Там, где лес не растет, стр. 63
Над изломанными вершинами невесомо парила в воздухе яркая точка… Издали она казалась летящей в поднебесье частицей огня, того самого, которому поклонялись нарлаки. Коренга и тот некоторое время мог только ошеломленно смотреть, хотя он-то хорошо знал, что это было такое.
Один из летучих коробов Ирезея, поднятый в вышину не иначе как для вечерней молитвы… Коренга смотрел и смотрел, ощущая безумную зависть к счастливцу, который сидел сейчас там, вознесённый над землёй рукотворными угловатыми крыльями… смотрел с высоты на пустошь и дальний лес, на тёмную нитку старой дороги… на него, Коренгу… Дышал воздухом орлиной высоты, и тот воздух определённо был не таким, как внизу, – прозрачным, чистым и сладким…
– Проснись, венн, – сказала Эория. – Они вряд ли дают чужакам подниматься на своих молитвенных коробах, так что лучше и не мечтай.
Коренга почувствовал, что краснеет.
– А тебе почём мечты мои знать?
Эория расхохоталась.
– Ты ещё спросил бы, откуда мне знать, что твоему Торону есть хочется. Вы же с ним одинаковые. Даже если захотите, ничего скрыть не сумеете. – Поразмыслила и тихо добавила: – И отец мой такой же.
Частица огня плыла впереди над горами. Сумерки постепенно затопили равнину, поползли вверх по склонам, гася пылающие скалы, но крылья летучего короба ещё долго продолжали рдеть в вышине.
ГЛАВА 60
Причина для задумчивости
Эория могла насмешничать сколько угодно, она сама не могла скрыть, до чего ей не терпелось увидеть знаменитые таинства Ирезея. Что до Коренги, в эту ночь его не беспокоили призрачные караваны из прошлого. Не оттого, что они оставили старую дорогу, просто молодой венн до самого рассвета так и не сумел сомкнуть глаз.
Луна ещё сохраняла яркость и полноту, и, лёжа с открытыми глазами, Коренга вдруг увидел, как серебряный лик светила пересекла неторопливая тень.
«Симураны!..» – ударило Коренгу. Он рывком приподнялся на полсти и стал смотреть, но это оказался не симуран. Над их стоянкой ходила беззвучными кругами огромная морская птица. То, что птица была морской, Коренга понял по крыльям, далеко превосходившим размах его рук. Он никогда прежде не видел таких птиц, ни в море, ни подавно над берегом. Она напоминала очень крупную чайку, но лишь отчасти. К тому же где чайки, там вечно драка и крик, а это существо скользило в ночном воздухе молча, почти не шевеля крыльями. Коренга стал следить, как умело отыскивало оно воздушные потоки над лесом, пустошью и ближним болотом, как спокойно опускалось к самой земле, зная, что струящиеся рядом незримые течения вовремя подхватят его и вознесут к самой луне – и всё это без видимого усилия, без взмахов и хлопанья крыльев…
Эту птицу легко было представить себе парящей над океаном что в бурю, что при полном затишье, когда никнут и обвисают паруса кораблей. Какая надобность привела морского летуна так далеко на недружественную сушу, где для него не было корма и где, случись что, он вряд ли сумел бы снова взлететь?.. Коренга чуть не разбудил Эорию, чтобы показать ей молчаливого гостя, но посмотрел, как размеренно приподнималось и опускалось её одеяло, и пожалел девушку.
Птица кружилась долго, словно нарочно давая Коренге как следует себя рассмотреть. Потом всё-таки сделала несколько взмахов, почему-то показавшихся ему очень печальными, и ушла в сторону моря. Коренга расслышал далёкий крик, полный беспредельной печали…
– Мы называем его Морским Странником, – сказала утром Эория. – У нас считают, что увидевший его должен задуматься.
– Почему? – насторожился Коренга. – Плохая примета?.. – И заявил с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал: – Вот уж не представляю, чтобы с твоим отцом в море могло что-то случиться!
Эория пожала плечами.
– Я тоже не представляю, – сказала она. – Я почему-то подумала о маме.
Вскинула, как пушинку, на плечи свой тяжеленный мешок и зашагала вперёд…
Очень скоро им повезло. Они встретили повозку, направлявшуюся туда же, куда и они, – в Ирезей. Ну то есть не просто так встретили, а на дороге. И не на той старой, давно умершей дороге, что бежала из ниоткуда в такое же сумрачное никуда, а на самом настоящем, земляном, хорошо наезженном тракте. Может, ирезейцы до последнего времени и вправду не пускали к себе чужаков, но торговали они с остальным Нарлаком достаточно бойко. Сперва Коренга разглядел впереди силуэты десятка громадных, тяжёлых телег, запряжённых могучими медлительными лошадьми. Большие колёса весомо вминались в по-весеннему податливое тело дороги, неторопливо катясь прочь от гор. Потом обоняния венна коснулся запах, принесённый ветерком. Запах был такой, что Торон звонко чихнул, мотнув головой. Коренге же в первый миг померещилась наводящая ужас вонь разложения, но потом он понял свою ошибку. Примерно так же, тухлыми яйцами, смердели горячие источники близ кряжа Камно, куда кузнец Железный Дуб возил больного сынишку спасать потерявшие владение ноги. Тамошний смрад точно происходил не от плотского тлена, просто уж таково было в тех местах естество земли, дарующей исцеление зверю и человеку.
Может, в Ирезее тоже били подобные источники, и сметливый народ укупоривал их воду в кувшины и бочки, чтобы с выгодой продать на стороне?..
А потом схлынула удушливая волна, и Эория с Коренгой увидели повозку, бодро катившуюся в противоположном направлении – к горам.
Крепкую мохнатую лошадку вёл под уздцы молодой парень, выглядевший ровесником Коренге, его бородатый отец восседал наверху. Коренга сразу обратил внимание на груз. Опираясь на задний бортик телеги, торчали длинные, тщательно выглаженные жерди толщиной в руку. Их передние концы были придавлены двумя мягкими тюками, не иначе, большими свёртками ткани, укрытой от дождя и пыли в мешках. Сердце стукнуло невпопад: «Неужели заготовки для короба-летуна?..»
– Мир по дороге, почтенные, – первым поздоровался Коренга. – Не в Ирезей ли путь держите?
Всё-таки, оказывается, он успел нахвататься достаточно нарлакского, чтобы уметь задать простые вопросы. И даже надеяться что-то понять, если люди отвечали ему.
– Да согреет вас Священный Огонь, добрые странники, – весело отозвался парень, и его отец степенно наклонил голову. – Кладите же вашу поклажу к нам на телегу, чтобы она не отягощала ваших шагов к благословенным местам!
Между прочим, повозку, груз и самих огнепоклонников охраняла большая сука белой халисунской породы. Длинная шерсть, сбившаяся грязноватыми войлочными шнурами, мела по земле, глаз за растрёпанной чёлкой было не рассмотреть, но взгляд их наверняка был настороженным и суровым. Если бы Эория с Коренгой путешествовали сам-друг, она их подпустила бы самое близкое на расстояние громкого окрика. Но с людьми подошёл вновь укутанный в попонку Торон, и бдительная псица мигом растеряла враждебность, а потом и вовсе растаяла. Сразу обнюхалась с ним, взялась играть и перестала обращать внимание на его спутников. Несомненно, она распознала в Тороне тумака симурана и решила, что подобный кобель скверных людей привести с собой ну просто не мог!
Торону, впрочем, было особо не до игры. Он совестливо тянул поводок, помогая тележке хозяина одолевать дорожные колеи, слишком глубокие для маленьких колёс.
– Хорош пёс у тебя, добрый иноверец, – сказал Коренге парень. – Работник, смотрю, отменный, а уж красив!..
Коренга ответил, блюдя достойную скромность:
– Твоя сука ничем ему не уступит. Я слышал, сам государь привержен этой породе и оказывает своим халисунским собакам доверие, которого не удостоились телохранители-люди.
Парень заулыбался, польщённый.
– Мы едем к родственнику, – сказал он Коренге. – У него живёт её брат. Ты сам увидишь, что это за пёс. Вот на кого действительно стоит посмотреть!
Коренга мысленно покачал головой. Что бы ни говорили о непревзойдённой свирепости белых псов Халисуна, от Торона ирезейский кобель наверняка удерёт не хуже того сольвеннского цепняка. Так уж звучала в жилах Торона его Крылатая кровь. Кобели не чаяли унести ноги подальше, суки, напротив, не чаяли удостоиться ласки. Вслух, конечно, молодой венн сказал совершенно иное: