Кеша и хитрый бог, стр. 19
Темнота обступила тайгу со всех сторон. Где-то в вышине послышался гул самолета. Кеша начал искать, да так и не нашел среди звезд живой зеленый огонек. Наверно, это был боевой военный самолет. Кеше хотелось думать о чем-нибудь хорошем и возвышенном. О том, как построят на Байкале консервный завод и как тут будет весело и шумно, как поступит в мореходку и уплывет далеко-далеко, куда не плавал еще ни один человек в мире… Но думать Кеша долго не мог. Сон уже прилип к ресницам, перепутал и перемешал все его мысли. В сарае Казнищевых захлопал крыльями и закричал на весь Байкал кочет. Кеша ругнул непутевую птицу, улыбнулся неизвестно отчего и уснул…
Профессор Кеша
Вот же до чего удивительное дело! Ночью Кеша спал как убитый, а проснулся, у него уже полностью был готов план жизни. С точками, с запятыми, с параграфами.
План получился не на всю жизнь. Но это и понятно, потому что на всю жизнь не может составить никто. Даже самый ученый профессор.
Сегодня Кеше надо было идти по этому плану в пещеру. В самом деле, чего там Петух Пашка вертелся и что он там потерял?
Кеша прикинул, как все это будет, и решил захватить с собой палку потолще и фонарь «летучая мышь». Для такого рискованного дела сгодился бы пистолет, но пистолета у Кеши пока не было. И вообще у Кеши не было ничего настоящего. А только лежал в ящике из-под макарон среди всякого хлама деревянный самопал, попорченный компас на рыжем ремешке да медная винтовочная гильза с пробитым пистоном.
Кеша вынимал иногда это свое добро и втихомолку думал о моряке, который носил компас на рыжем ремешке, и солдате, который выпалил этим последним патроном… Завидовал им, верил, что и сам будет когда-нибудь таким же геройским человеком, и сомневался: кто возьмет очкастого на флот!
Кеша подобрал свой тулуп, подушку, свернул в кружок и пошел в избу.
Но план Кеши так и остался планом.
Кеша переступил через порог и тут же узнал, что отец уже сам обмозговал, как Кеше жить, и сам поставил все параграфы, точки и запятые.
Закатывай, Кеша, рукава, надевай брезентовый фартук и крой, друг, на коптильню солить омулей.
Сначала Кеша страшно расстроился, потом вдруг повеселел, а потом подумал и снова повесил нос крючком. Получалось так, как будто бы в Кешиной душе сидело два разных Кеши. Первый Кеша морщил маленький потрескавшийся нос и говорил второму Кеше:
«Ну что, пошел в пещеру? То-то, брат, и оно… Лапша, Кешка, твое дело!»
Второй Кеша был человек коварный и хитрый. Он подмигнул своему тезке, будто бы брал к себе в сообщники, и сказал:
«Ну ее, Кешка, к псам, эту пещеру! Раз такое дело, не ходи совсем. Ты думаешь, там сладко, в той пещере? Ого!»
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в разговор не вмешался какой-то третий Кеша.
«Нет, братва, — сказал этот третий Кеша, — так дело не пойдет. План — это вам план, а омуль, если хотите знать, — это вам тоже омуль. И то надо сделать, и это надо успеть».
Кешам стало стыдно. Они сказали, что теперь им все понятно, слились, как это и положено, снова в одного Кешу и пошли вместе с отцом и матерью солить омулей. Так и шли: впереди отец, за ним — мать, за матерью — Кеша.
На коптильне, как и всегда во время засолки, людей полно. Кто парит бочки, кто таскает из погребушки белый ноздреватый лед, а кто, как Кеша, укладывает омулей.
На той стороне Байкала был специальный рыбозавод. Но туда рыбаки не всегда поспевали. Разве знаешь, что случится с рыбаком в пути? То догонит и наподдаст в корму шальная сарма, то накроет среди пути темная сырая ночь, и тогда уже не зевай, тяни, пока не случилось худа, к родному берегу.
Но рыбаки солили омулей не хуже заводских рабочих. Отдерешь ногтем тонкую жирную кожицу, откусишь разок, и ничего тебе уже не надо — ни шоколада, ни мармелада, ни копченых городских колбас!
Вместе со всеми были на коптильне Тоня и Тонина мать. Кеша считался тут уже как взрослый. Он укладывал в бочку омулей, а Тоня подавала ему то соль, то черный морщинистый перец, то зеленый, пахнущий солнцем и южными странами лавровый лист.
Солили тут омулей по-своему. Так, чтобы не вкривь и вкось, а лежали бы они глаз к глазу, повернув влево мягкие добродушные губы.
Но почему влево, а не вправо? Никто толком про это на Байкале не знал. Кеша догадывался, что делали это скорее всего из уважения к омулю. Кеша хотя и мал, но уже хорошо знал повадки омулей. Даже самый крохотный омулишко никогда не поплывет вправо. Хоть палкой его гони, хоть камнем. Только вильнет хвостиком, озарит дно быстрым серебряным огоньком и снова мчится за своей пугливой, суматошливой компанией.
А еще знал Кеша, что была у этой чудесной рыбы цепкая и добрая любовь к родным берегам. Унеси омулевую икринку даже на ту сторону Байкала, а все равно тонкий, как иголочка, малек приплывет на старые места. Поглядит вокруг черным ласковым глазом, шевельнет плавниками и скажет:
«Здравствуйте! Вот он я!»
Кеша смотрел на покатые рыбьи спинки, на круглые с желтым ободком глаза и думал мимоходом про омулей, про море и вообще про все, что взбредет вдруг в голову. Сколько лет живут уже люди, а до сих пор так никто и не разгадал этих омулевых тайн. И, видно, немало еще на свете всяких других удивительных загадок и заковыристых нераскрытых тайн.
Кеше пришла в голову такая мысль. Будто Кеша теперь уже и не Кеша, а выучился он на самого ученого-разученого профессора и приехал на Байкал.
Черный костюм, галстук в три цвета, в кармане рядом с расческой две настоящие самопишущие ручки.
Кеша поздоровается со всеми, пройдет прямо в президиум и сядет рядом с отцом за красный кумачовый стол.
«Прошу вас, можно начинать…»
Отец подымется, постучит карандашом по графину:
«Давайте установим регламент. Сколько вам, профессор Кеша, надо для доклада?»
Кеша поправит специальные профессорские очки и скажет:
«Товарищи, я раскрыл все тайны на свете и поэтому прошу дать мне десять часов».
Вокруг все засуетятся, зашумят:
«Вот это так загнул — десять часов!»
Но тут поднимется со своего места дед Казнищев:
«Дать ему, язви его! Шпарь, Кешка, про тайны!»
Отец тоже поддержит Кешу.
«Я согласен, — скажет он. — Только прошу вас, товарищи, на докладе не спать и не шуметь, потому что профессор Кеша съел мороженого и немножко охрип».
Кеша достанет из портфеля отпечатанные на машинке бумаги, покашляет для порядка и начнет доклад. Кеша расскажет рыбакам и про омулей, и про звезды, и про зловредную болезнь рак, от которой раньше никто не знал спасения.
«А бога не было и нет, — скажет Кеша. — Только люди равнодушные, ленивые и такие, у которых голова как пустой барабан, говорят, будто все от бога и бог самый главный закоперщик».
Дед Казнищев снова не утерпит и соскочит со своего места:
«А кто ж тогда, Кешка, по-твоему, самый главный закоперщик?»
«Самый главный закоперщик, товарищи, — человек. Учитесь все на пятерки так, как я, и тогда всё будете знать. Понятно?»
Неизвестно, сколько бы еще продолжался Кешин доклад, но тут заревела сирена, и возле причала показался юркий, прыгающий на волнах катерок.
Кроме моториста в черном бушлате и такой же, как у Кеши, капитанской фуражке, на катерке было еще трое — усатый человек в дождевике, плечистый парень в майке и девушка в цветном платочке. Кеша сразу догадался, что усатый и есть тот самый дядя Степа, который будет строить у них на Байкале консервный завод.
В море
Бывает так, что удачи сыплются на человека, как из мешка. Уже слиплось у тебя все во рту от патоки и конфет, уже давно пора попробовать, какие на вкус перец и горчица, а они все валятся и валятся…
Что же, в конце концов, случилось? До каких пор!
Кеша задавал сам себе этот вопрос и не мог на него ответить. Он просто-таки пересахарился и слипся весь от неожиданных забот и внимания.