Стихотворения, стр. 159

«Дитя мое,

Останься здесь со мной:

В воде привольное житье

И холод и покой.

Я созову моих сестер:

Мы пляской круговой

Развеселим туманный взор

И дух усталый твой.

Усни, постель твоя мягка,

Прозрачен твой покров.

Пройдут года, пройдут века

Под говор чудных снов.

О милый мой! не утаю,

Что я тебя люблю,

Люблю как вольную струю,

Люблю как жизнь мою…»

И долго, долго слушал я;

И мнилось, звучная струя

Сливала тихий ропот свой

С словами рыбки золотой.

Тут я забылся. Божий свет

В глазах угас. Безумный бред

Бессилью тела уступил…

Так я найден и поднят был…

Ты остальное знаешь сам.

Я кончил. Верь моим словам

Или не верь, мне все равно.

Меня печалит лишь одно:

Мой труп холодный и немой

Не будет тлеть в земле родной,

И повесть горьких мук моих

Не призовет меж стен глухих

Вниманье скорбное ничье

На имя темное мое.

Прощай, отец… дай руку мне:

Ты чувствуешь, моя в огне…

Знай, этот пламень с юных дней,

Таяся, жил в груди моей;

Но ныне пищи нет ему,

И он прожег свою тюрьму

И возвратится вновь к тому,

Кто всем законной чередой

Дает страданье и покой…

Но что мне в том? – пускай в раю,

В святом, заоблачном краю

Мой дух найдет себе приют…

Увы! – за несколько минут

Между крутых и темных скал,

Где я в ребячестве играл,

Я б рай и вечность променял…

Когда я стану умирать,

И, верь, тебе не долго ждать,

Ты перенесть меня вели

В наш сад, в то место, где цвели

Акаций белых два куста…

Трава меж ними так густа,

И свежий воздух так душист,

И так прозрачно-золотист

Играющий на солнце лист!

Там положить вели меня.

Сияньем голубого дня

Упьюся я в последний раз.

Оттуда виден и Кавказ!

Быть может, он с своих высот

Привет прощальный мне пришлет,

Пришлет с прохладным ветерком…

И близ меня перед концом

Родной опять раздастся звук!

И стану думать я, что друг

Иль брат, склонившись надо мной,

Отер внимательной рукой

С лица кончины хладный пот

И что вполголоса поет

Он мне про милую страну..

И с этой мыслью я засну,

И никого не прокляну!..»

1839

Олег

Во мгле языческой дубравы [305]

В года забытой старины

Когда-то жертвенник кровавый

Дымился божеству войны. [306]

Там возносился дуб высокой,

Священный древностью глубокой.

Как неподвижный царь лесов,

Чело до самых облаков

Он подымал. На нем висели

Кольчуги, сабли и щиты,

Вокруг сожженные кусты

И черепа убитых тлели…

И песня Лады никогда

Не приносилася сюда!.. [307]

Поставлен веры теплым чувством,

Блестел кумир в тени ветвей,

И лик, расписанный искусством,

Был смыт усилием дождей.

Вдали лесистые равнины

И неприступные вершины

Гранитных скал туман одел,

И Волхов за лесом шумел.

Склонен невольно к удивленью,

Пришелец чуждый, в наши дни

Не презирай сих мест: они

Знакомы были вдохновенью!.. [308]

И скальдов северных не раз [309]

Здесь раздавался смелый глас...

Утихло озеро. С стремниной

Молчат туманные скалы,

И вьются дикие орлы,

Крича над зеркальной пучиной.

Уж челнока с давнишних пор

Волна глухая не лелеет,

Кольцом вокруг угрюмый бор,

Подняв вершины, зеленеет,

Скрываясь за хребтами гор.

Давно ни пес, ни всадник смелый

Страны глухой и опустелой

Не посещал. Окрестный зверь

Забыл знакомый шум ловитвы.

Но кто и для какой молитвы

На берегу стоит теперь?..

С какою здесь он мыслью странной?

С мечом, в кольчуге, за спиной

Колчан и лук. Шишак стальной

Блестит насечкой иностранной...

Он тихо красный плащ рукой

На землю бросил, не спуская

Недвижных с озера очей,

И кольцы русые кудрей

Бегут, на плечи ниспадая.

В герое повести моей

Следы являлись кратких дней,

Но не приметно впечатлений:

Ни удовольствий, ни волнений,

Ни упоительных страстей.

вернуться

305

Олег

Впервые один из отрывков («Ах, было время, время боев…») опубликован в 1859г. в «Отечественных записках» (т.125, №7, с.34), другой (ст.15—22) – в «Русской мысли» (1881, №12 с.23), полностью – в 1889г. в собрании сочинений под редакцией Висковатова (т.1, с.17—20).

Текст автографа представляет собою три варианта начала поэмы, которые создавались в 1829г. Возможно, что замысел поэмы возник у Лермонтова в связи с тем, что в 1829г. ареной войны России против Турции стал Балканский полуостров (осенью русские войска начали приближаться к Константинополю).

Героем поэмы сделан киевский князь Олег (ум. 912), который, согласно летописи, правил с 879г. в Новгороде, а в 882г. овладел Киевом. Укрепляя границы Киевской Руси, Олег покорил многие племена. В 907г. он совершил победоносный поход на Царьград (Константинополь), после чего заключил выгодный для Руси письменный договор с греками (в 911г.).

Трактовка образа Олега как мстителя (отрывок III) совпадает с изображением его в стихотворении Пушкина «Песнь о Вещем Олеге». Несомненно, знал Лермонтов и думу К. Ф. Рылеева «Олег Вещий».

вернуться

306

Когда-то жертвенник кровавый Дымился божеству войны. – Речь идет о боге грома и молнии (Перуне), которому поклонялись древние славяне. Перун считался богом-покровителем войны.

вернуться

307

И песня Лады никогда Не приносилася сюда. – Лада (ладо) – припев зимних, весенних и летних, а также свадебных песен славян («Ай дид, ой ладо», «ой ди ди ладу» и т.п.). В XVIII—XIX вв. некоторые фольклористы (М. Д. Чулков, А. Н. Афанасьев и др.) считали, что Лада – имя славянской богини веселья и всякого благополучия, жертвы которой приносили готовящиеся к вступлению в брак. А. А. Потебня в работе «Объяснения малорусских и сродных народных песен» (отдельный оттиск из «Русского филологического вестника»; Варшава, 1883, с.16—38) показал неосновательность такого предположения.

вернуться

308

Не презирай сих мест: они Знакомы были вдохновенью. – Ср. у Пушкина в стихотворении «Домовому»: «Они знакомы вдохновенью».

вернуться

309

И скальдов северных не раз Здесь раздавался смелый глас. – Скальды – древнескандинавские певцы, слагавшие и собиравшие рассказы, стихотворения и песни о героях и их подвигах.