Самый жестокий месяц, стр. 63

Энергия вернулась к Хейзел. Женщина ринулась к кухонному шкафу. Бовуар увидел множество пузырьков и последовал за Хейзел. Она отодвинула первый ряд пузырьков, принялась перебирать второй.

– Позвольте мне?

– Но Софи нужен аспирин.

Бовуар взял пузырек с полки. Низкодозированный аспирин. Он взглянул на Хейзел, которая с тревогой смотрела на него. «Она знает, – подумал он. – Знает, что дочь симулирует, а потому купила низкодозированный». Он дал таблетку Хейзел, потом натянул резиновые перчатки, тонкие, как пленка. Что-то говорило ему, что среди этой армии пузырьков найдется кое-что еще, кроме аспирина. Бовуар решил, что если родился в сорочке, то пора ему уже начать доверять своим инстинктам.

Десять минут спустя на столе перед ним стояла уйма пузырьков. Таблетки от головной боли, таблетки от боли в спине, таблетки от менструальных спазмов, таблетки от молочницы. Витамины. Даже пузырек с жевательными конфетами.

– Для деток, – объяснила Хейзел.

В шкафу не было, пожалуй, только одних таблеток, когда-либо выпускавшихся фармацевтикой, – эфедры.

Команда криминалистов из местной полиции уже приехала и принялась обыскивать дом. К сожалению, чтобы обыскать это хранилище всевозможного мусора, требовалось чуть ли не в десять раз больше полицейских. Дела обстояли гораздо хуже, чем предполагал Бовуар, а он был специалистом в предположении худшего.

Прошло два часа, и единственным важным событием, случившимся за это время, было исчезновение двоих полицейских. Позднее их нашли – они бродили по подвалу. Бовуар устроил себе перерыв и уселся на диван в столовой, притиснутый к серванту, который в свою очередь был притиснут к другому дивану. Не успел он сесть на диван, как тот подбросил его вверх. Отторг его. Бовуар попробовал еще раз, осторожно. На сей раз он почувствовал жесткие пружины, и у него создалось впечатление, что они сжимаются, чтобы снова вышвырнуть его. Он превратился в циркового клоуна.

Один из агентов позвал его наверх, и, когда Бовуар поднялся, ему был предъявлен медицинский пузырек.

– Где вы его нашли? – спросил Бовуар.

– В косметичке. – Агент кивнул на комнату Софи.

Бовуар услышал, как Софи, клацая костылями, быстро поднимается по лестнице, потом клацанье прекратилось, и раздались проворные шаги – Софи шагала через две ступеньки зараз.

– Что там? – раздался с другой стороны голос Хейзел.

Бовуар показал пузырек обеим женщинам.

– «Эфедра», – прочитала этикетку Хейзел. – Софи, ты же обещала!

– Заткнись, мама! Это не мое.

– Это было найдено в вашей косметичке, – сказал Бовуар.

– Я не знаю, откуда оно там взялось. Это не мое.

Она явно испугалась. Но говорила ли она правду?

Войдя в дом, Гамаш ощутил запах тостов и кофе. Здесь царили спокойствие и уют. Деревянные полы из широких досок были выкрашены в темно-янтарный цвет. Камин не горел, но Гамаш увидел пепел и почти догоревшее полено. Комната с ее большими окнами и стеклянной дверью, ведущей в садик позади дома, была веселой и светлой даже в такой пасмурный день. Мебель была старой и удобной, на стенах висели пейзажи и несколько портретов. Там, где не было картин, стояли книжные шкафы.

При других обстоятельствах Гамаш был бы не прочь проводить время в такой комнате.

– Комната, в которой убили Мадлен, была взломана два дня назад, – сказал Гамаш. – Мы знаем, что это сделали вы.

– Вы правы. Это я.

– Зачем?

– Я хотел, чтобы дом забрал и меня, – ответил месье Беливо.

Он четко изложил свою историю, потирая сухие руки, словно ему не хватало человеческого прикосновения.

– Это было на следующий день после смерти Мадлен. Не знаю, приходилось ли вам терять любимого человека, старший инспектор, но человек чувствует себя при этом так, будто весь знакомый ему мир изменился. Еда приобретает другой вкус, дом перестает быть домом, даже друзья меняются. Как бы они вам ни сочувствовали, они не могут последовать за вами той дорогой, которой идете вы. Все казалось таким далеким, приглушенным. Я даже не мог понять, что мне говорят. – Он вдруг улыбнулся. – Бедные Питер и Клара. Они пригласили меня на обед. Наверняка они беспокоились обо мне, но не думаю, что я как-то помог им избавиться от тревоги за меня. Они хотели, чтобы я знал, что я не один, но я оставался один.

Он перестал тереть руки и крепко сжал их.

– Посреди обеда я вдруг понял, что должен умереть. Питер и Клара говорили о саде, о готовке и событиях этого дня, а я обдумывал, каким способом лучше себя убить. И наконец я понял. Я вернусь в тот дом, сяду один в этой комнате и буду ждать.

Ничто не шевелилось. Даже морские часы на каминной полке молчали, словно время остановилось.

– Я знал, что, если просижу достаточно долго, зло, обитающее в этом доме, найдет меня. И оно меня нашло.

– И что случилось? – спросил Гамаш.

– Появилось то, что убило Мадлен. – Месье Беливо произнес это без запинки, без смущения. Просто констатировал факт. Нечто из иного мира проникло в его мир, чтобы утащить его с собой. – Оно пришло по коридору. Я слышал, как его когти скребли по полу. Темнота стояла полная. Я сидел спиной к дверям, но знал, что оно здесь. Потом оно заверещало, как в тот вечер. Пронзительно закричало мне прямо в ухо. Я махнул рукой, чтобы его прогнать.

Он взмахнул над головой тонкими руками в сером шерстяном свитере, словно представляя себя в той комнате.

– А потом я побежал. С криком бросился вон из той комнаты.

– Вы предпочли жизнь, – сказал Гамаш.

– Нет. Просто я был слишком напуган, чтобы умирать. По крайней мере, умирать вот так. – Он подался вперед, уставился пронзительным взглядом в глаза Гамаша. – В этом доме есть что-то. И оно напало на меня.

– Больше его нет, месье. Вы его убили.

– Я? – Он откинулся на спинку стула, словно отброшенный этой мыслью.

– Это был птенец дрозда. Возможно, он испугался не меньше вашего.

Месье Беливо потребовалось несколько мгновений, чтобы понять смысл слов Гамаша.

– Значит, я был прав. То, что приносит смерть, находилось в этой комнате, – сказал он. – И это был я.

Глава тридцать пятая

– Мне нравится, как вы здесь все обустроили, – сказал Оливье, раскладывая салфетки и расставляя тарелки в оперативном штабе в здании старого вокзала.

Он поставил супницу на шкафчик под списком подозреваемых, с удовольствием отметив, что его имени там нет. И с еще большим удовольствием, что имя Габри в нем присутствует. Ему не терпелось сообщить приятелю эту новость. У Габри от страха волосы дыбом встанут.

Посредине стола для совещаний Оливье поставил горячую тушеную курицу с клецками.

Незадолго до этого старший инспектор зашел в бистро и попросил принести им ланч.

– Как поживает месье Беливо? – спросил у него Оливье.

Он видел, как Гамаш вышел из дома владельца магазина.

– Полагаю, ему бывало и лучше, – ответил Гамаш.

– И хуже. Я помню, каким он был после смерти Жинетт. Слава богу, Хейзел и Мадлен помогли ему вернуться к жизни. Всюду звали его с собой, в особенности в такие важные дни, как Рождество. Фактически спасли его.

Возвращаясь в оперативный штаб, Гамаш спрашивал себя, был ли Беливо благодарен им за это. И еще он думал, что Хейзел теперь осталась одна и, может быть, они сойдутся.

Вернувшись в здание старого вокзала, Гамаш увидел Бовуара, который только что вернулся из дома Хейзел, где проходил обыск. Через несколько минут из Монреаля приехала агент Лакост, и они расселись за длинным столом. Совещание было в самом разгаре, когда появился Оливье с ланчем.

Он не торопился уходить, но они не сказали при нем ни слова. Потом инспектор Бовуар проводил его до двери и плотно закрыл ее за ним. Оливье на мгновение приник ухом к холодному металлу, но ничего не услышал.

Впрочем, и слышать-то было нечего, кроме стука ложек по фарфору: полицейские набросились на суп из красной чечевицы и приправленных карри яблок, а потом – на тушенку.