За порогом волшебства, стр. 35
Глава 9
Рыжая Альма сидела под окном и терпеливо ждала. Торопиться ей было совершенно некуда. За закрытыми окнами мелькал силуэт примадонны Похвальбищевой. Прима нервно кусала кружевной платочек и поглядывала вниз, на Альму.
Тильвус подошел и уселся рядом с собакой.
– Ты чего хулиганишь, а? – поинтересовался он, посмеиваясь. – Гляди, до чего дамочку довела. А она – актриса, натура тонкая! Что? Поговорить хочешь? Понятно… А почему именно с ней? Кот посоветовал? Что за кот? А… живет тут, в театре? Фауст, наверное? Знаю, конечно… И что? Прочитал объявление в театре? Он что, читать умеет? Да брось… врет, наверное. Ну ладно, ладно… ничего я против котов не имею, это ты зря. А от дамочки-то чего добиваешься? Если уж ты в артистки хочешь, на режиссера выть надо… что? Как она скажет, так и будет? Это почему? Она с режиссером… э? Кто тебе сказал?! Фауст? Ну и сплетник этот Фауст… Ну хорошо, хорошо, не сплетник, это я так… Да, воешь ты, конечно, замечательно, с душой, что и говорить… да, я обратил внимание на верхние ноты… Прямо сейчас? Нет, спасибо, в другой раз как-нибудь послушаю с удовольствием.
Вдруг Альма встрепенулась. Из-за угла показалась примадонна Похвальбищева. В руке она держала картонную тарелку с двумя бутербродами. Покачиваясь на высоких каблуках, прима спустилась по лестнице, ведущей в сквер, и неуверенными шажками направилась к Альме. Следом за Похвальбищевой появился большой черный кот и вспрыгнул на перила лестницы.
В репетиционном классе с треском распахнулось окно.
– Осторожней, Дорочка! – мужественным голосом крикнул сверху актер Дудницкий. – Она, возможно, агрессивная! Или бешеная! И может тебя покусать! Но имей в виду, бешенство у людей сейчас лечится быстро и успешно!
Великий маг поднялся с земли и пересел подальше.
– Дай ей бутегбгод и спгоси, чего ей надо? – высунулся из окна режиссер. – Скажи, что из-за ее поведения у нас под уггозой пгемьега! А мы ждем пгиезда губегнатога!
Примадонна поставила перед Альмой тарелку, села на бортик бассейна и запечалилась.
– Угощайся, – помолчав немного, предложила Похвальбищева и вздохнула еще раз. – Все-таки жизнь у ведущей актрисы далеко не сахар, – уныло сообщила она. – Все так и норовят… Вот и с этим спектаклем… Казалось бы, главная роль. Но если успеха у публики не будет, роль отдадут Сорокиной. А это такая бездарность, если б ты знала. – Примадонна разломила бутерброд и протянула половину Альме. – Ты, конечно, скажешь, что у нее внешность… Да ведь на внешности-то, знаешь, в оперетте далеко не уедешь, не тот жанр. – Похвальбищева вяло пожевала бутерброд. – Голос-то у нее – так себе, ничего особенного… И всем говорит, что моложе меня на пять лет. А на самом деле – на четыре с половиной года, я узнавала. Видела ее?
Альма перестала жевать и фыркнула.
– Вот именно, – подтвердила прима. – Думаешь, она натуральная блондинка? Как же… Это она всем говорит, что натуральная блондинка, а на самом деле – красится. Красится у Дориана, в «Алмазе», я совершенно точно знаю.
Похвальбищева обвела скверик безрадостным взглядом.
– Как актриса ничего из себя не представляет, совершенно ничего. Так, ноль без палочки, а туда же… Я и оглянуться не успела, а она у меня уже в дублершах. – Прима вздохнула. – Так неприятно, знаешь… Мы со следующего месяца новый спектакль репетировать начинаем, так Сорокина уже сейчас… – Похвальбищева вдруг задумалась. – Кстати, там в двух актах собака на сцене появляется.
Альма перестала терзать бутерброд и уставилась на приму с таким вниманием, словно хотела впрыгнуть ей в глаза.
Тильвус переглянулся с Фаустом и замер.
Примадонна подумала, повернулась к окну и отыскала взглядом режиссера:
– Ты нашел собаку на следующий спектакль?
– Пги чем тут следующий спектакль? Ну не нашел, не нашел! Висит же объявление на вахте, может быть, у кого-нибудь из сотгудников… Кстати, Согокина обещала пгивести своего бульдога… Коголевских кговей!
– Сорокина? – железным голосом переспросила прима и выпрямилась.
– Слышала? – поинтересовалась она у Альмы. – И тут Сорокина! И собака у нее конечно же «королевских кровей»! Небось на Птичьем рынке купила, а всем говорит…
Альма пренебрежительно почесала за ухом.
– Вот именно, – мстительно сказала Похвальбищева и встала. – Пойдем. Разберемся с этим бульдогом… и с Сорокиной!
– Дорочка, зачем ее в театр? Я уверен, у нее блохи или лишай! Стригущий лишай! – всполошился актер Дудницкий, увидев Похвальбищеву с собакой. – И мгновенно вся наша труппа заразится!
Альма с сомнением поглядела на примадонну.
– Ничего, уж с ним-то я справлюсь, – многозначительно пообещала та. – За мной!
И они направились к служебному входу.
– Мои поздравления, – вполголоса сказал Тильвус Фаусту, провожая взглядом Альму.
Кот так напыжился от гордости, что, казалось, вот-вот лопнет.
– Ладно, Фауст, пока… Пойду я… куда-куда… дело есть. Работать, ага… а потом еще кое-что сделать нужно. Важно очень, да. Что ты знаешь? Ничего ты не знаешь… Все, пора мне, видишь, приятели-то мои собрались уже. Деньги зарабатывать… Меня ж заведующий буфетом кормить не станет… – Тильвус поднялся и окинул сквер рассеянным взглядом. Беспокойство, появившееся после визита Хокума, грызло душу. – Что? Кормит только котов? Ясно… Ну прощай, Фауст. Чего – «куда»? Работать, сказал же…
Работу раздобыл, конечно, вездесущий Сидор, у которого по всему городу имелись полезные связи и нужные знакомства, а друзья и приятели встречались в самых неожиданных местах. Знакомые Сидора были по большей части людьми солидными и посты занимали немалые: трудились сторожами на овощебазах, кочегарами в котельных, дворниками, а один даже работал в столовой строительного техникума, сделав головокружительную карьеру от простого кухонного рабочего до помощника повара.
Из своих обширных связей Сидор умел извлекать много полезного. Человек бывалый, он знал, что с наступлением осени и прохладных дней горожане, большие любители пива, плавно перемещались из уличных кафе под крыши баров и пивных. А это значило, что пустых бутылок в урнах становилось заметно меньше и, как следствие, наступало неизбежное падение доходов. Стало быть, нужно было искать другой способ заработать, и Сидор конечно же его отыскал.
– Знакомый у меня, это самое, на стадионе работает, – сообщил он накануне. – Ремонт там идет полным ходом, ко дню рождения края торопятся закончить. Ну он там, значить, штукатурит да белит. Руки золотые!
– И чего? – поинтересовался Серега, лежа под деревом и глядя в небо.
– Трибуны красить завтра пойдем туда, вот чего, – небрежным тоном сообщил Сидор. Тильвус услышал в его голосе тщательно скрываемое торжество и улыбнулся.
– Ну Сидор, да ты молоток! – одобрительно проговорил великий маг. Он подумал, что прекрасно обошелся бы и без трудовых подвигов по покраске трибун, но сообщить об этом Сидору было решительно невозможно. – Небось нелегко было такое дельце провернуть?
– Нелегко, это самое, врать не буду! И если б не спешка, нас бы и близко к покраске не подпустили. А так – торопятся, значить, ремонт завершить. До дня рождения края-то – меньше месяца. Губернатор ездит, проверяет! Ну вот и… рабочие руки им нужны. Денег-то, денег сколько заработаем!
– Денег, значит, – повторил Тильвус, отвлекаясь от размышлений. – Ну это хорошо…
– А красить-то, это самое, приходилось?
– Красить? Не пробовал… – честно признался маг. – А ведь, наверное, уметь надо? Гм… За утро управимся, как думаешь? А то мне еще кой-чем заняться надо…
– Да, это самое, чего тут уметь?! – горячо воскликнул Сидор. – Да и Серега-то у нас на что? Он-то красить умеет, все же художник. И нас, значить, научит! В процессе, это самое, и обучимся.
– Научу, – пообещал Серега.
– А – произнес великий маг, поняв, что от покраски отвертеться не получится. – Ну раз так, тогда и волноваться нечего.