Революційна доба в Україні (1917–1920 роки): логіка пізнання, історичні постаті, ключові епізоди, стр. 172

Теоретически Всемирную Федерацию должны были составлять равноправные штаты с собственным политическим управлением во главе с верховным руководящим центром. Зародыш последнего усматривался в Коммунистическом Интернационале ¹²⁷⁹. До победы коммунистической революции во всемирном масштабе неизбежным было бы руководство национально-этнографическим принципом с постепенным приближением к принципу экономической однородности определенных территорий.

Идеалом «независимых» из УСДРП, затем укапистов оставалось независимое государство. Федерацию они отвергали в принципе, но допускали ситуативные союзы, в т. ч. с Россией, для достижения определенных целей — скажем, борьбы с империализмом, взаимопомощи в упрочении социалистических республик, налаживании экономических отношений ¹²⁸⁰.

Таким образом, все три коммунистические партии в Украине или решительно выступали за федеративное объединение советских республик, или же держали курс на союзное государство, исходя из ситуативной целесообразности ¹²⁸¹.

И все три коммунистические организации полагали, что создаваемая федеративная конструкция будет не только эффективно способствовать социальному прогрессу составляющих ее субъектов, но и окажется настолько демократичной, что найдет оптимальный вариант для их масштабной национальной самореализации. Они считали это настолько естественным, что в их среде возобладал вектор развития не в сторону поисков путей углубления национальной специфики и обособленности, а в сторону интернационального единения. Потому они и приняли решения о самороспуске (УКП(б) в январе 1920 г., а УКП в декабре 1924), чтобы их члены могли влиться в ряды КП(б)У.

Особо следует упомянуть о затяжном визите в Советскую Россию и Советскую Украину в 1920 г. бывшего лидера УСДРП, перешедшего на коммунистическую платформу — В. Винниченко. В ходе серьезных переговоров и Москва и Харьков (тогдашняя столица УСРР) были вовлечены в предметное обсуждение проблем, как оптимально сочетать коммунистические и национальные начала в осуществляемой политике в Украине ¹²⁸².

Именно в 1920 г. появилась известная статья Н. Скрыпника «Донбасс и Украина». Ее лейтмотив — пролетарий Украины (в большинстве своем русский, либо русифицированный) должен настойчиво овладевать украинской культурой, украинским языком, пойти навстречу традициям украинского села, но не с тем, чтобы сделать шаг назад, а чтобы сблизиться, слиться с крестьянством, которое составляли подавляющую массу украинской нации и, вооружая в привычных для него национальных формах передовой, коммунистической идеологией, повести за собой на строительство нового мира ¹²⁸³.

Так, еще до принятия известного курса РКП(б) на коренизацию (ХII съезд партии, апрель 1923 г.), в республике было многое предвосхищено (по крайней мере в моральном плане) для того, чтобы быть готовыми к осуществлению политики украинизации, а в более широком плане — коренизации. И могучий импульс достаточно масштабным, глубинным процессам тут дали два выдающихся политических, общественно-государственных деятеля — В. Винниченко и М. Скрыпник. Если первый шел от национальной идеологии УСДРП к марксистской платформе, то второй — от «чистого», интернационального коммунизма к воплощению его в украинских формах. Это встречное движение было весьма символичным и многообещающим.

Надо сказать, что впоследствии КП(б)У с огромным эффектом использовала настроения, таланты, морально-психологическую и идейную готовность к целенаправленным действиям выходцев именно из среды украинских коммунистов — Г. Гринько, А. Шумского, Н. Скрыпника, А. Любченко, когда осуществлялась политика украинизации (1923–1933 гг.). Под их руководством были достигнуты поистине грандиозные, исторические результаты, а федеративное государство только укреплялось.

К сожалению, следует отметить и то, что в силу различных причин этот богатейший опыт, в общем-то и не имеющий аналога в истории, до сих пор должным образом не оценен. Из него не сделаны надлежащие выводы-уроки, имеющие не узконациональное, но, бесспорно, гораздо более широкое, интернациональное значение ¹²⁸⁴.

Осуществление национально-коммунистической политики (точнее, наверное, политического курса с учетом национально-коммунистического компонента) было прервано в 30-е гг. физическими, силовыми мерами, а не через переубеждение, дискуссии или что-то в этом роде. Широкомасштабный и многообещающий эксперимент не был доведен до конца. Но он, безусловно, имел глубинные корни, объективную детерминацию в самой сущности общественного развития нации, ее стремлений к самореализации. Поэтому и на более поздних этапах, скажем, в годы хрущевской «оттепели», в годы горбачевской перестройки одним из первейших и острейших элементов неудовлетворенности, прорывавшейся в настроении и поведении отдельных индивидумов, их групп и даже организаций, оставалась национальная сфера, точнее те преграды (по большей части искусственные, перестраховочные, искажавшие подлинные принципы интернационализма), которые возникали в основном из-за недопонимания важности сочетания подлинного коммунизма и национальной (украинской) специфики.

Поскольку поучительные уроки из богатейшего, хотя и незавершенного опыта украинского коммунизма ни в свое время, ни позднее не были сделаны, в значительной степени затруднительным оказался (хотя, естественно, это не единственная причина) поиск и новой модели, точнее обновления Союза ССР, предпринятый во второй половине 80-х гг. прошлого века. Наверное, не в меньшей степени сказалось и нежелание принципиально оценить негативные аспекты национальной политики КПСС, и не в последнюю очередь, относительно национально-коммунистических идей и их носителей.

Представляется, что если не в непосредственной, то в несколько отдаленной перспективе, но с неизбежной закономерностью, обязательно возникнут обстоятельства, которые вызовут необходимость решения проблем, во многом сходных с вышеизложенными. Тогда внимание к подобного рода аспектам исторического опыта, его сущностной оценке несомненно возрастет, а уже проделанная работа может оказаться полезной, конструктивной.

Про Україну, революцію, масонство Головного Отамана та інших

(міркування на полях нової книги про С. Петлюру) [23]

Ім’я й справи Симона Петлюри дуже неоднозначно сприймалися сучасниками, навіть найближчим оточенням, по-різному, нерідко діаметрально протилежно, оцінювалися по його смерті, далекими від одностайності залишаються й у сьогоднішньому ставленні до непростого, суперечливого історичного феномена. Останнім, досить показовим підтвердженням тому є 125-річчя С.Петлюри, яке минуло у травні 2004 р.

На початках незалежної України, та й деякий час пізніше, багато хто прагнув подати постать одного з лідерів українського визвольного руху як найвищий символ непохитного прагнення України, її народу до свободи, власної державності, реалізації права самим обирати долю, порядкувати життям. Почали активно пропагувати спадщину С. Петлюри, вийшло кілька збірок його творів ¹²⁸⁵, навіть третій і четвертий томи його праць ¹²⁸⁶, що продовжили заокеанську серію ¹²⁸⁷. У Полтаві, на батьківщині політичного діяча, щороку проводилися петлюрівські читання ¹²⁸⁸, було зініційовано конкурси молодих дослідників ¹²⁸⁹. Численні журнальні подачі вінчали перевидання монографічних праць діаспорних авторів ¹²⁹⁰ і досить великі за обсягом книги вітчизняних істориків, публіцистів ¹²⁹¹. Сумарно найменовані «петлюріаною», усі ці публікації були спрямовані на спростування стереотипів радянської історіографії, що десятиліттями подавала С. Петлюру в украй непривабливому світлі, як антигероя-контрреволюціонера, злісного ворога народу, нації, будь-якого прогресу.