Знамение пути, стр. 44

5. Пиво и пироги

Шёл пятый или шестой день путешествия, до Захолмья оставалось уже не так далеко, когда Волкодав поймал себя на том, что… соскучился по храмовой библиотеке.

Вот это была для него немалая новость. Да этак, фыркнул про себя венн, и по Хономеру стосковаться недолго!

Положим, по Хономеру тужить он начал бы весьма нескоро. Но вот книжный чертог вправду вспоминался всё чаще. И туда не успел заглянуть, и это не разыскал… И даже хранитель начал казаться не таким вредным, как раньше. Ну, брюзга, ну, кропотун [15], так и что с того? До книг ведь всё-таки допускал…

Сколько раз в этой самой библиотеке, оторвавшись от страницы, он смотрел в ровное пламя свечи – и видел в нём лесную дорогу вроде той, по которой ныне шагал. Небо над головой, вольно несущиеся облака в синеве… дыхание моря откуда-то издалека впереди…

И вот теперь всё вроде сбывалось, и босые пятки вовсю уминали травку между неглубокими песчаными колеями. И летели с востока на запад белые, белые облака. И морской берег, называемый Ракушечным, в не очень отдалённом будущем вправду сулил появиться перед глазами. Особенно если жители Озёрного края в самом деле начнут помогать ему так, как обещали юные итигулы… А вот поди ж ты: перестал, как бывало, просиживать по полдня перед книгой – и чего-то недостаёт!

Раньше он думал – так бывает, только если болезнь или ещё что-нибудь не даёт совершить воинское правило, без которого не полон прожитый день… И не очень-то понимал Эвриха, хватавшегося, чуть что, за перо-самописку и свои бесценные «Дополнения» – скорее занести туда нечто, представлявшееся арранту важным, хотя бы дело происходило в углу заплёванной корчмы, среди гвалта затеваемой драки, или на палубе сегванской «косатки», летящей навстречу погибели сквозь пронизанный молниями закат… Волкодав, помнится, всячески потворствовал тому, что считал придурью не в меру учёного парня, но всё же не до конца понимал, что прямо у него на глазах рождался трактат, который другие люди спустя двести лет будут читать… Дурак был, что тут ещё сказать можно.

В крепости-храме обитало великое множество книг. В том числе и посвящённых вовсе не восхвалению Единого и Близнецов, а скорее даже наоборот. С какой бы это стати, Волкодав опять долго не мог уразуметь, – ведь тот же Эврих в своё время немало натерпелся от Хономера именно потому, что пытался спасти от уничтожения труды каких-то мыслителей, являвшихся, по мнению жреца, «лжепророками и лжеучителями». И книги, говорил Хономер, эти лжеучителя понаписали всё такие, что человеку благочестивому грешно было до них даже дотрагиваться, не то что читать! И вот поди ж ты. На полках библиотечного чертога стояло едва ли не то самое, за что Эврих ходил весь в синяках, а потом мало не погиб от ножа убийцы, нанятого – не поленились же – за изрядные деньги! Как так?..

Поначалу венн едва уберёгся от искушения прямо расспросить о том Хономера и послушать, что скажет… Потом сообразил сам. Это как в бою: чем лучше загодя знаешь, в чём именно преуспел твой противник, тем легче будет его одолеть. Вот и Хономер предпочитал осквернять себя чтением книг нечестивцев, чтобы позже, во время проповедей, в пух и прах разносить вредоносные помыслы, грозящие извратить истинное учение. Почему же эти книги не прятали где-нибудь в тёмном подвале, дабы не могли они ненароком смутить души и умы молодых служителей Близнецов? А потому, что неопытные жрецы постигали науку своей веры под пристальным водительством Хономера и его приближённых, точно так же, как уноты Волкодава – благородное кан-киро. Он тоже не держал каждого за руку, воспрещая проверять навыки в трактирных потасовках, однако непременно узнавал о каждом подобном безлепии. Узнав же, надолго отрешал от уроков. А за попусту причинённое кому-то увечье прогонял совсем…

А кроме того, Волкодав по пальцам мог бы пересчитать тех, кого за три года видел в библиотечном чертоге читающими. Молодые жрецы не очень-то стремились просиживать за книгами свои неяркие пока ещё одеяния. Должно быть, других забот было в достатке.

Венн же – вот что значит охота пуще неволи – успел перезнакомиться со всеми купцами, продававшими книги на тин-виленском торгу. Годы не торопились менять его внешность в лучшую сторону, он по-прежнему был похож на законченного висельника, а вовсе не на книгочея, но капля камень точит – мало-помалу купцы начали с ним здороваться, а потом – даже раздобывать книги, о которых он спрашивал. Так Волкодав разжился кое-чем из того, что особенно понравилось ему в библиотеке. Цена на книги, некогда ужасавшая его ещё в Галираде, здесь, за морем, была уже вовсе безбожной, но Хономер платил очень неплохо, и денег хватало. Волкодав строго ограничивал свои приобретения совсем по другой причине. Из Тин-Вилены он собирался рано или поздно уйти, так не бросать же добрые книги?.. На счастье венна, прочитанное он надёжно запоминал, а потому и покупать решался только те тома, чья необозримая премудрость требовала перечитывания. Знаменитые «Описания» Салегрина Достопочтенного, два самых толковых «Начертания стран и земель» и, конечно, «Созерцание истории» великого Зелхата Мельсинского, – на книге, за которую сам учёный угодил в позорную ссылку, теперь наживалась тьма-тьмущая переписчиков и торговцев, поскольку спросом она пользовалась немалым… Было и ещё кое-что, приятно отягощавшее заплечный мешок Волкодава.

Книги, попадавшиеся ему на библиотечных полках и на торговых лотках, он с некоторых пор начал мысленно делить на две неравные части: путеводные и баснословные. Путеводными были те, что сообщали некие знания, накопленные подвигом и трудом: о земном устроении, о делах и людях минувшего, о заветах Богов и о каждодневных познаниях, например о лекарском деле. Баснословные же…

Ему понадобилось время и немалое усилие мысли, чтобы уразуметь: были, оказывается, люди, которые писали… о событиях, никогда на самом деле не совершавшихся. Они давали имена правителям и полководцам, отродясь не жившим на свете, и эти бесплотные тени принимались путешествовать по страницам, сражаясь, влюбляясь, размышляя и принимая решения, – ну ни дать ни взять всамделишные саккаремцы, вельхи, сегваны… Иные книготворцы даже описывали целые державы, помещая их, к примеру, «между Нарлаком и Халисуном», хотя всем известно, что Нарлак с Халисуном граничат напрямую и никаких посторонних держав с большими городами и реками там не бывало от века.

Кому нужны были подобные выдумки, когда вокруг лежал широкий живой мир, да и происходило в этом мире порою такое, что хоть год сиди – ничего подобного не придумаешь?.. Волкодав долго мучился недоумением, потом вспомнил, как говорили в таких случаях у него дома: «Не любо – не слушай, а врать не мешай». Он захотел разобраться и стал читать баснословные книги, пытаясь понять.

И ведь понял.

Каждый поступок о чём-то да говорит, обладая не только внешней стороной, но и духовным смыслом, так или иначе звучащим в великой песне Вселенной. Вот, скажем, кто-то кому-то заехал в лоб кулаком. Это может быть оскорбление. Это может быть предательство. Это может быть подвиг. Меняются обстоятельства, меняется с ними и смысл. А уж если дело касается целой цепи поступков – тем более.

Так вот, создатели небывалого просто не находили в известной им жизни поступков и событий, полностью отвечавших смыслу, о котором им хотелось бы рассказать. И тогда они брали частицу от одного, от другого, от третьего – и творили своё. Ну вот кто и когда, например, видел страну, где каждая семья по закону хранила из поколения в поколение только одно какое-нибудь ремесло и даже одежду обязана была носить определённого цвета, и суровое наказание ждало ослушников, вздумавших отступать от обычая?.. А написал же один такой баснотворец. И, понятно, закончил дело кровавым восстанием. Да приплёл благородство, и долг, и загубленную любовь… Чего ради? А в назидание: вдруг какой-нибудь усмарь, прочитав, утрёт нечаянную слезу и раздумает заставлять сына заниматься кожевенным делом, коли парень обнаружил и дар, и страсть войлоки катать… Правда, усмари подобные книги не больно часто читают…