожилая дама другой.

«Ну, пошло-поехало, нашли тему для обсуждения», – разозлилась сначала я, но потом решила, что будет даже забавно их послушать.

Вторая ей отвечала, согласно закивав головой. Выглядела она попроще, в отличие от своей случайной наверняка собеседницы.

– У меня внучка, – начала она, – как размалюется, а одежды, ну совсем немножко, только чтобы места срамные прикрыть. И все просит: баб, дай на это, баб, дай на то. Дочка ведь с зятем одни не справляются, – бабка тяжело вздохнула, продолжая причитать над своей незавидной долей. – В университет пошла, на первый курс, а там деньги нужны большие, так ведь просто не пробьешься. Тем более Людка, внучка моя, – глупая, как пробка, одни женихи на уме.

– А на каком факультете ваша учится? – спросила ее напарница.

– Ой, дай бог памяти, да кажись, на этом, как его... экономическом, – вспомнила, наконец, бабка.

– На экономическом берут много, – подтвердила собеседница, взмахнув, словно крыльями, руками. Это, по-видимому, символизировало крайнее возмущение.

– Сейчас везде берут много, – не унималась другая, – жизнь-то дорожает. Слышали, хлеб опять подорожал, а пенсию повышать не хотят!

– Как это не слышала, даже видела! Я вам больше скажу. Тут вот, буквально, на днях...

Что еще мне остается добавить к этому?

Глава 5

– Давай закончим этот бессмысленный разговор, Михаил. Я уже все окончательно решила, – четко проговаривая каждое слово, произнесла Лагутина.

Она подбежала к окну, которое выходило в огромный павильон торгового центра. Ее офис располагался на втором этаже, и с этой точки просматривался весь торговый зал от края до края. Все было готово для начала благотворительного бала – гости уже собрались, микрофоны настроены – для выступления спонсоров, меценатов, а также для проведения аукциона, на котором выставлялись картины, написанные воспитанниками одного из детских домов, в котором была студия изобразительного искусства. В общем, солидный народ собрался для того, чтобы блеснуть своей щедростью, неслыханной и небывалой. Кто-то делал это искренне, стараясь помочь тем, кому повезло меньше; а кто-то просто в рекламных целях – хотелось во что бы то ни стало поднять шумиху вокруг своей компании.

Лагутина тут же подумала, что все они постараются сделать благотворительный взнос как можно меньше, а отдачу получить с этого мероприятия как можно больше. Ведь каждый новоиспеченный Савва Морозов или Мамонтов будет выступать не менее двадцати минут или даже больше, прежде чем сделает взнос. Представление затянется надолго, чувствовала Анна Петровна.

Эта мысль сразу же затмилась кучей возникающих проблем, которые старался навалить ей на плечи Михаил. Ведь разговор он и не думал прекращать.

Анна Петровна была раздражена его настойчивостью, ее ноздри нервно раздувались, как у спортсмена, только что закончившего марафон. Михаил Зацепин, ее управляющий, продолжал настаивать на своем:

– Пойми, Аня, Охотникова нам абсолютно не нужна. Тем более ее не стоит посвящать в наши дела. Она посторонний человек, мы даже не знаем толком, на кого работает этот гладиатор в юбке.

– На себя она работает, на себя, – не оборачиваясь, ответила Лагутина, продолжая через окно наблюдать за тем, что происходит внизу. – А будет работать на меня, и все тут. Как я решила, так и будет. Она мне должна, так что не отвертится, будем надеяться.

Зацепин улыбнулся и после тяжкого вздоха разочарования спросил ее – своего начальника:

– К моему мнению теперь не прислушиваются? Верно?

Анна Петровна постаралась уйти от прямого ответа на вопрос. Она повернулась к своему любовнику, оторвавшись наконец от созерцания потенциальных милостодателей, эдаких ходячих кошельков, и, немного успокоившись, постаралась его убедить по-хорошему, не переходя на повышенные тона.

– В сложившейся ситуации вариант с Охотниковой мне представляется самым подходящим, – объяснила она Михаилу. – Женя постоянно будет находиться возле меня, с ней мне ничего не грозит, она же все-таки профессионал и имеет отличный послужной список.

– Может, она и профессионал, но отнюдь не всемогущий бог, – возразил на это Зацепин, а затем, сразу же смягчившись, подошел к ней и, обняв за плечи, добавил: – Прежде всего мне небезразлична ты, а на Охотникову абсолютно наплевать. Даже если тебя будет охранять целая армия, все равно они до тебя доберутся, а ты хочешь возложить такую ответственность на плечи одного человека, да к тому же женщины.

Лагутина резко вырвалась из объятий Михаила и закричала:

– Вот он, тот самый пресловутый мужской шовинизм, – потом, прищурив глаза и ухмыльнувшись, поинтересовалась у него: – Что же ты в конце концов предлагаешь? Сдаться и согласиться на их условия? Бросить фонд на растерзание мафии?

– Я этого не предлагал, – встрепенулся Михаил, – я всего лишь советую тебе – заметь, как друг, настоящий и единственный, – выждать пока и не спешить, чтобы не наломать дров ненароком. К тому же у этой Охотниковой отобрали лицензию на проведение частных охранных мероприятий, – старался он всеми способами подтвердить свою точку зрения.

– Не имеет значения, – парировала Лагутина, немного успокоившись. Она подошла к столику, взяла стакан с виски и залпом его осушила. – Главное, что разрешение на хранение и применение оружия у нее сохранилось. Ведь никто не узнает, что она мой телохранитель. Просто старая подруга, а также нас связывают тесные дружеские отношения с ее отцом. Она может применить все свои навыки в целях самообороны, в допустимых пределах, разумеется, – закончила Лагутина свои объяснения.

Зацепин покачал обреченно головой и сказал с нотками иронии в голосе:

– Допустимые пределы будут устанавливать те, кто за тобой охотится, а не ты, Аня, и тем более не Евгения Охотникова.

Анна Петровна хотела было что-то ответить, но ее остановил стук в дверь.

– Не мешайте нам, идет серьезный разговор, – рявкнул Михаил, но Лагутина не поддержала его.

– Нет-нет, входите, пожалуйста, – пригласила бывшая певица того, кто находился за дверью.

В комнату вошел начальник охраны и, смутившись оттого, что побеспокоил господ, сообщил:

– Извините, Анна Петровна, но там, внизу, какая-то ненормальная кричит, что она Охотникова и что вы ее официально пригласили, только вот билета у нее нет. А еще она хотела прорваться сама, но ребята ее задержали и в сумочке нашли пистолет «макаров». Что прикажете нам с ней делать?