Доминирующая раса, стр. 42
— Странно.
— Почему?
— Все земные нукты виляют хвостом, когда им что-то нравится. Потому что в питомнике живут… жили собаки. Малыш не виляет.
— Н-да, — задумчиво сказал мастер. — Но почему он не метаморфировал?
Я вздрогнула. Связи между одним и другим не было, но действительно, если он долго бегал один… Малыш припал к земле, глядя на нас. Славный нуктовый мальчик. Одна сплошная загадка.
— Ладно, — решил Дитрих. — Пусть с ним поговорит Нитокрис.
Он встал и обернулся к лесу. И я ощутила телепатический импульс чудовищной силы. По сравнению с ниточкой между мной и Малышом это было как галактическая передача рядом с сигналом браслетника. Аж волосы стали дыбом.
Пришёл ответ. Ещё мощнее и шире по диапазону. На миг в глазах померкло. Я заморгала. Аджи только-только метаморфировала и не успела выкормить детей. Шайя была всего лишь ребёнком. Настоящие, могучие, самовластные матери прайдов, Нитокрис или Мела — они бы точно не стали со мной разговаривать.
Малыш напрягся, принюхался и бросился в лес.
4
Мы шли по берегу моря. Босиком по плотному песку, кромке прибоя. Набегали волны, прохладно бурлили у стоп и отползали. Огромные диковинные раковины лежали в прозрачной воде, в двух шагах от берега. Никогда и нигде уже на Земле не бывать такому. Дитрих взял один перламутровый домик, покинутый моллюском, и приложил к моему уху. Океанское эхо запуталось в завитке. Если я доживу до старости, то в старости буду жить здесь. Кесума трижды права в своём выборе.
Дальше тёмные валы играли белыми барашками пены и длинными водорослями. Там купались нукты. Оглушительно верещали и выпрыгивали из воды на полметра. Крохи забирались на головы взрослым и валились в воду. Гвалт стоял неописуемый. Смешно. Нет, не так. Радостно. Шайя плавала, как морской дракон — длинная, блестящая. На спине у неё сидело пятеро малюток. Мы поприветствовали друг друга. Ей было хорошо.
— Малыш спит, — сказал, наконец, Дитрих. — Он переволновался. Сначала ты, потом питомник, а Нитокрис была с ним сурова.
— Ой, — только и ответила я.
— Он её озадачил так же, как и нас, — улыбнулся Дитрих. — Она никак не могла добиться от него ответов. Кончилось тем, что Малыш просто заплакал. И ей ничего не оставалось, как обшарить его память силой.
— Ой. И что?
— Рехнуться можно. Она мне так и сказала. Услышать такое от нукты-матери… — мастер выразительно скосил глаза. — Она не может ни лгать, ни ошибаться. Слушай и задумывайся. Малыш никогда не был в питомнике. Его никогда ничему не учили. У него не было оператора. От вылупления из яйца ему ровно шесть месяцев.
— Что?!
Дитрих кивнул.
— Ты видела шестимесячных. Без хвоста метр. Умишко щенячий. А Малыш неопытный и наивный, но без спора полноценный воин, — мастер помолчал. — В принципе, нукта может очень сильно рвануть в росте. Во время метаморфоза, например. Но интеллект… Они, конечно, не вполне разумные существа, но уже не животные. Одними инстинктами всё не решается. Нитокрис не нашла в памяти Малыша ни одного учителя. Он всегда был один.
— А кто же научил его брать языком шоколадку?
— Ты, — весело ответил Дитрих. — Ты и научила. Он просто догадался, чего ты от него хочешь, вот и всё. Он всему учился сам.
Я усмехнулась.
— Значит, он гений.
— Возможно, — не стал отпираться Дитрих. — Если они почти разумны, почему бы среди них не рождаться гениям?
— Но почему он не метаморфировал?
— Он чувствовал свою мать.
Я молча смотрела на Дитриха.
— Итию, сестру Шайи.
Вторая девочка. Непонятная победа генетиков, оставшаяся безвестной. Она всё-таки дала потомство, но как и где?
— Там, где держали тебя, — просто ответил Дитрих. — Если Малыш её чувствовал. Видимо, ей было очень плохо. И её сигнал заставил Малыша расти с предельной скоростью. Механизм защиты. Но как он оказался на свободе? И почему помчался на твой зов? Не могу понять.
— Нужно её найти.
— Крис и Игорь поехали в посёлок нанимать катер.
— Катер?
— Грузовой. Не экранопланом же ехать. Долго, заметно, да и не повезут нас.
— Почему? — я почувствовала себя дурочкой.
— Янина, — сказал Дитрих. — Рядом с городом творится непонятно что. Власти мирволят. У меня чувство, что Террой-без-номера уже правят сепаратисты. Будь это так, первым делом они заявились бы к нам. Но эти странные люди предпочитают мучить Итию. Пойми, мне жалко несчастную девчонку, но гораздо больше меня беспокоит опасность, которую она представляет. Малыш, по крайней мере, уже появился на свет.
— Что ты собираешься делать?
Дитрих усмехнулся.
— Я мастер по работе с биологическим оружием. И хреновый же был бы я мастер, если бы не мог его применить…
Сначала я испугалась. А потом подумала, что терранский питомник представляет собой мощнейшую на планете военную силу. Эндрис наверняка хотел устроиться, как воробей под гнездом орла.
Эндрис. Наци. Он читал мне лекции про естественную ксенофобию, а его приятели упорно пытались разводить нукт. Получить арсенал уникально эффективного живого оружия. Способного убивать людей. Колонии требуют самоопределения, и после уничтожения одиннадцати линкоров, половины всех судов класса «энтерпрайз», требования стали ещё громче… Я почувствовала, что паззл начинает складываться. Или мне так кажется?
Социально альтернативные граждане хотят нажиться на торговле оружием?
Или…
Они и развязывают войну? И «социально альтернативные», работавшие на Фронтире и Таинриэ, «сепаратисты» Терры-без-номера, «наци», буянящие на Древней Земле — одна и та же компания?
Я непроизвольно задержала дыхание, осмысливая эту идею, и скоро почувствовала, что мне не хватает кислорода.
— Ну да, — сказал Дитрих несколько удивлённо. — По-моему, это с самого начала было ясно.
Я снова почувствовала себя дурочкой.
— Это не вопрос, — продолжал мастер, сощурившись на солнце. — Это просто неважно. Даже если сами исполнители считают себя разными партиями, всё равно они работают на одну цель.
— Независимость колоний?
Дитрих посмотрел на меня с изумлением.
— Нет, конечно!
На Древней Земле живёт десять миллиардов человек. На всех периферийных планетах, как выяснилось — около сорока миллионов. Но как ни странно, силы практически равны. Девяносто процентов флота принадлежит периферии. На Земле находится наука, образование, высоко — и гипертехнологичное производство. Но сырьевых ресурсов у Земли почти нет. Во время войны выгребли подчистую. Разве что в Антарктиду забираться.
И ещё одно обстоятельство. На Земле крайне мало найдётся людей, готовых поступиться комфортом. Даже не пойти сражаться, а просто снизить свой уровень жизни. Зажравшиеся земляне очень любят своё пузо. А также то, что под ним.
Я родилась землянкой. И я совсем не прочь снова получить полноценный сертификат. Но пока мне нельзя жить на Древней Земле, я злобствую. И не думайте мне запрещать.
И всё-таки независимость колоний равно невыгодна и колониям тоже. «Колонии — это пальцы», — сказал Дитрих. — «Человеку без пальцев плохо. Но пальцы без человека — вообще ничто».
— Тогда какая это цель?!
— Не знаю, — совершенно спокойно сказал Дитрих. — Меня сейчас интересуют две вещи. Одна тактическая, вторая — стратегическая. Я хочу, чтобы вторая самка последней модификации отправилась туда, где ей положено находиться, то есть на мыс Копья. И я хочу знать если не имя большого босса, то хотя бы тех, кто составляет высший эшелон. Это о многом скажет. Что ж, попробуем убить разом двух зайцев.
— …я в ту пору ещё рядовым был.
Проводим это мы зачистку базы противника. Война уже к концу шла. С нами хвостатый и девка, у сержанта лента живая вроде галстука повязана. Короче, настроение бодрое, страха не ведаем. Идём по коридорам. И нашли мы то, что у них типа казармы. Как положено, проводим обыск. Девка со зверюгой пошли коридоры окрест обнюхивать, а мы шаримся. На предмет сувениров. И гляжу я, рядовой Перес, у него ещё кличка была — Полжопы, точно нашёл чего занятное. Сидит, уткнулся в угол, икает и трясётся, икает и трясётся. Сержант увидал и спрашивает: «Рядовой как-тебя-твою-мать, ты почему сидишь тут в небожественной позе, икаешь и трясёшься?» А тот отвечает: «Сержант, я тут такое нашёл! Да вы сами посмотрите». Сержант глянул, подзатыльник ему дал и говорит: «У тебя, сблёвыша мышиного, у самого в тумбочке баба голая. А рритский мужик, что, хуже?» Тут уж все понабежали. Ржут, шутки травят, а сгрудились так, что и не видать ничего. «Эх, жаль, — гогочут, — спиной лежит, сисек не видать, говорят, их восемь! Кайфа-то!» Сержант засмолил цигарку и толкует: «Вот и задумаешься, такие уж ли мы разные. Может, и воевать не надо. Может, миром договоримся?» И тут ему кто-то: «Сержант, а ведь это не баба». Тот: «А кто же?!» «А мужик». Подумал-подумал сержант и плюнул: «Нет. Не договоримся».