Корабли времени, стр. 39

Олдфилд распахнул перед нами ящик. Там лежали металлические эполеты и газовые маски.

— Будет лучше если вы наденете это — на всякий случай.

Моисей с отвращением помял в руках резиновую маску со стеклами.

— По-вашему, я должен напялить это себе на голову?

— А как же, обязательно, — поспешил на помощь Филби, показывая, как это сделать. Там, снаружи, небезопасно, — пробубнил он из-под маски.

— Мы не дома, — сказал я Моисею, выбирая пару «эполет». Здесь свои правила игры.

Эполеты оказались тяжелыми, зато легко крепились к плечам. Маска же, врученная Олдфилдом, несмотря на то, что пришлась по размеру, была жутко неудобной. Стекла тут же запотели и по резине и кожаной окантовке потекли водяные струйки.

— К такому наморднику трудно привыкнуть.

— Привыкать не придется, мы не собираемся здесь задерживаться, — прогудел из-под маски Моисей.

Я повернулся к Нево. Бедный морлок в дополнение к школьному костюмчику получил смешную маску на несколько размеров больше своей головы.

Я похлопал его по плечу:

— Зато теперь ты окончательно смешался с толпой!

Он воздержался от ответа.

Мы выбрались из механической утробы «Лорда Рэглана» в яркий весенний день. Было около двух часов пополудни и Солнце играло на мрачно-пятнистой броне джаггернаута. Маска тут же заполнилась потом и едкими испарениями резины и стала в несколько раз тяжелее. У меня появилось чувство, словно на голове у меня мельничный жернов.

Небо в вышине распахнулось громадное небо, на котором не было ни облачка, хотя местами были заметны белые завихрения и трассы. На конце каждого из таких следов сверкала крошечная точка, слово пуля. Я сразу понял, что это какие-то летательные аппараты.

Джаггернаут остановился все на той же Питершам-Роуд. Но улица сильно отличалась от той, какой она была в 1873-м и даже в 1891-м. Многие дома я узнал, среди них и собственный — с поросшей мхом крышей и осыпавшейся штукатуркой. Однако сады и террасы были все те же и давали урожай растений которых мне видит не доводилось. Заметно было также, что пострадали и многие дома — словно здесь недавно прошло землетрясение. От некоторых строений остались одни фасады, торчащие из земли. Крыши же и внутренние стены обвалились — и в них зияли пустые окна. Многие дома стояли обугленные, опустошенные огнем. От других остались лишь кучи битого кирпича. Пострадал даже мой дом: лаборатории больше не было. Судя по всему, разрушения произошли давно: всюду пробивалась зелень и молодые деревца, окна, словно шторами были завешены прутьями ив. Казалось, жизнь торопилась восстановить ущерб, нанесенный войной.

Все те же деревья спускались по склону к Темзе, уже заметно выросшие. Они также носили следы разрушений. Пьер не пострадал, но от ричмондского моста остались только покосившиеся опоры. Питершамские луга были засеяны все теми же незнакомыми культурами, что и в садах, а по реке плыла какая-то ржавая пена.

И вокруг ни души. Ни одной повозки, кеба, экипажа. Разбитая мостовая заросла сорняком. И ни звука человеческого присутствия: ни смеха, ни криков, ни детского шума. Даже птицы молчали.

И Темза была непривычно пустой: здесь не было прогулочных лодок с пестрыми зонтиками, и на прибрежных склонах не горели костры пикников — что было типично для середины июня.

Все это исчезло, и, возможно, навсегда. Чем-то зрелище напоминало живописные руины 802701 года. Я даже представить себе не мог, что Лондон так скоро докатится до подобного состояния!

— Боже Великий, — произнес Моисей, — что здесь стряслось? Что произошло с Англией? Она вымерла?

— Англия в порядке, — поспешил сообщить Олдфилд, — но эти края теперь небезопасны. Газ и воздушные торпеды загнали всех под Купола.

— Филби, — обратился я к приятелю, — Что стало с духом нации? Почему здесь никто ничего не восстанавливает?

Рука Филби в защитной перчатке легла мне на плечо.

— Однажды нам довелось пережить такое, что наша жизнь изменилась безвозвратно. Раз и навсегда. Так что теперь дух нации в другом.

Тут голос его сорвался.

— Пойдем, — сказал он, — лучше не задерживаться — место открытое.

Вскоре металлический остов «Рэглана» остался далеко позади. Мы устремились по дороге в сторону центра города. Наше шествие замыкали двое солдат. Остальные спешили сзади, то и дело беспокойно поглядывая в небо. Я заметил, что Бонд заметно прихрамывает на левую ногу.

Я еще раз прощально оглянулся на джаггернаут, где, как в металлическом сейфе, хранилась сейчас машина времени — мой последний и единственный шанс вернуться домой из этого бесконечного кошмара альтернативных историй. Но теперь машина была недоступна — оставалось только ждать случая.

Мы шли по Хилл-Стрит, затем свернули на Джордж-Стрит. Не был и следа привычной суеты и шика, царивших на этой улице, полной лавок и магазинов. Универмаги Гослинга и Райта были заколочены, и даже доски на витринах успели выцвести под Солнцем. В одном из расколоченных окон блеснул крысиный взгляд мародера. Мы свернули за выступающий угол фасада мимо столба тумбы с содранными афишами и разбитым стеклом.

— Это бомбоубежище от воздушных налетов, — успокаивающе шепнул Филби сказал Филби, заметив мое беспокойство. — Одно из ранних конструкций. В случае прямого попадания… Вот на этой тумбе маски и респираторы, для гражданской обороны. Всем этим пользовались, пока не появились Купола.

— Я вижу, мир изменился к худшему, если в нем появились таким слова как «бомбоубежище», Филби.

Он вздохнул:

— Ничего не поделаешь, ведь у них воздушные торпеды.

— У них?

— Я имею в виду германцев. Летательные аппараты, способные разбомбить все на двести миль в округе и вернуться на базу. Это механические приспособления, управляемые без вмешательства человека. Воистину мир чудес; множество потрясающих открытий было сделано во время войны и во имя ее. Так что вам здесь будет интересно.

— Германцы… — пробормотал Моисей. — Со времени появления Бисмарка у нас с ними постоянные проблемы. И что, этот старый мерзавец еще жив?

— Нет, но у него остались достойные продолжатели, — мрачно изрек Филби.

И продолжал повествовать о чудесах военного времени: о подводных лодках, проводивших газовые атаки с десятком воздушных торпед на борту, каждая из которых укомплектована газовыми бомбами, о потоке железных монстров, топтавших разбомбленные земли Европу, о джаггернаутах, которые могли плыть под водой и зарываться под землю, о новых минах, ружьях и прочем, столь же необычном.

Я избегал взгляда Нево, чтобы не читать там приговор. Моя раса не жила без войн.

2. Путешествие на поезде

Вскоре мы дошли до вокзала. Это был совсем не тот вокзал, откуда я отправлялся в 1891-м из Ричмонда в Ватерлоо, через Бернс. Это новое строение возвышалось в самом центре города, неподалеку от Кью-Роуд. Странное это было сооружение: никаких касс и расписаний, только голая бетонная платформа, вытянутая вдаль. Поезд уже поджидал нас: мрачного унылого вида локомотив выпускал клубы пара из котла. К нему был прицеплен всего один вагон. Никаких фонарей и знаков правительственной железнодорожной компании.

Олдфилд раскрыл перед нами дверь вагона: тяжелую, обложенную по краям резиной. Глаза его за стеклами противогаза бегали по сторонам. Очевидно, Ричмонд 1938-го года считался неспокойным местом.

Вагон ничего особенного собой не представлял: тесные ряды деревянных скамеек и никакой обмывки и украшений. Изнутри он был выкрашен в тускло-коричневый цвет. Окна были плотно закрыты, и над каждым находилась затемняющая штора, которую можно было поднимать и опускать по своему усмотрению.

Заняв места, мы оказались лицом друг напротив друга. Было душно: в этот солнечный день, похоже, печки продолжали работать внутри, а может быть, так казалось из-за того что окна были плотно закупорены. Хотя нельзя было открыть форточки, единственным спасением от жары оставались шторы.