Кеес Адмирал Тюльпанов, стр. 40
– Грамоту знаете? Тогда один из вас займется расшифровкой. Вот список букв, которыми следует заменять цифры.
Караколь уселся за работу, а принц сунул ноги в сапоги и медленно подошёл к окну. Он постоял там, а потом подозвал меня и много спрашивал. Как меня зовут, сколько мне лет и кто мои родители. Как я отношусь к испанцам, почему взялся нести письмо, сколько дней был в дороге, что видел, кого встречал.
Он сказал, что про заговор на его жизнь хорошо знает – были уже попытки, – но давно на это махнул рукой: не уследишь, и на всё божья воля.
– Мне даже стихи присылали с угрозой, – сказал принц, – один ретивый монах сочинил. Была там строчка, что тело мое и душа рассыплются в прах под дыханием испанской ночи.
«Испанская ночь»! Сразу я вспомнил, что говорил мне Лис. «Испанская ночь» – это заговор против Молчаливого. Как видно, на то и намекал нахальный монах. И я уже сам убедился, что дело это совсем не шуточное.
Караколь кончил писать, и принц взял письмо. Всего он не прочёл, сказал, что в глазах разбегаются круги. Попросил читать Караколя.
Караколь начал:
– «…Сообщаю вашей светлости ещё одну неприятную сторону дела, которая заставила меня посылать письмо не почтовым голубем, а гонцом, что не так быстро, но, пожалуй, вернее.
Суть в том, что кое-кто из городских советников старается побудить к неповиновению голодное население города. Эти люди действуют с помощью пустых обещаний, заимствованных из капитуляционных посланий неприятеля. Больше того…»
Здесь Караколь посмотрел на принца.
– Продолжайте, – сказал принц.
– «…Больше того, эти советники, как мне стало известно, затеяли прямые переговоры о сдаче города. С испанской стороны действует офицер в чине капитана. Имена лейденских изменников я пока не сообщаю, но жду от вашей светлости совета, как поступить. И прошу вас посылать сообщение не голубем, а так же, как и я, скороходом, ибо голубиная почта почти целиком контролируется людьми, не заслуживающими доверия. Кроме того, прошу адресовать инструкции не мне лично, а бургомистру Бронкхорсту. Верность губернатора присяге и вашей светлости хорошо известна, со мной же у бургомистра налажена ежедневная связь».
Тут принц прервал Караколя и сказал, что дальше не надо, нешифрованную часть письма он прочёл сам. Теперь уже принц стал расспрашивать Караколя. Про Лейден, про настроение горожан, про буров из окрестных деревень. Спрашивал, долго ли продержится город.
– Вы рисковали жизнью, – сказал принц, – в Голландии этого не забывают. Я думаю, нет смысла возвращаться в Лейден. Распоряжусь подыскать вам жильё в Роттердаме…
– А письмо? – чуть не крикнул я и покраснел оттого, что оборвал принца. – Ответ бургомистру то есть… в общем, которое не голубем… Честное слово, я донесу…
Принц улыбнулся, мне даже показалось, что подмигнул Караколю.
– Я ведь ещё не написал ответа. Там поглядим. Впрочем, нет… Письмо поручим другим. А вам, друзья, найдется дело посерьезней. Вы знаете, какое важное решение принято здесь в Роттердаме несколько дней назад? Возможно, вы догадаетесь, если я напомню старую голландскую поговорку: «Лучше потопить землю, чем потерять землю!»
Ещё бы не догадаться! Да какой голландец не догадается, если он всю жизнь только и делает, что отвоевывает землю у воды! А уж пустить эту воду обратно ему ничего не стоит, сломай только пару дамб! Да, ну и дела! Неужели будем рушить плотины, чтобы хлынуло море на землю, дошло до самого Лейдена и прогнало испанцев?
Пока я с открытым ртом обдумывал эту новость, принц заговорил снова:
– Мы приняли решение прорыть плотины по Исселю и Маасу в шестнадцати местах. Море пойдёт в сторону Дельфта до самого Лейдена. Сейчас у нас нет другого пути спасти город. Мы снарядим суда, поставим на них пушки, посадим храбрецов гёзов и атакуем испанцев с моря! Целый отряд зеландских моряков идёт сейчас на подмогу. Мы освободим Лейден!
– Вот это да! – выдохнул я.
– Но трудное это дело, – сказал Молчаливый, – затопить страну. Пойдут под воду поля, коровники, дома, целые деревни. Жителям надо уходить. Не всякий поймёт. Уже рассылаем гонцов в разные стороны. Они предупреждают крестьян, объясняют, что иначе нельзя. Возьмётесь и вы за такое дело?
– Да, – сказали мы с Караколем.
– Дождётесь Флорента, моего помощника, или секретаря Брунинка, они подробней объяснят поручение и составят паспорта. Они же позаботятся о вашем ночлеге.
Тут мы сказали принцу про Эле и Рыжего Лиса. Попросили разрешения сбегать за ними и привести сюда. Принц согласился. Он подошёл к окну; в это время пахнуло прохладой, и целая горсть крупных капель влетела в комнату. Пошёл дождь.
– Возьмите мой плащ, – сказал Молчаливый. Он кинул нам тёмно-зелёную плотную накидку с меховой оторочкой по краю. – Этот плащ хорошо держит воду. Я беру его на охоту.
Мы стали отказываться, но принц нас вроде бы и не слушал, он смотрел в окно.
Короче, мы выскользнули из комнаты и, довольные, покатили по коридору. Караколь завернулся в зелёный плащ, скрестил руки на груди, закатил глаза и сказал:
– Похож я на принца?
А меня тут какой-то червячок стал заедать. Вспомнил я, как принц Караколю подмигивал, как долго с ним разговаривал, а меня всё поглаживал, как маленького. Уж не принял ли он Караколя за главного? Не посчитал ли меня за простого хвастунишку, который, может, и в Лейдене-то никогда не был? Это меня, Адмирала Тюльпанов! Который принёс письмо, пять раз еле уцелел и всякое такое!
Кровь бросилась мне в лицо. Запрыгали чёртики в голове. А в этот момент мы уже хлопнули дверью и вышли на улицу. И вот когда я уже собирался сказать Караколю что-нибудь похлеще, отчего бы тот подпрыгнул на месте и сразу отдал мне зелёный плащ, в этот самый миг я получил такой удар по затылку, что носом полетел в землю.
Но, даже падая, успел заметить, как чья-то рука по самую рукоятку всадила нож в спину Караколя. В зелёный плащ принца Оранского.
Часть четвёртая.
НА РАССВЕТЕ
ГОРБ КАРАКОЛЯ
Да, я это видел сам. По самую рукоять вошёл туда нож. В горб Караколя, прикрытый зелёным плащом Молчаливого. А я, как уже говорил, получил удар по голове и упал на землю.
Может, с перепугу, а может, от сильного подзатыльника, – наверное, от того и другого, – в голове помутилось. Очухался я, когда меня поднимали. И кто же меня поднимал?
Не удивляйтесь, потому что я сам тогда удивился. Караколь меня поднимал, ошупывал голову, спрашивал, всё ли в порядке.
А у самого из спины торчит рукоятка кинжала. Дальше такое: я медленно прихожу в себя и удивляюсь всё больше. А Караколь закидывает руку за спину, спокойно вытаскивает из себя кинжал и начинает рассматривать.
– Хороший кинжал, – говорит Караколь, – только не по мою душу… А где же хозяева? Хозяева убежали.
Я продолжаю хлопать глазами, а Караколь говорит:
– Чего ты, Кеес, выпучился? Забыл, что мы с тобой циркачи? Разве можно меня проткнуть кинжалом? Сам Голиаф этого не сумел, куда уж остальным.
Дальше было всякое. Появилось сразу много народу. И тот Флорент Нейнхем, которого мы искали, и городская стража. Cначала нас сцапали, потом разобрались, отпустили. Рассматривали кинжал. Флорент Нейнхем выглядел обеспокоенным и сокрушался, что стоит отойти по делам от принца, как челядь разбегается, боится вроде бы, что у принца чума и можно заразиться.
Только нам было всё непонятно. Как же так? Тёмной ночью принц остается в доме один. Двери распахнуты, кругом бродят убийцы, и уму непостижимо, почему они не наведались к Молчаливому так же, как прошли в комнату мы.
Флорент Нейнхем спрашивал Караколя, не ранен ли он. А Караколь отвечал, что ранить его не просто, и подмигивал мне.