Машина времени Кольки Спиридонова, стр. 17

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

в которой снова появляется знаменитый Колькин шнурок.

Длинный день в конце концов закончился, Колька и Виль укладываются спать. Колька достал из кармана брюк шнурок, со вздохом намотал его на палец снял черное колечко, сунул в карман пижамы – точно такой же, как у Виля: сегодня ему выдали полную школьную форму.

– А зачем тебе шнурок? – удивляется Виль.

– Как зачем? Он же заветный!

– А что такое «заветный»?

– Значит, особенный. Он меня спас.

– Вот как?!

– Понимаешь, дело такое произошло…

Вы помните, как рассказывал Колька первобытным ребятишкам несколько дней назад историю с барсом? Тогда вы не удивитесь, что и этот его рассказ будет настолько же правдивым…

…Связанный по рукам и ногам Колька стоит перед вожаком племени, Тот делает грозный жест – понятно, что грозит он пленнику смертью, если тот не выполнит приказа.

Кольку развязывают, и он, грустно понурив голову, уходит в лес. Деревья сочувственно кивают ему, медведи, первобытные пещерные медведи, в задумчивости провожают его полными скорби глазами.

Спиридонов подходит к дереву, а на нем надпись:

А ниже нарисован череп и две скрещенные кости, как на трансформаторных будках. Даже надпись такая же:

Колька пытается вернуться, но из-за деревьев наставили на него копья телохранители главаря.

А, была не была! Колька входит во владения мамонта.

Далекий рев. Вот он все ближе, и от страшного крика осыпаются листья с деревьев. Мамонт вырывается из засады, бросается на храбреца. Колька отступает. Зверь вот-вот прижмет его к дереву. Мамонт готов к прыжку. Но Колька внезапно наступает себе на шнурок, падает, мамонт с разбегу проносится мимо. Так повторяется еще раз, и еще, и еще, пока Кольке не приходит идея: увертываясь от зверя, он связывает два своих длиннющих шнурка в один, один конец прикрепляет к ботинку, снятому с ноги, а другой – к дереву. И когда мамонт приближается, Спиридонов швыряет в него ботинком. Зверь глотает ботинок и оказывается привязанным к дереву.

Промаявшись до утра, усталый зверь обессилено падает на землю. Колька ведет его на шнурке через весь лес.

Деревья приветливо машут ему ветвями, наклоняются, чтобы разглядеть смельчака, пещерные медведи радостно скалят зубы. Потрясенные первобытные падают ниц.

Приближенные докладывают обо всем главарю. Тот в испуге хватает атрибуты своей власти – тигровую шкуру и толстенную палицу-кость – и скрывается в кустах.

А Колька едет на мамонте верхом. Он останавливается у дерева, где написано:

и ниже черепа и перекрещенных костей, ниже надписи этой чертит карандашом:

– Скажи, Коля, – спросил Виль, – а тебя в школе никогда не называли Мюнхгаузеном?

– Нет, а что?

– Да, видишь ли, мамонт-то животное травоядное…

– А все равно страшно…

– Конечно, такую махину увидишь – испугаешься. Просто ты все интересно придумываешь, хоть и неправда, а интересно.

– Хочешь, я подарю тебе шнурок? Заветный? На память?

А Милочка в ту ночь спала плохо. Она ворочалась и стонала во сне. Дежурный робот-автомат нажал кнопку тревоги, и в школьную спальню вошел обеспокоенный учитель. Он поставил на стол ящичек, похожий на плоский телевизор, поднес к голове девочки тонкую ниточку антенны.

На экране поплыли смутные очертания пейзажей и предметов. Потом возник лес, дом отдыха «Елочки», встревоженные лица папы Спиридонова, мамы. Ночной побег. Огей, поющий свою песенку, он же мечущийся в бреду, охота на мамонта, погоня…

– Да, – сказал учитель. – Такие переживания и взрослый бы не всякий выдержал. Надо вернуть их в двадцатый век. Пусть это случится послезавтра, в День Детей.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,

в которой приводятся страницы из дневника профессора многих наук.

Утром Милочка – вторая девочка из будущего, принесла круглую сиреневую коробочку. В ней, свернутая в рулон, лежала пленка.

– Это тебе, – протянула подарок девочка.

– А что там такое? – спросил Колька.

– Дневник профессора многих наук Николая Тимофеевича Спиридонова.

Можно представить волнение брата и сестры: сейчас они узнают о своем прадедушке то, чего даже не знает еще ни их отец Петр Васильевич Спиридонов, ни мама, вообще никто в Прибайкальске, а главное, – им откроется секрет Машины Времени, и, может быть, они узнают, наконец, как им вернуться домой.

Виль достал из шкафа микрослуховой аппарат, вставил в него пленку. Аппарат имел удивительную особенность: по почерку он мог восстанавливать голос человека. Если же на пленку была снята не рукопись, а книга, он читал ее приятным ровным тоном автомата.

Щелкнул выключатель. Послышался негромкий высокий голос. Человек говорил, нажимая на «О», что выдавало в нем волжанина.

«…Сегодня опять у меня был обыск. А все козни проклятого ресторатора. Забыть не может, как я выиграл у него сто рублей. Сам-то глупец: задумал похвастаться, время остановил, выкомаривал. А перед кем, извольте спросить?

…12 июня 1898 года.

Снова пришлось вернуться из тайги, с моего заветного местечка на Кынгырге. Какие здесь великолепные места! Не в Крым, не на Кавказ могло бы человечество возить свои немощи, да здесь пока пусто, безлюдно, разве бурят-охотник случайно забредет сюда, гоняясь за баргузинским соболем. Шумят сероводородные источники – аршаны, бьется река Кынгырга в мраморном ложе, и тайга, тайга… Машина Времени уже работает. Боже мой, как это великолепно – отравляться в плавание по океанам веков. Вчера побывал в Прибайкальске прошлого века. Еще целы были крепостные башни, сложенные из крепких лиственничных стволов. Грязь на улицах неимоверная.

Хоронили Григория Шелехова. Собрался весь город. Плакала безутешная вдова, молодая еще совсем женщина. Горожане разговаривали меж собой негромко, скорбно, рассказывали о его напористом характере, о небывалых подвигах, о предприимчивости. У него открытое широкое лицо и руки мужика. Неужели это тот самый человек, что покорил моря, изведал радости первооткрытий и горечь неудач?

Сибирь хоронила большого человека, столько сделавшего для славы России, открывшего и заселившего Аляску, построившего там форты, укрепленные крепости, города…

Только один я в небольшом этом городе, городе купцов и ремесленников, только один я во всей огромной России и необъятном мире знал, чем закончатся победы Григория Шелехова потом, через десятилетия после его смерти. Я знал, что многие его труды, все нелегкие тысячи километров, которые проплыл он на парусниках и прошел пешком, открытия, которые подарил он родной стране, будут зачеркнуты одним росчерком пера. За пустяковую сумму русские цари продадут Аляску Соединенным Штатам Америки.

Я шел в похоронной процессии, все с удивлением рассматривали мой современный костюм, почитая меня за иностранца, я шел и думал: как хорошо, что человек не может заглянуть вперед, не может пережить свою смерть, чтобы увидеть потом такой печальный итог трудов своих.

Машина моя, к сожалению, работает несовершенно – плохо, архиплохо. Пока я могу уходить в прошлое, да и то на один век, не больше. Вот и пришлось мне вернуться в Прибайкальск, дабы найти кое-что столь мне необходимое.

15 июля 1898 года, 2 часа пополудни и…

У меня все время такое ощущение, что за мной кто-то следит. Хозяин ресторана «Крит», толстая подлая свинья, донес, должно быть, на меня в полицейскую управу. Чего только он, видимо, не написал в доносе своем, как не размалевал меня. И вот теперь обыски тайные, слежка… Хорошо, если здесь, в городе, только. А если и там?