Стихотворения, стр. 22

Могила бойца

(Дума) [67]

Он спит последним сном давно,

Он спит последним сном,

Над ним бугор насыпан был,

Зеленый дерн кругом.

Седые кудри старика

Смешалися с землей;

Они взвевались по плечам

За чашей пировой.

III

Они белы, как пена волн,

Биющихся у скал;

Уста, любимицы бесед,

Впервые хлад сковал.

И бледны щеки мертвеца,

Как лик его врагов

Бледнел, когда являлся он

Один средь их рядов.

Сырой землей покрыта грудь,

Но ей не тяжело,

И червь, движенья не боясь,

Ползет через чело.

На то ль он жил и меч носил,

Чтоб в час вечерней мглы

Слетались на курган его

Пустынные орлы?

VII

Хотя певец земли родной

Не раз уж пел об нем,

Но песнь – все песнь; а жизнь – все жизнь!

Он спит последним сном.

Смерть

Закат горит огнистой полосою, [68]

Любуюсь им безмолвно под окном,

Быть может, завтра он заблещет надо мною,

Безжизненным, холодным мертвецом;

Одна лишь дума в сердце опустелом,

То мысль об ней. О, далеко она;

И над моим недвижным, бледным телом

Не упадет слеза ее одна.

Ни друг, ни брат прощальными устами

Не поцелуют здесь моих ланит;

И сожаленью чуждыми руками

В сырую землю буду я зарыт.

Мой дух утонет в бездне бесконечной!..

Но ты! О, пожалей о мне, краса моя!

Никто не мог тебя любить, как я,

Так пламенно и так чистосердечно.

Черны очи

Много звезд у летней ночи; [69]

Отчего же только две у вас,

Очи юга! черны очи!

Нашей встречи был недобрый час.

Кто ни спросит, звезды ночи

Лишь о райском счастье говорят;

В ваших звездах, черны очи,

Я нашел для сердца рай и ад.

Очи юга, черны очи,

В вас любви прочел я приговор,

Звезды дня и звезды ночи

Для меня вы стали с этих пор!

К***

Когда твой друг с пророческой тоскою

Тебе вверял толпу своих забот,

Но знала ты невинною душою,

Что смерть его позорная зовет,

Что голова, любимая тобою,

С твоей груди на плаху перейдет;

Он был рожден для мирных вдохновений,

Для славы, для надежд; но меж людей

Он не годился – и враждебный гений

Его душе не наложил цепей;

И не слыхал творец его молений,

И он погиб во цвете лучших дней;

И близок час… и жизнь его потонет

В забвенье, без следа, как звук пустой;

Никто слезы прощальной не уронит,

Чтоб смыть упрек, оправданный толпой,

И лишь волна полночная простонет

Над сердцем, где хранился образ твой!

1831

1831-го января

Редеют бледные туманы

Над бездной смерти роковой,

И вновь стоят передо мной

Веков протекших великаны.

Они зовут, они манят,

Поют – и я пою за ними

И, полный чувствами живыми,

Страшуся поглядеть назад, —

Чтоб бытия земного звуки

Не замешались в песнь мою,

Чтоб лучшей жизни на краю

Не вспомнил я людей и муки;

Чтоб я не вспомнил этот свет,

Где носит все печать проклятья,

Где полны ядом все объятья,

Где счастья без обмана нет.

Послушай! вспомни обо мне…

Послушай! вспомни обо мне, [70]

Когда, законом осужденный,

В чужой я буду стороне —

Изгнанник мрачный и презренный.

И будешь ты когда-нибудь

Один, в бессонный час полночи,

Сидеть с свечой… и тайно грудь

Вздохнет – и вдруг заплачут очи;

И молвишь ты: когда-то он,

Здесь, в это самое мнгновенье,

Сидел тоскою удручен

И ждал судьбы своей решенье!

1831-го июня 11 дня

Моя душа, я помню, с детских лет [71]

Чудесного искала. Я любил

Все оболщенья света, но не свет,

В котором я минутами лишь жил;

И те мгновенья были мук полны,

И населял таинственные сны

Я этими мгновеньями. Но сон,

Как мир, не мог быть ими омрачен.

вернуться

Могила бойца

В автографе под текстом дата: «1830 год – 5 октября. Во время холеры – morbus».

вернуться

Смерть («Закат горит огнистой полосою …»)

Печатается по копии ИРЛИ.

Под текстом в копии – дата: «1830. Октября 9». Относится к циклу стихотворений, написанных в связи с холерой (ср. «Чума в Саратове» и «Чума»).

вернуться

Черны очи

Печатается по автографу ЛБ.

Датируется предположительно 1830 г. Относится к циклу стихотворений, посвященных Е. А. Сушковой, которую называли «Черноокой» (ср. прим. к стихотворению «К Су…»).

вернуться

«Послушай! вспомни обо мне…»

Печатается по автографу ИРЛИ (альбом Н. И. Поливанова).

Вслед за этим стихотворением в альбоме приписка рукою Поливанова, товарища Лермонтова по университету:

«23-го марта 1831 г. Москва. Михаил Юрьевич Лермонтов написал эти строки в моей комнате во флигеле нашего дома на Молчановке, ночью; когда вследствие какой-то университетской шалости он ожидал строгого наказания.

Н. Поливанов».

Университетская шалость, о которой пишет Поливанов, – это известная «маловская история»: 16 марта 1831 г. студенты выгнали из университетской аудитории «глупого, грубого и необразованного» профессора М. Я. Малова. (Об этом подробно рассказано А. И. Герценом в «Былом и думах», ч. I, гл. VI.) Лермонтов принимал участие в «маловской истории», но тогда, по-видимому, не пострадал за нее.

вернуться

1831-го июня 11 дня

В пятой строфе поэт обращается к Наталье Федоровне Ивановой. Строфы первая, вторая, пятая вошли в драму «Странный человек» как стихотворение героя драмы Владимира Арбенина.