ТАСС уполномочен заявить, стр. 45
Славин
Пилар протянула стакан:
— Знаете, как у нас называют джин?
— У кого это «у нас», — посмотрев на Глэбба, спросил Славин. — Вы имеете в виду фирму или местность?
— Я имею в виду Испанию.
— У вас джин называют «хинеброй», я прав?
— Вит прекрасно разговаривает по-испански, — сказал Глэбб. — Как и все разведчики, он великолепно владеет иностранными языками.
— Джону это лучше знать. Иначе, видимо, трудно работать: попробуй в Гонконге прожить без китайского — сразу провалишься. Вы никогда не жили в Гонконге, Пилар?
— А вы? — спросил Глэбб, рассмеявшись слишком уж громко. — Вы, верно, жили всюду, Вит?
— Нет, меня не пустили, не дали визы. Я указал, что еду туда по делу некоего Шанца, он, по-моему, работал там в сфере бизнеса, но Пекин нажал на местные власти, меня завернули…
Пилар быстро глянула на Глэбба — лицо ее было по-прежнему улыбчивым, красивым, но в глазах появилась тревога; зрачки расширились, и поэтому казалось, что она плохо видит, вот-вот достанет из маленькой кожаной сумочки очки в тонкой золотой оправе.
— Как интересно, — сказал Глэбб. — Но вы, наверное, описали этот свой вояж в русской прессе?
— Тема — не журналистская. Ее нельзя пропустить через газету. Это скорее роман. Вы любите авантюрные романы, Пилар?
— Я люблю авантюрные романы, — медленно ответила женщина и снова посмотрела на Глэбба.
— Она любит фильмы. Про Бонда, — помог ей Глэбб. — Про русских шпионов, которые вот-вот победят, но в конце концов проигрывают, потому что мы сильнее.
— «Мы»? — снова усмехнулся Славин. — Я не знал, что ваша торговая фирма связана с английской разведкой. Знаете, если бы я был режиссером, я бы снял фильм. Не то чтобы снял, а скорее доснял. Я бы подснял к «Из России с любовью» только один кадр: после того как счастливый Бонд увез нашу шифровальщицу в Лондон, на экране появляется титр: «Операция внедрения прошла успешно, приступаю к работе, Катя Иванова».
— Сейчас придет Пол Дик, продайте ему этот сюжет, но не продешевите, Вит; меньше тысячи это не стоит.
Пилар отпила глоток тинто и, неотрывно глядя в глаза Славина, заметила:
— Ты временами бываешь плохим коммерсантом, Джон. Такой сюжет — поскольку я немножко знаю мир искусств — стоит не менее ста тысяч. Сразу же. На месте.
— Платите, — сказал Славин. — Я согласен.
— Может быть, в Штатах уплатят больше, — перестав смеяться, сказал Глэбб. — Я говорю серьезно, я готов снестись с Голливудом немедленно, у нас хорошая связь.
— Вы убеждены, что вашей рекомендации достаточно? — спросил Славин.
— Убежден.
— Что — писали сценарии?
Глэбб ударил себя по ляжкам, согнулся — выказал, как ему стало смешно, — а потом снова сделался обычным, открытым и веселым Джоном.
— Ну вас к черту, Вит! Не надо так потешаться над неискушенными в искусстве коммерсантами.
— Виталий — очень красивое имя, — сказала Пилар. — Как Витторе в итальянском.
— Похоже на немецкого Вильгельма, — заметил Славин. — Правда, разные смыслы заложены.
— Я, между прочим, встречал Шанца в Гонконге, Вит. Седой старик с синим носом, да?
— Нос у него посинел к старости. Когда ему было тридцать, нос у него был вполне пристойный, ему ж нельзя было пить, он работал в гестапо, там не держали пьяниц — серьезная контора…
Пол Дик пришел трезвый. Он хмуро поздоровался с мужчинами, дал поцеловать себя Пилар, от виски отказался:
— Не буду. Сегодня и завтра не буду.
— Что так? — спросил Славин.
— Готовлю хороший удар против вас, Вит.
— Стоит ли?
— Стоит. Играть надо чисто.
— Согласен, — сказал Славин. — С этим согласен абсолютно. Я, между прочим, накопил несколько интересных историй, связанных с нечистой игрой, могу продать.
— Я пропился. Куплю в долг.
— Ладно. Подожду. Так вот, я начал рассказывать о Гонконге, про тамошнюю мафию…
— Нет, нет, — сказал Глэбб, — лучше вы продайте Полу сюжет про Бонда! Ты не представляешь себе, Пол, как это остроумно и зло! Я восхищаюсь Витом. Представляешь, фильм кончается тем, что девочка, которую увез Бонд, ну помнишь, эта чекистка, шлет в центр шифровку из Лондона: «Операция внедрения прошла успешно, легализовалась, приступаю к исполнению служебных обязанностей». Здорово, а?!
— Про служебные обязанности у нас говорят, — заметил Славин, — когда человек погиб, выполняя долг…
Дик хмуро посмотрел на Славина:
— Зловещий, между прочим, сюжет. Напоминает правду.
— Не мы придумали Бонда, который гробит наших людей, Пол, не мы сделали из него героя — человека, который лихо щелкает русских.
— Ладно, рассказывайте ваш сюжет.
— Нет, сколько уплатите за этот, про Бонда? Джон предложил сто тысяч.
— Это я предложила сто тысяч, Вит, вы ошиблись.
— Покажите мне таких продюсеров, — впервые за весь разговор хмыкнул Пол Дик, — я заработаю десяток миллионов в неделю, семьдесят процентов — вам, о'кэй? Ну, рассказывайте. Было бы прекрасно, окажись ваш сюжет не столь гонконгским, сколько луисбургским, — судьба Зотова занимает меня почти так же, как вас. Сначала один русский сыграл в ящик, потом другой, не слишком ли много за неделю, а?
— Не было бы третьего? — вопрошающе глянув на Глэбба, сказал Славин. — Так вот. Помните, в Нюрнберге проходил по делам СС некто Вильгельм Шанц?
— Не помню.
— Мы, американцы, нация без памяти, — заметил Глэбб. — Тяжелая память мешает жизни, она подобно болячкам на ранах — гноится…
— Если бы мы потеряли двадцать миллионов, память была такой же, — заметил Пол. — Я не помню Шанца, наверное, это из палачей низкого ранга?
— Да. Экзекутор. Мы доказали его участие в сорока семи ликвидациях…
— Что такое «ликвидация»? — спросила Пилар. — Если про жестокость, то не надо, Вит, и так слишком много горького в мире…
— «Ликвидация» у них означала поголовное уничтожение жителей деревни или городка, начиная с младенцев и кончая больными.
— Это во время борьбы против партизан? — спросил Глэбб.
— А что — это служит оправданием? — Славин подвинул свой стакан Пилар, и она сразу же налила ему джина.
— Можно, я положу лед рукой? — спросила она.
— Конечно, — ответил Славин, продолжая смотреть в глаза Глэббу. — Так что же, Джон, борьба с партизанами может служить оправданием такого рода ликвидаций?
— Ну, конечно, нет, Вит. Я уточнял — всего лишь. Зверства наци отвратительны.
— Так вот, мы изобличили этого самого Шанца; он жил в Канаде, но его нам не выдали, и он исчез. А потом проклюнулся в Гонконге, с американским уже паспортом…
— Да нет же, — поморщился Глэбб. — По-моему, он там подвизался с каким-то никарагуанским или гаитянским картоном. Я убежден, что он не стал гражданином Штатов.
— Да? Ну что ж… Это хорошо… Так вот, когда в Гонконге, лет десять назад, случился скандал — на аэродроме захватили группу китайских мафиози с героином, — этот самый Шанц организовал бегство из города какой-то португалки или испанки, кажется Кармен, такой же красивой, как наша очаровательная Пилар, и угрохал того человека, который взял на себя вину. Он и мистер Лао, нет, Джон?
— Почему вы меня спрашиваете об этом?
— Ты же работал в Гонконге, — пожал плечами Пол. — Поэтому он и спрашивает.
— Я там работал наездом, несколько недель, чисто коммивояжерский бизнес.
— Тогда понятно, — сказал Славин. — И конечно, вы не знали тамошнего представителя ЦРУ, он же был замешан в скандале, его как-то погасили, этот скандал, но угли тлеют, Джон, угли тлеют. Как, Пол, интересно раздуть эти угли?
— Как вам сказать… Кое-что есть, но для настоящего скандала маловато…
Глэбб снова громко рассмеялся, хотя лицо его — Славин это видел — было напряженно до предела.
— В нашей стране популярны суперскандалы, Вит. То, что вы рассказали, — будни, скучная пародия на «Крестного отца».