Я и Костя, мой старший брат, стр. 17

Рассказы

ДИК СЭНД

Юля сообщила нам, что скоро выйдет фильм «Пятнадцатилетний капитан» по Жюлю Верну. Она прочитала об этом в журнале «Огонек».

Юля сказала, что у нее есть книжка «Пятнадцатилетний капитан» с картинками. Но она ее как раз сейчас читает, а когда прочтет, отдаст Мишке, она ему уже обещала. Мы с Наташкой и Аней Горчаковой встали в очередь. Я боялась, что если фильм выйдет, а я еще не прочитаю, то в кино не все пойму. Как назло, в очереди я оказалась последней, а Мишка читал очень медленно — он уверял, что не пропускает даже описания природы.

Я вся извелась, пока дождалась своей очереди. И заболела-то я, как мне показалось, от нетерпения. Конечно, на самом деле это не так, потому что скарлатиной заболевают по каким-то другим причинам. Но именно в тот день, когда долгожданная книжка попала наконец ко мне в руки, у меня поднялась температура, и врач сказал маме, что у меня типичная скарлатина и что меня нужно срочно изолировать. Не давать мне в руки никаких книг и игрушек, кроме тех, которые уже побывали у меня в руках с момента болезни. Эти предметы потом обязательно нужно сжечь, потому что они могут стать источником заразы.

И вот я слегла на четыре недели с единственным предметом — с книжкой Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан».

Это была растрепанная, зачитанная книга, такая старая, что некоторые буквы даже писались не так, как обычно: например, вместо «Е» изображался твердый знак, а буква «И» была как» английском языке: «i». Вначале мне из-за этого даже трудно было читать, но очень скоро я к этому привыкла и уже не обращала внимания.

Обычно, если книга с картинками, я вначале рассматриваю все картинки, а уж потом принимаюсь за чтение. А тут я нарочно не заглядывала вперед, чтобы продлить удовольствие. Зато как приятно было перевернуть страницу, а там — картинка! А под картинкой — фраза из текста, которая объясняет, что нарисовано. Как я восхищалась бесстрашным юношей Диком Сэндом! А негр Геркулес! А умный пес Динго с таинственными буквами «С. В.» на ошейнике!

Я пробираюсь вместе с путешественниками по африканским дебрям. Я готова собственными руками убить злодея Нэгоро, который вверг всех этих благородных людей в пучину опасностей.

Мама приносила мне в постель завтрак, обед и ужин, и я ела, не отрываясь от книги. Мама говорила:

— Ты как пьяная! Хоть во время еды не читай! Ты себе глаза портишь!

Я откладывала книгу в сторону, но все равно, скосив глаза, читала. Не могла оторваться!

— Если бы ты с такой охотой уроки готовила! — вздыхала мама.

Она очень беспокоилась, что я за месяц сильно отстану. А меня волновало совсем другое: доберутся ли путешественники до побережья? Неужели, избегнув стольких опасностей, они станут жертвами жестоких туземцев? Какие новые злодейства замышляет Нэгоро?

Но вот верный Динго привел их в пещеру. Сейчас откроется тайна двух букв. Так и есть! Человеческий скелет на полу пещеры. Записка: «Здесь… в 120 милях от берега океана… меня смертельно ранил и ограбил мой проводник Нэгоро… Динго! Ко мне… Самюэль Вернон».

— Я отберу у тебя книгу! — закричала мама, войдя в комнату. — Тебе нельзя волноваться, а ты так рыдаешь! У тебя будет осложнение! Ты этого хочешь?

Я засунула книгу под спину и легла на нее.

— Много хоть тебе осталось?

— Совсем немножко, — с сожалением сказала я.

— Слава богу, успокоишься наконец, — сказала мама.

Но как только я закончила книгу, я тут же начала читать ее сначала. Дик Сэнд — вот кто стал моим героем! Я играла в него. Я придумывала новые приключения, еще интереснее тех, что в книге. Я словно переставала быть сама собой, когда играла. Для мамы и для всех остальных я продолжала оставаться девочкой Валей, ученицей четвертого класса. А для самой себя я стала смелым юношей, Диком Сэндом. Это было какое-то странное ощущение, я бы, пожалуй, не решилась рассказать о нем никому, даже своей лучшей подруге Наташке. Так рассказать, чтобы она поняла и не засмеялась. Меня это ощущение волновало и захватывало.

Мама несколько раз намекала, что книжку, когда я выздоровлю, придется уничтожить. Но это уж нет! Ни за что! Книжку, которая стала мне таким другом, даже больше, чем другом, — частью меня самой, старую, растрепанную книжку с мягкими от дряхлости страницами, с засаленными, а кое-где оторванными уголками, с расслоившейся обложкой, такую родную, живую, — уничтожить! Не дам! Так спрячу, что никто не найдет.

Четыре недели прошли почти незаметно.

Когда мама разрешила мне одеться и встать и я прошлась по комнате, меня зашатало от слабости. Но мне это даже понравилось: я подумала, что Дик Сэнд тоже шатался от слабости после пыток.

Только на третий день мама разрешила мне выйти погулять. Во дворе меня сразу все окружили, стали рассматривать. Аня Горчакова сказала:

— Какая ты бледная стала!

Я огорчилась. Конечно, побледнеешь, если целый месяц лежишь почти без движения.

Вскоре все занялись своими делами, и я почувствовала, что, пока я болела, от меня отвыкли. Наташка с Аней Горчаковой отошли в угол двора и стали шептаться. Я подумала, что у Наташки с Аней какие-то свои секреты появились. После мне Юля рассказала про их секрет: они вырезали из «Огонька» фотографию киноартиста Севы Ларионова в роли Дика Сэнда и по очереди целовали ее. Я обиделась и решила с Наташкой не водиться.

Выздоровела я как раз вовремя: на экраны наконец-то вышел фильм «Пятнадцатилетний капитан». Мишка ходил к кинотеатру «Художественный» и сказал, что там такое творится, что и к кассе не подберешься. Он пытался пролезть без очереди, но там стояли специальные дядьки и следили за порядком.

Я-то готова была стоять в очереди хоть до самого вечера, так мне хотелось скорее посмотреть фильм. Я еле дождалась воскресенья. В варежке у меня лежали деньги — я выпросила у мамы побольше на случай, если вдруг удастся купить билет с рук. Некоторые мальчишки покупали в кассе билеты и продавали за двойную цену.

Пошла я не в «Художественный», а в клуб имени Горького — он находился недалеко от нашего дома, возле Зубовской, в переулке. Я рассчитала, что там мне скорее удастся достать билет: кинотеатр маленький, может, и народу поменьше. Но не тут-то было! Народ запрудил весь переулок перед клубом. Я с трудом отыскала конец очереди. Простояла с полчаса и почувствовала, что надежды достать билет мало. Я все стояла и стояла, ноги у меня стали мерзнуть, а очередь не продвинулась ни на шаг.

И вдруг случилось чудо: рядом со мной остановилась женщина в вязаном платке и сказала:

— Кому два билета?

Она так тихо это сказала, что на ее слова даже не сразу обратили внимание. Если бы чуть погромче, уплыли бы от меня билеты.

— Мне! — сказала я и сразу протянула ей деньги, которые сжимала в кулаке, в варежке.

Она взяла деньги, а мне дала два голубеньких билета. И ушла. А я даже не сразу еще вышла из очереди: привыкала к своему счастью.

Сеанс начинался в два часа, а сейчас еще двенадцати не было. Я шла домой, сжимая в варежке билеты и медленно осознавая свою удачу.

Когда я уже подходила к нашему дому, я вдруг подумала: билетов-то два! Значит, я могу кого-нибудь осчастливить! Но кого? Наташку — не стану. Чтобы знала! Аню? Юля обидится. Юлю? Аня обидится… У нашего дома я едва не столкнулась с Сережей.

— Привет! — сказал он, — Выздоровела?

Я просияла от счастья. Ведь он уже в седьмом классе учится, а вот запомнил, что я болела.

Как-то получилось, что на нашем дворе у Сережи не оказалось сверстников, и он иногда играл с нами в ножички. Но куда было нам до него! Он нас обставлял в одну минуту.

Юля сказала про Сережу, что он самый красивый и самый вежливый мальчишка изо всех, кого опа знает, и что если бы она не была уже влюблена в киноартиста Дружникова, она бы влюбилась в Сережу. Я не обладала такой цельностью натуры. Мне нравился Дружников, но и Сережа мне нравился не меньше.