Чердачный чорт, стр. 6

Из этого раздумья вывел его камень, упавший рядом.

«Откуда он?» Алешка глянул вниз, а внизу стоит девочка и кричит ему:

— Тяни за нитку!

Алешка угадывает встреченную на чердаке, в недоумении берет камень и видит привязанную за него нитку. На этой нитке притащился к нему Надин завтрак. Она пробиралась за ним по переулкам и расщелинам меж домов и сумела доставить ему обещанную еду.

Не раздумывая, уничтожил Алешка котлетку и хлеб, а потом вспомнил и спросил:

— А зачем дворнику наябедничала?

— Я не ябедничала.

— Врешь?!

— Честное пионерское слово.

— Ишь, значит сам запер!

От сердца у Алешки отлегла обида. А Надя стояла и не могла уйти, не узнав, куда же хочет деться чердачный ее друг: ведь так можно и замерзнуть.

— Алеш, а тебе ночевать-то негде?

— Негде.

— А как же ты?

— Никак.

Некоторое время оба молчали.

— Идем к нам. — Надя решилась: у них есть темная каморка, она его там спрячет, только бы не увидела Лялька — проболтается. Ну, была не была. — Слезай скорее!

Измерзший Алешка быстро повиновался и скоро побрел за Надей в ее каморку. С великими предосторожностями вошли они в квартиру. Надя поставила Алешку в угол и повесила над ним свое пальто, потом оглядела, кто дома. Матери не было — она в гостях. Ляля читала за столом, и пройти мимо нее в темненькую комнату было нельзя.

— Ляль, ты сбегай за булками, а я самовар поставлю, не скоро мама-то придет.

Засидевшаяся Лялька — она терпеть не могла ставить самовары — опрометью бросилась к двери. По дороге она схватила пальто и от страха присела: в углу съежился человек. Вот как хватать не свое, а чужое пальто!

Много трудов стоило успокоить Лялю, больше всего подействовали слова Алешки:

— Что же мне замерзать, что ли, чай, я человек, хотя и не пионер ваш.

— Это верно, надо о нем позаботиться, он вон какой смелый, хороший пионер из него будет.

Ляля целиком решилась помогать Наде, и вдвоем они целую неделю кормили, поили и прятали «чердачного чортика» от матери. Жизнь их стала от этого полна тревог и беспокойства, и вот устроили все трое совет — как Алешке быть: нельзя же так все время.

На этот совет решили пригласить и Колю Балабона. Алешка сперва запротестовал, но пионерки сказали, что Коля не только первый говорун у них в отряде, но и дельный парень; он, например, выделен разносить газеты по заводу рабочим, это дело очень почетное и ответственное. Алешке нельзя было не согласиться.

Совет заседал долго, Коля Балабон оказался живым пареньком; все время он вынимал блокнот и что-то записывал, а в конце сказал Алешке:

— Колоссальный у тебя отрыв от масс.

— Знаю.

— Поэтому идем со мной, посмотришь, как на заводе работают, отец у тебя тоже там, и вес у него — он делегат в фабзавком, хорошо бы тебя на завод устроить.

— Пойти я пойду, — сказал Алешка, — только страшно там.

— Страшно? — удивились Надя и Ляля. — А мы вот не боимся.

— А чердаков боитесь?

— Чердаки хуже: они без людей.

— Ну, если так, идти мне надо.

Алешка сговорился с Колей, и они на другой же день пошли на завод.

5. Адский пламень

Кругом на версту тянется высокий забор. В середине громоздятся огромные неуклюжие корпуса, и две черных трубы подпирают небо густым дымом, и непрерывный доносится гул…

Алешка и пионер подошли к заводу. У входа толпился народ, и слышна была какая-то удивительно простая и приятная музыка. Подошли ближе и увидели старика, который играл на самодельном рожке:

Он подпевал и смешно выплясывал. В городе таких стариков Алешка не видал — это окраинный заводский песенник. В калитку их пропустили, и вот опять шагает Алешка по промасленным нефтью шпалам к чумазым корпусам завода, держась за своего путеводителя обеими руками…

Издалека видно, как вспыхивает и гаснет пламя, бьется под громадными сводами, точно хочет их сбросить и лизнуть небо.

Вот они у ворот литейного цеха. Вошли. Над головой Алешки долгий пронзительный звон, и несется чей-то протяжный крик:

— Берегись крана, — тянет его пионер в сторону.

И перед расширенными глазами Алешки, отражаясь в них, плывет огромное колесо, схваченное краном, плывет, освещая свой путь и моментально нагревая воздух…

— Это шина к паровозному колесу, — кричит на ухо пионер, — под паровой молот его тащат.

И Алешка едва разбирает слова, оглушенный грохотом и гамом.

Впереди, слева и справа полыхал огонь, мелькали огненные змеи, длиной с переулок. Люди катили тележки, на которых белели кусками чудесного сахара раскаленные стальные болванки.

— По порядку бы все осмотреть, — гаркнул он на ухо пионеру.

— Правильно, лезем к мартенам.

И они полезли по железной лесенке куда-то наверх, где так полыхало пламя. Лестница кончилась, перед ними площадка, на которой стоят мартены лицом к стене.

Между ними и стеной суетятся люди в синих очках, то поправляя закрышки печей, то открывая их и заглядывая внутрь. У стены сложен чугун и старое железо в огромных корытах. Вот опять зазвенело вверху: двигается подъемный кран. Он двигает завалочную машину. Это плавильщик подал сигнал, что мартен пора кормить.

Машина вытягивает хобот, хватает корыто, полное старого железа, и, как ребенку, сует мартену в раскрытый огненный рот. Высовывается длинный язык пламени — мартен облизывается…

— Здорово! — восхищаясь, орет Алешка. — Накормили чорта, как в аду.

Коля смеется: рабочих адом не напугаешь, у них свой ад.

— Дядя, дай очки.

Пионер берет у одного плавильщика синие очки, они прикреплены прямо к кепке, и надевает их на Алешку.

— Смотри в печь.

Алешка смотрит, — и чудо: сплошная, белая для простого глаза печь заиграла разными цветами. Стены ее не совсем белые, с розовым оттенком, сверху бьет фиолетовая струя, — это нефть из форсунки, а внизу клокочет сталь цвета топленого молока. Зачарованный, Алешка не может оторвать глаз. Вот плавильщик, отстранив тихонько его, подошел к печке с длинной ложкой, помешал и вынул ее, полную варева. Он вылил все это в форму.

Подошел инженер и сказал:

— Минут через десять можно…

— Минут через десять будут выпускать — пояснил опять пионер, — идем закусим.

— Куда?

— А вот.

Алешка оглянулся — тут же сбоку у печки стоял деревянный стол и две скамейки. На столе чайник, газеты и буханки хлеба. Рабочие закусывали и пригласили ребят.

Алешке очень понравилось чай пить у самого адского пекла: было ничуть не страшно, а как-то интересно. Рабочие были веселые и шутили…

Закусив, все встали и начали готовиться к литью, надевая рукавицы и очки.

Наши друзья обошли кругом мартена и встали на площадке у хобота, по которому побежит сплав. Двое плавильщиков ломами стали пробивать корку, залепляющую выходное отверстие.

— А если на них брызнет? — спросил Алешка.

— Они уж знают, не первый раз…

Алешка поглядел опять вверх, где раздался звон. Кран притащил огромную бадью и стал ее прилаживать к желобу.

— Это ковш для литья, — орал пионер.

Скоро ковш прилажен, опять протяжный крик, что-то ослепительно сверкнуло и белей сметаны потекло в ковш. В синих огромных очках и в белых асбестовых халатах суетились рядом рабочие, а к самым сводам летели огненные брызги, озаряя багровым светом завод…

Алешке казалось — все это во сне. Вот опять вверху звон и — полный стальной сметаны ковш, от которого шел синий видимый глазу, жар, поплыл вдоль площадки, сопровождаемый тем же протяжным криком.

Когда литье кончилось, в кучке рабочих раздался смех. Алешка подошел. Среди них стоял смущенный студент-экскурсант и поглядывал на свои ноги. У него расплавились калоши.