Самый жестокий месяц, стр. 7

Его рука ухватила старый, заляпанный красками кусок материи и сорвала его.

Комната погрузилась в тишину. Кларе отчаянно хотелось схватить Мирну за руку, но она не осмеливалась шелохнуться. Мало ли что может случиться. А вдруг это ее движение привлечет к ней внимание того, что появится?

А потом они услышали. Все услышали.

Шаги.

Поворот дверной ручки.

Кто-то заскулил, как испуганный щенок.

И вдруг тишину разорвал ужасающий удар. Раздался мужской вопль. Клара почувствовала, как с обеих сторон ее ухватили руки. Она вцепилась в них со страшной силой, будто от этого зависела ее жизнь, и начала молиться, повторяя снова и снова:

– Благослови, Господи, эту пищу, чтобы она пошла нам во благо и придала сил для служения Тебе и помощи тем, кто в ней нуждается. Аминь.

– Впустите меня, – раздался голос из загробного мира.

– О боже, до чего злобное привидение, – прошептала Мирна. – Это ты во всем виноват, – сказала она Габри, который сидел с расширившимися от ужаса глазами.

– Жутко! – завопил бестелесный голос. – Жу-у-у-утко…

Затряслась оконная рама, и у стекла появилось страшное лицо. Все охнули и отпрянули подальше от окна.

– Бога ради, Дороти, я же знаю, что ты там! – вскричал голос.

Клара и представить себе не могла, что последние слова, которые она услышит на земле, будут такими. Она всегда считала, что это будет: «И о чем ты только думала?»

Габри, дрожа всем телом, поднялся на ноги.

– Господи милостивый! – воскликнул он, осеняя себя крестом. – Это кто-то еще живой.

По ту сторону окна Рут Зардо прищурилась и перекрестила его, оборвав это движение на половине.

Питер разглядывал полотно на мольберте. Челюсти его сжались, глаза прищурились. Все оказалось хуже, чем он предполагал, хуже, чем он опасался, а опасения Питера были велики. Он видел перед собой последнюю работу Клары – ту, которую она вскоре собиралась показать Дени Фортену, влиятельному галеристу из Монреаля. До сего времени Клара сражалась во тьме, создавая почти невразумительные произведения искусства. По крайней мере, для Питера они были невразумительными.

И вдруг ни с того ни с сего возник Дени Фортен – постучал в их дверь. Питер был уверен, что известный дилер, имевший контакты по всему миру, приехал, чтобы встретиться с ним. Ведь знаменитостью-то в конечном счете был он, Питер. Его мучительно детализированные картины уходили за тысячи долларов и висели на стенах лучших домов Канады. Питер, естественно, провел Фортена в свою мастерскую, однако ему вежливо было сказано, что его работы очень милы, но дилер приехал, чтобы встретиться с Кларой Морроу.

Скажи Фортен, что он хочет позеленеть и улететь на Луну, Питер удивился бы меньше. Увидеть работы Клары? У него что-то заклинило в мозгу, и он уставился на Фортена.

– Зачем? – спросил он.

Пришла очередь Фортена недоуменно смотреть на него.

– Она ведь Клара Морроу? Художница? Один мой друг показал мне ее портфолио. Ведь это ее работы?

Фортен достал из сумки портфолио – и, конечно, там оказалось Кларино плачущее дерево. Плачущее словами-слезами. Какое дерево плачет словами? Питер задавал себе этот вопрос, когда Клара впервые показала ему эту свою работу. И вот теперь Дени Фортен, самый знаменитый галерист Квебека, говорит, что это впечатляющее произведение искусства.

– Это мои работы, – сказала Клара, пытаясь втиснуться между двумя мужчинами.

Словно во сне, потрясенная, она провела Фортена к себе мастерскую. И описала свою последнюю работу, укрытую материей. Фортен рассматривал материю, но не пытался ее снять, даже не попросил об этом.

– Когда она будет закончена?

– Через несколько дней, – сказала Клара, недоумевая, к чему все эти вопросы.

– Ну, скажем, в первую неделю мая? – Он улыбнулся и тепло пожал ей руку. – Я привезу моих кураторов, чтобы мы все могли решить.

– Решить?

Знаменитый Дени Фортен меньше чем через неделю приезжает, чтобы увидеть последнюю работу Клары. И если она ему понравится, ее будущее будет обеспечено.

И вот теперь Питер смотрел на эту работу.

Он вдруг почувствовал, как что-то схватило его. Сзади. Оно потянулось к нему и завладело им. Питер охнул от боли, обжигающей, раздирающей боли. Глаза его налились слезами, и его охватил гнев, который всегда угрожал его жизни. Он прятался от этого гнева еще ребенком, убегал от него, хоронил его, отрицал. Этот гнев преследовал его и наконец нашел. Здесь, в мастерской его любимой жены. Этот жуткий монстр нашел его, когда он стоял перед ее творением.

Нашел и сожрал.

Глава пятая

– И чего же хотела Рут? – спросил Оливье, ставя стаканы с односолодовым виски перед Мирной и Габри.

Одиль и Жиль уже ушли, но все остальные еще находились в бистро. Клара помахала Питеру, который стаскивал с себя куртку и вешал на крючок у двери. Она позвонила ему, как только закончился спиритический сеанс, и пригласила на вскрытие.

– Ну, поначалу мы думали, что она кричит «жутко», – сказала Мирна, – но потом поняли, что она кричит «утка».

– «Утка»? Точно? – переспросил Оливье, присаживаясь на подлокотник кресла Габри и делая глоток коньяка. – «Утка»? Ты думаешь, что она все время именно это и говорила?

– А мы просто не расслышали, да? – язвительно произнесла Мирна. – «Уткнись» – так она сказала мне как-то раз.

– «Уткнись»? – сказала Клара. – Что ж, вполне возможно. Она часто пребывает в неважном настроении.

Месье Беливо рассмеялся и посмотрел на Мадлен, которая сидела рядом с ним, бледная и безмолвная.

Прекрасный апрельский день перешел в холодный и сырой вечер. Время приближалось к полуночи, и в бистро, кроме них, никого не осталось.

– И чего она хотела? – спросил Питер.

– Помощи с какими-то утиными яйцами. Помните – те, что мы нашли у пруда сегодня днем? – спросила Клара, обращаясь к Мад. – С вами все в порядке?

– Конечно. – Мадлен улыбнулась. – Просто немного нервничаю.

– Прошу прощения, – сказала Жанна.

Она сидела на жестком стуле вне их кружка. Вернулась в свое мышиное «я». Все признаки сильного, спокойного экстрасенса исчезли, как только был включен свет.

– Нет-нет, это никоим образом не связано со спиритическим сеансом, – заверила ее Мадлен. – Мы после обеда пили кофе, а там, вероятно, был кофеин. Он действует на меня таким образом.

– Mais, ce n’est pas possible [10], – сказал месье Беливо. – Я уверен, что этот кофе был без кофеина.

Впрочем, он и сам немного нервничал.

– Что это за история с яйцами? – спросил Оливье, разглаживая стрелочку на своих безукоризненных вельветовых брюках.

– Похоже, когда мы ушли, Рут отправилась на пруд и перетрогала все яйца в гнезде.

– Не может быть, – сказала Мад.

– Потом птицы вернулись, но насиживать яйца не стали, – продолжила Клара. – Точно как вы и говорили. И потому Рут взяла их домой.

– Чтобы съесть? – спросила Мирна.

– Чтобы вывести утят, – ответил Габри, который вместе с Кларой ходил в крохотный дом Рут посмотреть, не могут ли они чем-нибудь помочь.

– Но она хоть не сидит на них? – спросила Мирна, сама не зная, смешит ее этот образ или отталкивает.

– Нет, на самом деле она все очень мило устроила. Когда мы пришли, яйца лежали на мягком фланелевом одеяле в корзинке. Она сунула их в духовку и поставила на минимум.

– Неплохая мысль, – заметил Питер.

Он, как и остальные, предполагал, что Рут скорее съест яйца, чем будет их спасать.

– Она эту духовку, кажется, сто лет не включала. Говорит, что та потребляет слишком много электричества, – сказала Мирна.

– А теперь включила, – сказала Клара. – Хочет вывести утят. Вот несчастные родители!

Она взяла свой стакан с виски и посмотрела в окно на темный деревенский луг, представляя себе, как родители сидят у пруда – там, где недавно была их молодая семья, где их детки набирались сил в скорлупках, веря, что мамочка с папочкой о них позаботятся. Клара знала, что утки выбирают себе пару на всю жизнь. Вот почему охотничий сезон на уток казался ей особенно жестоким. Осенью нередко встречались одинокие утки, издававшие безутешное кряканье. Они звали. Ждали свою пару. И обречены были ждать всю оставшуюся жизнь.