Русские инородные сказки - 3, стр. 18
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Рождество
Дорогой Pai Natal!
Поздравляю тебя с наступающим Рождеством!
Пишет тебе Маргарида де Соуза Пинту, авенида 24 Июля, 3–2 А. Если ты уже получил мое письмо, в котором я прошу Барби с мобильником, набор косметики и все фильмы про Гарри Поттера на DVD, порви его, пожалуйста, и выкинь в мусор. В то отделение, где на мусорном ведре написано “Бумага. Картон”. А то неэкологично, а я не хочу, чтобы мое письмо навредило окружающей среде.
Дорогой и милый Pai Natal! Ты ведь, наверное, уже купил Барби, косметику и фильмы? Отдай их, пожалуйста, бедным. Например, Инеш Сеабра, она хорошая девочка и моя лучшая подруга. И у нее еще нет ни одного фильма про Гарри Поттера. У нее и DVD-проигрывателя нет, поэтому она будет приходить ко мне, и мы будем смотреть фильмы вместе. И косметику тоже ей отдай, может, она покрасивеет немного, и мне будет не стыдно с ней дружить. А я могу еще год пользоваться маминой или попрошу бабушку мне купить.
Извини меня, дорогой Pai Natal, что я тебя заставила потратиться на Барби и другое, а теперь говорю, что мне это не надо. Ты не думай, я не неблагодарная! И я могу тебе возместить! Я подсчитала, и получилось, что мои подарки стоят 70 евро или даже меньше, если тебе сделали рождественскую скидку. Я могу оставить тебе в ботинке деньги, которые мне подарит бабушка. Она всегда дарит мне деньги, а мама потом всегда отбирает, говорит, что нечего меня баловать, и если мне понадобится, она сама мне потом даст. И все равно не дает. Поэтому лучше я отдам их тебе.
Дорогой Pai Natal! Ты, наверное, думаешь, что я ненормальная. Потому что нормальные девочки не отказываются от Барби с мобильником, набора косметики и фильмов про Гарри Поттера. Инеш Сеабра говорит, что я сама не знаю, чего хочу. Но я знаю. Только не могу сказать про это Инеш. И маме не могу и бабушке. Даже отцу Инасиу не могу, потому что стыдно и потому что он после уроков катехизиса все время гладит меня по попе, как папа.
Дорогой, миленький Pai Natal! Я тебя ОЧЕНЬ ПРОШУ и даже умоляю! Ты ведь все можешь, пожалуйста, пожалуйста, сделай, чтобы папа больше никогда не приходил ночью ко мне в комнату! Пожалуйста, Pai Natal, пусть он больше никогда не приходит и не делает это, ты знаешь, что! В книжке написано, что такое может быть только между мужем и женой, и еще от этого бывают дети, а я же сама его ребенок, что он, с ума сошел, что ли? Один раз он плакал и говорил, что покончит с собой, если я его не прощу, а я сказала, пусть покончит, потому что я никогда не прощу, и он меня ударил, а на следующий день подарил ролики и сказал, что убьет меня, если я кому-нибудь расскажу. Милый Pai Natal, если ты не можешь сделать, чтобы папа никогда больше не приходил, пожалуйста, подари мне какой-нибудь смертельный яд. Просто, для игры.
Желаю тебе счастливого Рождества и прекрасного Нового Года! Всегда к твоим услугам, Маргарида де Соуза Пинту (Гидиня).
Гидиня перечитывает письмо, тщательно складывает листочек и аккуратно засовывает его в конверт, на котором уже написано: “Лапландия. Pai Natal. В собственные руки!” Несколько секунд прикидывает — кинуть ли просто в почтовый ящик или постоять в очереди, но отправить заказным. Решает, что заказным оно вернее, отрывает бумажный талончик с номером, садится на лавочку и раскрывает книгу “Энциклопедия сексуальных отношений”.
Еще через полчаса Гидиня строго смотрит в лицо молодой и симпатичной почтовой служащей:
— А оно точно дойдет?
— Конечно, дойдет, — улыбается служащая.
— Может, отправить с уведомлением?
— Да не надо, — смеется служащая, — оно и так дойдет, я тебе гарантирую!
Гидиня серьезно кивает, вежливо благодарит, желает всем счастливого Рождества и выходит на улицу.
Конечно, она слегка смошенничала и нарочно привлекла внимание симпатичной служащей к своему письму. Но дело того стоило. Шику Феррейра поставил свой велосипед на то, что на почте не открывают письма, отправленные в Лапландию. А Гидиня сказала, что открывают. И если теперь Гидининого отца посадят в тюрьму за педофилию, Гидиня получит велосипед. Новенький горный велосипед с десятью скоростями. А отцу так и надо. Гидиня вначале хотела написать, что к ней приставал учитель рисования, но потом отец нашел черновик ее самого первого письма к Pai Natal и долго кричал, что она — избалованная эгоистка, что не видать ей Барби с мобильником, косметики и фильмов про Гарри Поттера как своих ушей, потому что она плохо учится, грубит старшим, без спросу пользуется мамиными вещами и завалила тест по математике. Гидиня немножко поплакала, а потом подумала: “Ладно-ладно! Я тебе еще покажу!” И переписала письмо. Подумаешь, Барби с мобильником! Она и велосипедом обойдется.
Гидиня представляет, как она будет кататься по парку на горном велосипеде, и тихонько смеется от удовольствия. Прохожие смотрят на хорошенькую счастливую девочку и тоже смеются. Всем кажется, что в этот момент мир стал немножко лучше.
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Осенние старички
Когда начинает холодать, в Макдональдсе на авениде Луизы Тоди собираются старички. Старички не едят гамбургеров и картошки, не пьют кока-колы. Старички не разговаривают между собой. Старички сидят за столиками неподвижно, как большие птицы, и смотрят сквозь стекло на авениду Луизы Тоди.
— Почему их здесь столько? — спрашиваю я у Джулии.
Джулия оглядывается.
— Кого?
— Старичков, — говорю я.
Джулия смотрит на меня, в глазах у нее плещется недоумение. Потом она с облегчением выдыхает.
— Я думала, ты серьезно, — говорит она.
На авениде Луизы Тоди начинает идти дождь. Старички, не отрываясь, смотрят на него сквозь стекло. Старички делают осень.
Сажусь к старичкам спиной. Теперь я как будто Джулия — ем гамбургер и не вижу старичков.
— Простите, — говорят мне сзади, и я от неожиданности роняю недоеденный гамбургер в мороженое.
— Простите, барышня — говорит мне маленький старичок в кепке, — вы не замените меня на несколько минут? Мне нужно отойти в туалет.
Я молчу.
— Вам не придется ничего делать, — уговаривает старичок. — Просто смотрите на улицу и думайте дождь.
— Я не хочу думать дождь, — молчу я. — Я не люблю дождь. Можно, я буду думать солнце?
— Сейчас не время думать солнце, — говорит старичок. — Осенью нужно думать дождь. Пожалуйста, попробуйте думать дождь.
— Хорошо, — молчу я. — Но это будет мой дождь.
— Ладно, — соглашается старичок. — Пусть это будет ваш дождь. Я отойду на пять минут. Больше нельзя — вы устанете.
Старички один за другим отрывают взгляды от окна. Я одна смотрю на авениду Луизы Тоди. Стиснув зубы, изо всех сил думаю мой дождь.
— Надо же, — удивляется Джулия, — осень, а грохочет, как в мае!
Старички качают головами. Один из них кивает мне.
— В вашем возрасте я тоже все время норовил думать грозу, — улыбается он.
— А я — радугу, — мечтательно говорит маленький старичок в кепке, появляясь у меня из-за спины. — Спасибо, барышня, — вежливо добавляет он.
— Спасибо, спасибо, у вас отлично получилось, для первого раза просто прекрасно, — шелестят остальные старички.
— Вот видишь, — хочу я сказать Джулии, — а ты думала, я шучу.
Но Джулии рядом нет. Забыв про меня, она выскочила на улицу и фотографирует радугу, сияющую над авенидой Луизы Тоди.
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Несезон
Ощущаю себя по кусочкам. Вчера вечером кусочек, сегодня с утра кусочек. Кусочков много, я их кручу так и эдак, прикладываю друг к другу, смотрю — совпадут ли края, сойдется ли рисунок. Странное занятие, как незнакомый паззл собирать — глядишь на кучу деталек, а во что их надо сложить — не знаешь. И вообще ничего не знаешь. Может, их там недостаточно, деталек, для целой картинки. Или, наоборот, кто-то смешал два паззла. И хорошо еще, если хотя бы один из них можно собрать целиком.