Как игрушки пошли учиться, стр. 6

Александр Иванович называет эти диковинные деревья беннетитами и саговниками.

Дальше, в глубь леса, мы не забирались — сплошное болото, из грязи ног не вытащить. Однако в этой сырости мы обнаружили высоченные папоротники. Их я сразу узнал, потому что вспомнил одну книгу про каменный уголь, он как раз и образовался из таких вот древовидных папоротников, хвощей и еще чего-то, тоже древовидного.

Когда двинулись назад, к берегу, на песчаных буграх попался нам кедр или сосна — иголки длиной с ладонь, а уж шишки что твой кокосовый орех. Начальство говорит, это одно из самых первых на свете хвойных деревьев — «араукария». Очень похожие араукарии встречаются на юге и в нашем двадцатом веке.

Кончаю писать. Идем дальше.

Продолжение записи.

...Шли вдоль моря. Прибоя почти нет, берег завален гниющими водорослями, скорее всего, их штормами выбросило. Очень скверный запах.

Добрались до лесистого и довольно высокого мыса, за ним начинается залив, уходящий далеко в глубь суши. Может быть, это и не залив, а устье какой-то большой реки. Течения не заметно. Наверное, оттого, что много воды растекается по окрестным болотам.

Александр Иванович шел медленно, осторожно, то и дело озираясь, будто нас ожидала засада. Мне велел держаться позади. Когда начальник оказался за кустом, я воспользовался моментом, скинул кеды и — в море. Вода теплая, как в ванне, и не очень-то соленая — в Черном море куда солонее, я в Крыму пробовал.

Только я окунулся, вдруг что-то в море как бухнет! Выскочил на песок, оглянулся, а это дельфин играет. Не дельфин, а дельфинище — метров пятнадцать, не меньше, настоящий кит!

Кувыркнулся он еще раз, и тут я его совсем хорошо рассмотрел: глаза белые, как тарелки, а пасть длинная, острая, зубастая, наподобие щучьей...

Нырнул дельфин, выскочил, а рядом из воды взметнулись какие-то толстые изогнутые прутья. Тотчас море в этом месте закипело, полетели фонтаны брызг. Гигант оглушительно бил хвостом, выскакивал, изогнувшись дугой, и снова исчезал в пенистом водовороте. Вот разыгрался! Наверно, выворотил со дна куст водорослей и трепал его, как щенок тряпку. На миг из волп показалось что-то вроде толстого пня с растопыренными корнями, потом вода успокоилась, кривой спинной плавник дельфина появился вновь и стал стремительно уходить в сторону розового, едва различимого вдали острова.

Позже Александр Иванович объяснил, что время дельфинов осталось у нас позади — мы его проскочили на много миллионов лет,— и, стало быть, мне посчастливилось наблюдать, судя по белым костяным щиткам вокруг глаз и зубастой пасти, ихтиозавра (по-русски — рыбоящера). Этот ихтиозавр не играл, а, по-видимому, охотился на свою любимую добычу — прадедушку нынешних осьминогов и кальмаров.

Но прежде чем я обо всем этом узнал, мне здорово досталось: начальство сразу заметило мокрые волосы и трусики. Александр Иванович ругался, кричал, что меня следовало бы отодрать за уши, и даже решил немедленно возвращаться. Но я сказал, что лучше все-таки отодрать меня за уши, и дал последнее-распоследнее честное слово беспрекословно выполнять любой приказ. Только тогда мы отправились дальше.

По дороге я выяснил, почему в здешней морской воде маловато соли: соль и всякие другие вещества в основном попадали в море с суши, их приносили с собой понемножку бесчисленные реки и ручьи. А в эту давнюю пору моря-океаны просто еще не успели просолиться как следует, времени не хватило.

...Вскоре мы обогнули мыс и двинулись по узкой полоске берега в глубь залива. Идти стало трудно. Густые заросли подступали порой к самой воде, под ногами чавкала грязь, то и дело на пути встречались груды поваленных деревьев. На куртке Александра Ивановича между лопаток появилось мокрое пятно, у меня самого рубашка — хоть выжимай. Опять ужасно захотелось выкупаться, но тут перед нами открылась бухточка, и в ней мы увидели такое, что всякая охота лезть в воду сразу пропала: не больше чем в сотне метров от берега в мутной тинистой жиже шевелились какие-то гладкие бурые островки, они то поднимались над поверхностью, то почти тонули. Время от времени то тут, то там, но обязательно возле островков, с плеском вылезали чудовищные удавы, извиваясь, они вытягивали высоко над водой свои шеи, с которых зелеными космами свисали водоросли, вертели плоскими змеиными головами и, осмотревшись, снова исчезали.

Я сразу заметил, что островки и удавы движутся в одном направлении — наискосок к нашему берегу. Только хотел я спросить Александра Ивановича, что это за живые островки и почему с ними рядом лазают под водой морские удавы, как сам все увидел и понял. Передний змей добрался до мелководья — его голова поднималась все выше и выше над водой. На берег вышло.. вот уж ни в сказке сказать, ни пером описать — настоящее чудо-юдо пятиметровая шея с маленькой головкой поднималась над верхушками деревьев, туловище вроде как у бегемота, только куда больше, ноги — шириной с бочку, а под брюхом слон пролезет!

Александр Иванович тер руки, словно они у него чесались, и тихонько стонал.

— О-о-о! Какой экземпляр! Аппарат! Полжизни за фотоаппарат!

Я сказал, что лучше бы ружье — на всякий случай.

— Какое ружье! — махнул рукой геолог.— Тут уж, если что случится, пушку надо. Это же бронтозавр! Шивой бронтозавр! Смотри, еще выходят!

Один за другим на берег вылезали все новые гиганты и гуськом уходили к лесу. Ящеры шли медленно, с трудом переставляя ноги-колонны. Их длинные хвосты, волочившиеся, как древесные стволы за трактором, оставляли в песке глубокие борозды.

— Вперед! — скомандовал геолог и бросился за бронтозаврами. Я догнал его и напомнил, что у нас нет оружия.

— Они не тронут, они травоядные! — не оборачиваясь, крикнул мой командир.

Довольно скоро мы догнали последнего ящера и пошли сбоку на приличном расстоянии.

Бронтозавр раза два поворачивал свою маленькую головку и с высоты разглядывал нас немигающими глазками.

— Иди, иди, дурак! — махнул ему Александр Иванович.— Двигай, отстанешь!

Бронтозавр послушался и ускорил шаг.

— Знаешь, сколько у него в голове мозга? — спросил геолог.— С грецкий орех! Впрочем, кроме головного, у бронтозавра есть еще мозги, покрупнее. Один мозг над передними ногами, другой в крестце, над задними. Конечно, эти мозги не для того, чтобы думать, просто они командуют движениями огромных конечностей.

Бронтозавры, ломая деревья, шли к широкому болоту. Берега его терялись в белесой дымке. Собственно, это было даже не болото, а какое-то причудливое смешение воды и суши,— на сколько хватал глаз, тянулся лабиринт зеленых островов и темных тинистых проток. Тут и там, в зарослях, на островах, в болотной жиже, вдали и совсем близко, шевелились исполинские туши. Их были сотни. Я заметил, что гиганты стремятся овладеть островами. Если клочок суши был слишком мал для двоих, ящеры били друг друга тяжелыми шеями и толкались. Над болотом неслись протяжные хрипы и мычание.

Александр Иванович смотрел во все глаза, словно зачарованный этим зрелищем.

— Что им здесь надо? — спросил я, тронув его за плечо.

— Не знаю, но, кажется, догадываюсь. А ну-ка подойдем поближе.

Плутая по более или менее сухим перешейкам, мы обнаружили здоровенную кучу преющей тины. Все вокруг было истоптано и переломано.

— Кажется, то самое, что нам нужно! — воскликнул геолог и, не жалея одежды, полез в грязь. Раскопав верхушку кучи, Александр Иванович издал торжествующий клич и вытащил нечто похожее на здоровенную белую дыню. Хоть и не хотелось пачкаться, а пришлось помогать. Дыня оказалась яйцом ящера, да таким тяжеленным, что нести его пришлось вдвоем.

— Там их много! — отдуваясь, говорил геолог.— Жаль, что рюкзаков нет, а то бы парочку захватили. Ничего, мы с тобой еща съездим сюда.

...Не успели мы отойти от края болота, как в зарослях послышался треск и какое-то сиплое кваканье.

Мы остановились, осторожно опустили яйцо на землю. Кваканье раздалось ближе. Александр Иванович схватил меня за руку и потащил за толстое дерево. Только мы спрятались, на болотистую поляну выскочили три очень странных ящера: держа длинные хвосты на весу, они бежали на задних ногах. Совсем маленькие передние лапы были прижаты к груди. Ящеры очень напоминали кенгуру, только ростом чуть побольше. Но кенгуру симпатичные, а эти — тьфу, пакость! — голая, обвисшая кожа, глаза злые, змеиные... Не останавливаясь, ящеры-кенгуру прыгали по краю болота, пока не увидели кучу, раскопанную Александром Ивановичем. Тут они притормозили, и в тот же миг во все стороны полетели ветки, комья грязи... Ящеры разрывали и разбрасывали кучу мордами, да так ловко, что мне бы за ними и с лопатой не поспеть. И яичную скорлупу они с размаху били тоже головой, как молотком.