Избранное, стр. 31
- Нет, нет… Я задержался, чтобы поблагодарить за обслуживание, - Зейнулла призвал на помощь восточный акцент, безотказно действующий на московских официантов.
«Значит, Кенжеке не выдумал про Макина! Значит, Макин на самом деле за все заплатил!»
Кожахметов и Гуля спорили у дверей лифта.
- Никуда я не пойду! - упирался старик. - Вы ступайте, вам заниматься надо. А я еще чаю попью…
- Вам необходимо отдохнуть! - настаивала Гуля.
- Попью чаю и пойду спать. Не беспокойтесь. Кожахметов вовсе не пьяный. До номера сам доберусь. Даже на лифте подниматься не надо. Я рядом номер взял, чтобы в ресторан далеко не ходить.
- Кенжеке! - встревожилась Гуля. - Вы забыли, ваш номер не рядом. Вам на лифте надо подняться. На десятый этаж.
- На лифте? На десятый? - Кожахметов подозрительно поглядел на Гулю, потом на Зейнуллу. - Почему на десятый? Вы там были?
- Нет! - спохватилась Гуля. - Мы нигде не были. Мы встретили на улице Макина, и он сказал, что вы в ресторане.
- Не ври, дочка! Макин тебе ничего не сказал!
- Она все путает! - вмешался Зейнулла. - Мы действительно звонили дежурной десятого этажа, и она нам сказала, что вы пошли ужинать.
- Были у меня… - догадался Кожахметов. - Видели, как меня теперь принимают… Никому не нужен старый Кожахметов… Дома даже лечить не захотели, погнали в Ессентуки. Зачем путевке пропадать, пусть Кожахметов едет.
Пока поднимались в лифте, Кенжеке совсем раскис. На десятом этаже Гуля и Зейнулла вывели его под руки и вдруг услышали звонкий возглас:
- Кенжеке! А я вас уже полчаса дожидаюсь! - С низкого кресла вспорхнула женщина в короткой пушистой шубке. - Кенжеке, я приехала за вами! Степан Андреевич ужасно огорчится, если вы останетесь в этом номере! Я совершенно случайно узнала, какие тут у вас условия… Искала вас по телефону - и вдруг мне говорят, что вас поместили в общежитии! - Ветлугина всплескивала руками, а лицо оставалось неподвижным, как у куклы. - Вы же знаете, в Москве у вас есть верные друзья!… Гуленька, Зайчик, ну помогите же мне уговорить этого упрямца!
Гуля сочувственно оглянулась на Кенжеке - ему и без Анны Антоновны достаточно худо. Но Кожахметова было уже не узнать. Он выпрямился, приосанился, в узких щелочках глаз сверкнул огонь бесшабашной молодости.
- Анна Антоновна! Я знал, что увижу вас сегодня! Ваше место за праздничным столом пустовало, но… - Кенжеке по-кавалерийски щелкнул каблуками, -…я вас ждал, и вы пришли!
Куда спряталась тоска, куда девалась тень старости, куда скрылись мысли о близком конце? Широкое лицо Кожахметова сияло, в горле булькал довольный смешок. Он рассыпал перед Ветлугиной самые цветистые восточные комплименты и блаженно щурился от блеска и яркости незабытых слов.
«А она была красивая, - подумала Гуля, глядя на Анну Антоновну. - Наверное, красивой женщине очень горько стариться, горше, чем некрасивой».
Они сидели в полутемном холле. За синим огромным окном светилась Москва - как на праздничной открытке. Город, из которого сбежала маленькая Саулешка. Город, куда, быть может, в последний раз приехал Кенжеке Кожахметов, пенсионер республиканского значения.
Старики разговаривали, совершенно забыв про Гулю и Зейнуллу.
- Мы пойдем? - поднялся Зейнулла.
- Не спеши! - властно остановил его Кожахметов. - Вы с Гулей проводите домой мою дорогую гостью. - Кенжеке встал, склонился перед Анной Антоновной. - Спасибо за приглашение, но поехать к вам не могу. Здесь, в гостинице, я встретился с очень хорошим моим другом. Он председатель колхоза, и я обещал ему содействие в важном для него деле. Завтра мы вместе отправляемся в Госплан, а потом я еду в аэропорт. Времени в обрез.
Кенжеке сокрушенно вздохнул и вполголоса продолжал:
- Анна Антоновна, вы знаете, что мы со Степаном Андреевичем старые друзья. Он всегда считал меня достойным доверия. Но я не знаю, увижу ли вас когда-нибудь еще, и поэтому скажу вам… - Глаза старого выдумщика смеялись, голос был грустен и правдив. - Вы, Анна Антоновна, всю жизнь принимали мои слова восхищения за шутки весельчака Кенжеке, а я ведь всегда был искренен с вами…
Ветлугина растерялась.
- Кенжеке, ради бога…
- Простите, но это правда…
Она не то смеялась, не то плакала, придерживая толстые ресницы кружевным платочком.
- Еще раз благодарю вас за то, что вы пришли! - Кенжеке церемонно повел ее к лифту.
- Ну и отчудил старик! - шепнул Зейнулла. - Вот потеха!
- Потеха? - грустно сказала Гуля. - Как ты не понимаешь: он очень, очень болен…
В такси Анна Антоновна села впереди, с шофером, и за всю дорогу не оглянулась и не сказала ни слова. Зейнулла злился, а Гулей все больше овладевало ощущение, что она возвращается в город из дальней поездки по степи, где досыта надышалась холодным и чистым степным ветром.
На другой вечер они сидели у себя в общежитии и спорили - звонить или не звонить Кожахметову.
- Он уже уехал, - уверяла Гуля.
- А я тебе говорю, он еще здесь, - упорствовал Зейнулла.
- Я знаю. - Гуля сбросила туфли, села, поджав ноги калачом. - Я знаю, ты хочешь позвонить в гостиницу и услышать, что вся круглая комната возмущается старым обманщиком Кожахметовым. Зачем тебе это нужно?
- Все-таки пойду и позвоню! - объявил Зейнулла.
В вестибюль они спустились вместе.
- Нам никто сегодня не звонил?
- Нет. Не звонили. Посылок не приносили. Писем тоже нет. - Вахтерша была явно не в духе. - Чего еще?
- Ничего. - Гуля потерлась щекой о дряблую старухину щеку, и вахтерша сразу же заулыбалась.
Наконец Зейнулла дозвонился до дежурной десятого этажа.
- Кожахметова? Он уже уехал. Когда уехал? Я, товарищ, не обязана записывать, когда кто уезжает.
- Тогда скажите, пожалуйста… - замялся Зейнулла, и Гуля с заблестевшими глазами поспешила ему на подмогу.
- Соседа вызови… Комова… Из Воронежской области…
Слышно было, как трубку положили на стол, как покатилась перекличка голосов. Кто-то бежал к телефону.
- Комов на проводе!
- Скажите, пожалуйста… - промямлил Зейнулла.
- Назовись, кто ты, потом спрашивай! - подсказывала Гуля, прильнувшая ухом к трубке с другой стороны.
- С вами говорит земляк вашего соседа по гостинице…
- Кожахметова, что ли? - приятельски отозвался Комов. - Это вы вчера приходили? Помню, помню… Кожахметов нам все утро про вас рассказывал… Описывал, как вы его вчера угощали… Я-то вас вчера за студента принял, а Кожахметов нам рассказывал, какой вы известный ученый. Жаль, что не по сельскому хозяйству, а то бы еще встретились, побеседовали…
Гуля смеялась, зажав рот ладошкой.
- Да, я не по сельскому хозяйству… - сдержанно сообщил Зейнулла. Насчет известности он разъяснять не стал, пусть остается на совести Кенжеке. - Мой земляк тем не менее весь вечер толковал со мной о вашем деле. И мы с женой тоже прониклись интересом и звоним вам, чтобы узнать, удалось ли вам побывать в Госплане и вообще…
- А как же! - воскликнул Комов. - Ходили мы с ним, ходили. Все у меня теперь на мази, все в порядке, так что не беспокойтесь…
Комов куда-то пропал, в трубку влезли чужие голоса, потом снова заговорил воронежский председатель:
- Тут человеку срочно междугородная требуется, телефон из рук рвет. Так что до свидания. Приятно было познакомиться. Супруге привет! - На этом разговор оборвался.
- Ну? - торжествовала Гуля. - Кто был прав?
Ее очень обрадовало, что разговор с лукавым воронежским председателем оборвался на полуслове. Ведь рассказ про то, как он и Кожахметов ходили по Госплану, куда интереснее будет услышать в том виде, в каком пустит его по свету сам Кенжеке.
«А ведь есть еще и воронежский вариант всей этой истории…» - подумала Гуля и засмеялась.
Три женщины в осеннем саду
В Лужках сошел с поезда мужчина лет сорока, бородатый, без шапки. При ближайшем рассмотрении - здешний уроженец, племянник Паны Щетинкиной, по профессии художник, живет в Москве. С Николаем Щетинкиным приехала женщина не первой молодости, худая, с чалой гривой, прежде ее в Лужках не видели.