Когда стреляет мишень, стр. 3

– Я прилечу, – повторил он, – скажи только, где мы встретимся.

Ранним утром того же дня Владимир Свиридов вылетел в Москву.

Правда, он до сих пор еще не мог понять, зачем он это делает и почему так легко согласился на просьбу Ани приехать. Она не сообщила ему ни того, что она от него хочет, ни условий его пребывания или даже работы в столице. Ничего.

Только голые эмоции, связанные с терактом в офисе ее мужа и исчезновением Фокина.

Ну и Афанасий... Владимир никогда не замечал за ним такого качества, как скрытность, но тут эта черта характера проявилась в полной мере. Свиридову даже в голову не могло прийти, что Фокин нанят не кем иным, как мужем Ани или даже ею самой.

А между тем Фокин и пальцем не пошевельнул, чтобы довести это примечательное обстоятельство до сведения Владимира.

А Аня... вероятно, ей в самом деле сейчас приходится несладко, если она позвонила ему среди ночи и попросила незамедлительно прилететь в Москву. Хотя весь год, истекший с момента их последней и не самой приятной встречи, даже не вспоминала о нем.

А теперь все снова кардинально поменялось, и Владимир не знал, за чем он едет в Москву – за новым всплеском излишней боли, которой так легко можно было бы избежать, за пулей в лоб или железом под ребра, как то, быть может, уже сталось с Фокиным, или...

Вот это «или», эта нелепая и волнующая недоговоренность ситуации заставляли его время от времени чувствовать во всем теле предательскую мелкую дрожь – словно он неопытный мальчик, идущий на первое свидание, а не испытанный боец экстра-класса, который летит в Москву выполнять то, что он умеет делать лучше всего.

Или эта дрожь была следствием ночных алкогольных бдений перед зеркалом?..

Он спустился по трапу самолета едва ли не самым последним и огляделся по сторонам. Взлетная полоса, еще влажная от недавнего ночного дождичка, алела в лучах лениво восходящего сентябрьского солнца, и порой казалось, что прихотливые сполохи света, словно багрово-огненные змеи, расползаются по упругому, как туго натянутый платок, покрытию аэродрома.

– Н-да, – пробормотал Свиридов, у которого почему-то начало двоиться в глазах, а потом перед мысленным взором выплыли и беспорядочно метнулись во все стороны ярко-желтые пятна. В ушах уже давно билось и пульсировало давящее гудение огромного органа, и Свиридов подумал, что во всем этом чрезвычайно мало забавного и что ему не мешало бы для начала оклематься, прежде чем, так сказать, входить в течение московской жизни.

Он сошел с трапа и успел сделать по земле лишь три шага, как услышал:

– Владимир Антонович?

Приятный звучный баритон вплыл в болезненное гудение гигантского органа весьма удачно, потому что Владимиру показалось, что он чувствует некоторое облегчение – словно в ушах раскупорило и прорвало шлюзы.

Он повернулся и увидел перед собой высокого элегантного мужчину лет тридцати пяти, в строгом черном костюме и при галстуке.

– Да, – ответил Володя Свиридов.

Интересно, промелькнула мысль, что сейчас подумал о его, Свиридова, внешнем виде этот респектабельный господин? Ведь Владимир, казалось, сделал все возможное, чтобы максимально ухудшить мнение о своей персоне: помятое бледно-желтое лицо, мешком, не по фигуре сидящий плащик, потертые джинсы, один ботинок расшнуровался и мешает при ходьбе, а у него нет ни сил, ни желания наклониться и привести обувь в порядок.

Хотя одним завязанным шнурком тут не помочь... Ведь недаром существует пословица: встречают по одежке, провожают по уму.

Хотя и ума после эксцентрических алкогольных излишеств осталось не так уж и много.

Элегантный господин зацепил Свиридова коротким, критически оценивающим взглядом, уголок его рта чуть дрогнул и скривился, и, сделав шаг вперед, он произнес:

– Мне поручено встретить вас в аэропорту.

– А кто поручил, если не секрет? – с хрипотцой в голосе осведомился Свиридов.

– Анна Михайловна, – невозмутимо ответил мужчина в черном костюме.

– Так вы из ее охраны?

– Можно сказать, что и так. – И мужчина показал рукой в направлении черного «Ауди» с тонированными стеклами и неподвижным темным силуэтом еще одного секьюрити, застывшего возле левой задней дверцы: – Прошу вас.

– Значит, вам знакома фамилия Фокин?

Пронизывающий взгляд человека в черном тяжело проскрежетал по похмельному лицу Владимира, в то время как тонкие губы четко выговорили:

– Разумеется. Афанасий Сергеевич мой непосредственный начальник.

– Ага, – протянул Володя, – это радует.

Он проскользнул в распахнутую перед ним заднюю дверь и с наслаждением плюхнулся на мягкое сиденье.

– Так как же так вышло, что Афанасий исчез? – спросил он, как только машина тронулась с места.

Повернувшись, мужчина угрюмо посмотрел на Свиридова и медленно, с достоинством ответил:

– Многие обстоятельства еще выясняются. Возможно, в тот момент, когда мы с вами едем в этом автомобиле, ситуация стала более определенной. Не исключено также, что Фокин уже найден. По крайней мере, его труп.

Свиридов изумленно покосился на этого человека, который так спокойно выговорил эти немыслимые – «его труп»! – чудовищные слова, звучавшие как некролог тому, кого Свиридов считал бессмертным.

– Да вы что такое говорите, черт возьми? – процедил он сквозь зубы. – Его труп?

– Ну что ж, – пожал плечами тот. – Таковы издержки нашей профессии. На его месте мог быть любой другой, в том числе и я. И никто не гарантирует, что завтра я тоже не буду мертв. А сейчас я исполняю обязанности господина Фокина и являюсь начальником службы безопасности головного московского офиса компании «Сибирь-Трансойл» и лично ее вице-президента Сергея Всеволодовича Коваленко.

– То есть вы полагаете... как вас зовут?..

– Чечеткин. Чечеткин Андрей Васильевич.

– То есть, Андрей Васильевич, вы считаете, что Фокин уже мертв?

– Я допускаю это.

– Но это же абсурд! – взорвался Свиридов. – Вероятно, вы просто недостаточно знаете его, если допускаете, что он вот так просто может умереть, уважаемый господин Чечеткин!

Ответа не последовало. Вероятно, новоиспеченному начальнику охраны были даны указания не вступать с Владимиром ни в какую полемику. Впрочем, он мог избегать этой полемики и по собственной инициативе. Скажем, из чувства собственного достоинства – той его разновидности, что встречается у снобистски настроенных граждан.

– Знаете, Андрей Васильевич, – вдруг проговорил Володя, – я не был в Москве уже шесть лет. Последний раз я был тут при штурме «Белого дома» в октябре 1993 года.

– Вы участвовали в этом? – машинально спросил Чечеткин.

– Нет. Приказ отменили.

– Какой приказ?

Свиридов внимательно посмотрел на Андрея Васильевича и ответил сквозь зубы с коротким нервным смешком:

– Застрелить Руцкого.

Глава 2

«Ауди» подъехала к огромному десятиэтажному дому, очевидно, еще совсем новому. Въезд на стоянку перед ним осуществлялся через ворота, возле которых дежурил мрачного вида здоровяк с автоматом.

Нет надобности говорить, какого рода личным транспортом была буквально забита эта стоянка. Достаточно сказать, что чечеткинская «Ауди» оказалась едва ли не самым скромным авто из числа здесь представленных.

Это не считая того, какие монстры автомобилестроения могли бы находиться в подземных гаражах, которыми обычно оборудуются подобные элитные корпуса.

– Да, Анна Михайловна устроилась совсем неплохо, – пробормотал Свиридов. – Квартиры тут, судя по всему, двухуровневые?

– Двух– и трехуровневые улучшенной планировки с пятью, шестью, семью и десятью комнатами, – механически выдал Чечеткин.

– У господина Коваленко, разумеется, комнат десять?

Начальник охраны сухо кивнул.

– Совершенно верно.

– Кто бы сомневался, – пробормотал Свиридов.